– Ну, Дэви, ты был неосторожен?
Есть много возможностей проявить неосторожность, но только об одной из них он мог спрашивать меня с таким видом.
– Не думаю, – ответил я.
– Тогда, может, кто из остальных? – предположил он.
И снова я с ним не согласился.
– Хм, – фыркнул он, – тогда можешь ответить, почему Джо Дарли расспрашивает о тебе? Есть какие-нибудь предположения?
Я понятия не имел и так ему и сказал. Он покачал головой.
– Парень, мне это не нравится.
– Только обо мне или о других тоже? – спросил я.
– О тебе и о Розалинде Мортон.
– А-а, – протянул я с беспокойством. – Но ведь это всего-навсего Джо Дарли… Может, он что-то услышал о нас и хочет раздуть скандал?
– Может быть, – сдержанно согласился дядя Аксель. – А с другой стороны, инспектор всегда использует Джо, когда ему надо что-нибудь разузнать потихоньку. Мне это не нравится.
Мне тоже стало не по себе. Но коль скоро Джо не обратился к нам, я не думал, что он сможет добыть против нас какие-нибудь улики. Ведь нам, сказал я дяде Акселю, нельзя предъявить ничего, никакого обвинения, которое подводило бы нас под какой-нибудь определенный пункт Правил об Отклонениях.
Дядя Аксель покачал головой:
– Эти правила только включают, но не исключают. Нельзя узаконить тысячи возможных случаев, а только наиболее частые. Так что могут появляться новые, которые рассматриваются отдельно. Это как раз входит в работу инспектора: наблюдать и в случае необходимости проводить расследование.
– Мы обсуждали, может ли такое произойти, – сказал я. – Но ведь если начнут выяснять, они же не будут знать, о чем спрашивать. Все, что нам надо будет делать, это притвориться удивленными, как все нормальные люди. Что может узнать Джо или кто-то другой? У них могут быть только подозрения, но никаких улик.
Однако дядя Аксель не мог успокоиться.
– А Рэчель? – предположил он. – Ее так потрясло самоубийство сестры. Ты не думаешь, что она…
– Нет, – уверенно ответил я. – Даже если не брать в расчет, что она не может обвинить нас, не уличая себя, мы бы знали, если бы она что-то скрывала.
– Ну ладно, а маленькая Петра? – спросил он.
Я уставился на него:
– Откуда вы знаете о Петре? Я никогда вам о ней не рассказывал.
Он удовлетворенно кивнул:
– Значит, она тоже. Я так и понял.
– Как вы узнали об этом? – Я не мог успокоиться, сразу начав соображать, кому еще могла прийти в голову такая мысль. – Она сама вам сказала?
– Да нет, как бы тебе сказать, я просто наткнулся на это. – Он помолчал и добавил. – Косвенным путем это пришло от Анны. Я предупреждал тебя, что ее брак с этим парнем до добра не доведет. Есть такой тип женщин, которым недостаточно сделаться рабыней мужчины, чтобы он о них ноги вытирал. Им надо полностью отдавать себя в его власть. Анна была такой.
– Уж не хотите ли вы сказать… Вы считаете, что Анна рассказала Алану о себе? – запротестовал я.
– Рассказала, – кивнул он. – Она сделала больше. Она рассказала ему обо всех вас.
Я смотрел на него с недоверием:
– Почему вы так уверены, дядя Аксель?
– Уверен, Дэви. Возможно, она не хотела этого. Возможно, она рассказала ему только о себе, будучи женщиной, которая не умеет хранить тайны в постели. Возможно, ему пришлось выбить из нее имена остальных. Но факт тот, что он их знал. Это точно.
– А если и знал, вы-то как узнали, что ему известно? – спросил я с возрастающей тревогой.
Он заговорил медленно, как бы вспоминая:
– Когда-то давно в Риго был в гавани кабачок. Его содержал некто Гроус и получал немалый доход. У него под началом работали три девушки и двое парней. Они исполняли все, что он говорил, буквально все. Если бы он захотел рассказать о них все, что знал, то один из молодчиков точно бы болтался на виселице за участие в корабельном мятеже, а две девицы – за убийство. Не знаю, что натворили остальные, но их он тоже держал в тисках. Это был шантаж в чистом виде. Если им давали чаевые, он забирал их целиком. Он следил, чтобы девушки были любезны с моряками, посещавшими кабачок, а то, что они извлекали из гостей, тоже брал себе. Я часто наблюдал, как он обращался с ними, видел выражение его лица, когда он смотрел на них. С каким злорадством. Потому что он знал, что они в его власти и им это известно. Стоило ему нахмуриться, и они начинали плясать вокруг него.
Дядя Аксель помолчал, задумавшись.
– Я никогда не думал, что снова увижу подобное выражение на лице человека. И где? В вэкнакской церкви! Из всех мест! Мне стало нехорошо, когда я это увидел. Именно такое выражение. На лице у него, когда он рассматривал сначала Розалинду, потом Рэчель, потом тебя и, наконец, маленькую Петру. Больше его никто не интересовал. Только вы четверо.
– Вы могли ошибиться… Какое-то выражение лица… – начал я.
– Не какое-то! То самое выражение. Я узнал его. Меня как будто снова перенесло в Риго, в кабачок. Ну а кроме того, если я не прав, то как я узнал про Петру?
– Что вы сделали?
– Я пошел домой и хорошенько подумал о Гроусе, какую удобную обеспеченную жизнь он вел, и еще кое о чем. А потом я натянул на мой лук новую тетиву.
– Так это вы?.. – воскликнул я.
– Больше ничего не оставалось, Дэви. Конечно, я знал, что Анна будет винить кого-то из вас. Но ведь она не могла выдать вас, не выдавая себя и свою родную сестру. Безусловно, риск существовал, но я должен был на него пойти.
– Риск был. Все чуть не пропало. – И я рассказал ему о письме, которое Анна оставила инспектору.
Он покачал головой:
– Я считал, что так далеко она не зайдет, бедняжка. Но все равно. Сделать это было необходимо. И сделать быстро. Алан дураком не был. Он бы постарался обезопасить себя. Прежде чем начать заниматься вами, он бы оставил у кого-нибудь письмо, которое надо было бы вскрыть в случае его смерти, и проследил бы, чтоб вы все знали об этом. Вы все оказались бы в ужасном положении. Чем больше это до меня доходило, тем яснее я понимал, насколько это было бы ужасно для вас.
– Вы многим рисковали ради нас, дядя Аксель, – вымолвил я.
Он пожал плечами:
– Для меня риск был невелик, для вас – огромен.
Помолчав, мы вернулись к разговору о нынешнем нашем положении.
– Все эти расспросы не могут быть связаны с Аланом. Ведь с тех пор прошло много месяцев, – рассуждал я.
– Более того, это не те сведения, которыми Алан стал бы делиться с кем бы то ни было, если собирался на этом поживиться, – согласился дядя Аксель. – И еще одно: многого они знать не могут, иначе уже объявили бы расследование. Чтобы сделать это, они должны быть абсолютно уверены. Инспектор не захочет попасть впросак с твоим отцом, да и с Энгусом Мортоном, если на то пошло. Но все равно непонятно, что натолкнуло их на вас.
Я снова вернулся к мысли об истории с Петрой и ее пони. Дядя Аксель, конечно, знал о его гибели, но и только. Иначе пришлось бы рассказать ему о Петре, а у нас был молчаливый уговор, что чем меньше ему известно о нас, тем меньше придется ему скрывать в случае несчастья. Однако теперь, когда выяснилось, что он знает о Петре, я рассказал ему о происшедшем более подробно. Мы оба сомневались, что причина в этом, но за неимением другой ниточки он взял на заметку имя незнакомца.
– Джером Скиннер, – повторил он с сомнением. – Ладно, попробую разузнать о нем.
Этой ночью мы долго совещались, но ни к чему не пришли. Майкл высказался так:
– Раз вы с Розалиндой совершенно уверены, что в вашей округе ничего подозрительного не происходило, то, по-видимому, единственный, кто мог все начать, это человек из леса. – Он использовал мысль-образ, чтобы не возиться с передачей по буквам «Джером Скиннер». – Если все исходит от него, то он должен был представить свои подозрения инспектору своего округа, а тот передать сообщение по форме инспектору вашего округа. Это означает, что уже несколько человек занимаются этим делом и расспросы будут еще о Сэлли и Кэтрин. Погано то, что сейчас все настроены крайне подозрительно из-за слухов о готовящемся большом вторжении из Зарослей. Я попытаюсь завтра что-нибудь разузнать и тогда сообщу вам.
– А что нам делать? – вставила Розалинда.
– В настоящий момент ничего, – посоветовал Майкл. – Если мы правильно рассудили, откуда все пошло, то вы составляете как бы две группы: одна – Сэлли и Кэтрин, вторая – ты, Дэвид и Петра. А остальные трое вне подозрений. Не делайте ничего необычного, а то они схватят вас по подозрению. Если дело дошло до расследования, мы, как и решили, должны прикинуться простачками. Самое слабое место – Петра. Она слишком мала, чтобы в этом разбираться. Если они начнут с нее, то могут и подловить ее, и обмануть, а это может кончиться для всех нас стерилизацией и Зарослями… Она становится ключом ко всему делу, поэтому ни в коем случае не должна попасть к ним в руки. Возможно, как раз ее не подозревают, но она была там, на поляне, и, конечно, с ней будут разбираться тоже. Если к ней проявят хоть какой-то интерес, лучше плюнуть на все, забрать ее и бежать. Если они начнут ею заниматься, то тем или иным способом вытянут из нее все.
Может быть, вся эта история рассосется, но в случае, если нет, ответственность на Дэвиде. Тебе, Дэвид, придется позаботиться, чтобы ее не взяли на допрос. Любой ценой. Если для этого придется кого-то убить, ты должен будешь убить. Они, не задумываясь, убьют нас, если у них будет предлог. Помни, если они вообще займутся этим делом, то будут стремиться уничтожить нас, быстрым способом или медленным.
Если же дело дойдет до крайности и ты не сможешь спасти Петру, гуманней будет убить ее, чем дать стерилизовать и вышвырнуть в Заросли. Это будет милосерднее. Ты понял? Все согласны?
Согласны были все. Когда я подумал о маленькой Петре, искромсанной и брошенной нагишом в Зарослях, чтобы погибнуть или выжить, если случайно повезет, я тоже согласился.
– Что ж, – продолжал Майкл. – Для большей безопасности было бы неплохо вам четверым и Петре подготовиться к побегу по первому слову.