– Гляньте! – выкрикнул оттуда высокий женский голос. – Там еще люди остались!
Над заревом вознеслось многоголосое «ах», но на помощь никто не двинулся. И винить людей за это было нельзя. Что они могли сделать для его спасения? Тут уж каждый сам за себя. Балкон находился в сорока локтях над улицей, так что прыгать опасно. Если и не убьешься, то все равно костей не соберешь. Надо изыскать какой-то иной способ. Эх, сейчас бы сюда веревку, любую… Мелькнула мысль разорвать на себе плащ, тунику и связать их с разбросанным по полу тряпьем. Хотя пока он будет с этим возиться, огонь наверняка пожрет и веревку, и того, кто по ней сползает…
Перед балконом в трескучем снопе искр взвился пронзительно-желтый язык пламени, заставив Катона отшатнуться обратно в комнату. Оставалось одно: прорваться сквозь огонь и выскочить из здания, или, во всяком случае, спуститься настолько, чтобы найти окно, через которое можно будет выпрыгнуть на улицу с минимальным для себя ущербом.
Префект плотнее завернулся в плащ и, схватив ведро воды, окатил себя с головы до ног – как оказалось, недостаточно, чтобы ткань намокла как следует. Катон огляделся и увидел, что по углам комнаты стоят еще два ведра. В одном тоже была вода, и он вылил ее на себя. А вот другое было до краев заполнено мочой; видимо, ее за плату готовились сдать сукновалу. Брезгливо морщась, Катон выпростал на себя и его. В ноздри ударил едкий запах. Откинув ведро, префект решительно вышел на площадку. Она уже дышала гибельным зноем, и он плотней надвинул на голову капюшон.
В эту секунду откуда-то сверху донесся крик о помощи – высокий, по-детски беспомощный. Ребенок. Катон тихо ругнулся. Однако дальнейшие действия выбирать не приходилось; повернувшись на каблуках, он через две ступеньки взбежал на верхний этаж, на плач. Здесь на пороге одной из квартир увидел худенького несмышленыша лет четырех-пяти. Ребенок был бос, в дырявой тунике, обеими ручонками зажимал себе рот, щурясь от сбегающих по чумазым щекам ручейков слез.
– Ты что тут делаешь? – спросил Катон строго, в душе ярясь на взрослых, что бросили ребенка на произвол судьбы. Подбежав, он подхватил мальчонку на сгиб локтя, после чего устремился обратно к лестнице. Но малыш с неожиданной силой забрыкался, указывая ручонкой на проем комнаты.
– Мама, мама! – заверещал он.
Катон приостановился, затем повернул назад. Час от часу не легче…
Как и у него, эта квартира состояла из двух комнат, но в первой комнате он никого не заприметил. Кучки разбросанного по полу тряпья, на столе деревянные тарелки с остатками ужина, корзина с дешевыми побрякушками. Лишь зайдя во вторую комнату, Катон увидел, что там, лежа на боку, похрапывает женщина, а рядом с ней на засаленном одеяле развалился мужчина. Здесь воздух еще не заволокло дымом, а потому была возможность дышать. Катон поставил мальчика на пол и, пнув лежащий на боку пустой кувшин, встряхнул женщину:
– Эй! Проснись, глупая! Пожар!
Та пошевелилась не открывая глаз, кашлянула и отвернулась. Мужчина валялся ничком, с отвисшей челюстью, и беспробудно дрых. Катон снова затормошил женщину, теперь уже сильнее:
– Просыпайся, чтоб тебя!
Та, мотая головой, нахмурилась и сонно выругалась. Катон дал ей пощечину. Женщина распахнула глаза и съежилась, испуганно прикрывая голову руками
– Что? Ты что делаешь? Не бей меня! Умоляю!
В ее глазах стоял ужас; оставалось лишь догадываться, какие унижения ей приходится претерпевать по жизни. Он взял ее за руки и настойчиво заговорил:
– Нужно идти. Сейчас же.
– Нет…
– Говорю тебе, сейчас же! Если жизнь дорога!
Она отшатнулась к стене и затормошила мужчину, но тот был пьян настолько, что лишь сонно мычал да чмокал губами. Катон, распрямившись, в отчаянной попытке привести в чувство пнул его по бедру; безрезультатно. Спасти получалось лишь женщину и мальчика. Схватив за руку, он потянул ее к себе, но та уперлась, а мальчонка прыгнул к ней и с пронзительным воем обвил за шею.
Растерянно отступив в сторону, на лестнице Катон расслышал торопливый стук шагов. Спустя секунду в комнату стремглав влетел какой-то незнакомец. В алых отблесках зарева различалось, что плащ на нем местами тлеет, а лицо измазано копотью. Щеки с морщинами, аккуратная бородка с проседью – видно, что по возрасту на десяток лет старше.
– Катон, нам нужно уходить отсюда! Поспешим!
– Ты кто? Откуда меня знаешь?
– Для объяснений нет времени. – Он резким жестом указал на площадку. – Мешкать нельзя. Идем скорее.
Катон тряхнул головой.
– Надо вывести с собой этих людей.
Незнакомец вполглаза поглядел на жильцов.
– Этим уже не помочь. А если попытаемся, то сами погибнем. Прошу тебя. Уходим, пока есть возможность.
В этом человеке чувствовалась военная выправка. Вместе с тем Катон твердо вынес решение:
– Если уходим, то вместе с этой женщиной и ребенком.
Склонившись, он вынул мальчика из рук женщины, и тот тут же испуганно заверещал.
– Тихо, пострел! Мы берем ее с собой.
Раздосадованно цыкнув, незнакомец взнуздал женщину на ноги и обернул одеялом. Было слышно, как снаружи обвалился еще один кусок кладки, и сверху посеялись куски от обгорелых половиц верхнего этажа.
– Идем!
Катон первым двинулся к площадке, сунув мальчонку себе под плащ, в то время как его новоявленный товарищ взвалил женщину себе на плечо, где та вяло завозилась в попытке высвободиться.
– Пусти меня, ублюдок!
– Рот закрой. А то дымом поперхнешься.
С лестницы в лицо, как из горнила, пыхнуло палящим жаром, защипавшим кожу. После секундного замешательства Катон ринулся вниз, в сизое взвихрение дыма. Дышать он пытался носом, но раскаленный едкий воздух жег горло, и грудь распирало кашлем. Тем не менее префект несся вперед. Им удалось одолеть два этажа, но ниже уже полыхал огонь, а от дверных косяков и половиц сыпались искры. Яростно трещало горящее дерево, и пламя хлопотливо снедало нижние этажи. Идти дальше было гибельно; пришлось отступить.
– Всё, дальше нельзя. Назад!
Катон пинком распахнул какую-то дверь и сквозь завесу дыма шагнул вперед. Щели в половицах уже отсвечивали огнем изнутри; еще немного, и они разломятся под ногами. Ставни выходящего на площадь окна были открыты, и Катон высунулся наружу, туда, где волновалась толпа.
– Люди, несите одеяло! Что-нибудь, чтобы поймать нас!
После короткой паузы кто-то из зевак понесся к угловой гостинице и стал сдирать там над входом холщовый навес. Ему на помощь пришли остальные и подтащили к пылающей инсуле холстину, растянув ее между собой.
Катон отодвинулся от окна и выпутал из складок плаща притихшего мальца. Тот, почувствовав неладное, тут же раскрыл рот для вопля.
– А ну тихо! – рявкнул на него Катон. – Молчи! – Поглядел сверху на тревожно запрокинутые лица. – Готовы? Считаю! Раз! Два! Три!!
Он запустил мальца из окна; тот, барахтаясь, полетел спиной вниз и через пару секунд упал на холстину, пошедшую при ударе мелкой тугой рябью. Потрясение и удар вышибли из несмышленыша остаток воздуха, и у Катона мелькнула тревожная мысль, что тот убился. Но вот снизу донесся знакомый вой, и Катон облегченно отвернулся от окна.
– Теперь женщина.
Его загадочный компаньон кивнул и, сняв ее с плеча, поставил на ноги. Глаза женщины слезились от дыма; захлебываясь дыханием, она судорожно кашляла. Катон подтолкнул ее к окну.
– Придется прыгнуть. Другого пути отсюда нет.
Та глянула вниз и в страхе отпрянула.
– Не могу!
– Надо, – настойчиво сказал ей префект. – Твой сын уже там.
– Высоко слишком… Убьюсь…
– Не убьешься. А вот огонь тебя точно прикончит.
Словно в подтверждение его слов, внезапно лопнула половица возле двери, и порог комнаты хищно лизнул огненный язык.
– Я не могу! – Женщина отступила в глубь комнаты и прижалась к стене.
– Ну, хватит, – сказал незнакомец. – Оставь ее, или мы тут все погибнем.
Катон ощутил внезапный прилив гнева.
– Я думал, ты здесь для того, чтобы спасать людские жизни?
– Мне было велено спасти твою.
– Велено? Кто ты? И кто тебя сюда послал?
Не успел незнакомец ответить, как обвалился еще один кусок пола, и в комнату уже вольно ворвались огонь и дым. Женщина взвизгнула, и Катон тотчас обернулся к ней.
– Ты должна прыгнуть. Тебя ждет твой сын. Ты же не хочешь сделать его сиротой? – Он твердо взял ее за руки. – Ну, дай я тебе помогу…
В тот момент, как он пытался отвести ее от стены, ее глаза мелькнули на окно и обратно, после чего она неистово задергалась.
– Пусти меня! Пусти!
Одну руку ей удалось высвободить, и она тут же влепила ею Катону оплеуху; в ухе так и зазвенело.
– Оставь ее! – гневно крикнул незнакомец.
– Ты иди первый. Я управлюсь с ней и прыгну следом.
– Я сказал, оставь ее. Больше предупреждать не буду.
– Да пошел ты, – бросил, не оборачиваясь, Катон.
От удара по затылку он грузно покачнулся. В глазах полыхнул белый сполох, и мир вокруг него погас.
Глава 23
Вначале была пустота. Затем вроде как забрезжил свет, а с ним прорезались мысль и сознание. Мучительная жарища, его при этом куда-то волокли, затем приподнимали… Обстановку Катон, в принципе, ощущал, но не осмысливал. Он словно бултыхался в лохани мутных и обрывочных, вразнобой стыкующихся меж собою ощущений.
– Ближе! – вопил поблизости чей-то голос. – Я сказал, еще ближе!
Вот Катона подняли, и пространство ожило вспышками света, а он закашлялся и заблевал. Резкий толчок, и он невесомо поплыл, но очень скоро ткнулся во что-то податливо-твердое, отчего ему отшибло дух. И снова настала темнота.
Кошмар был долгим и безысходным: вокруг горящий лес, где огонь перекидывается с ветки на ветку, а они с Макроном пытаются найти путь сквозь огонь, и при этом стараются уберечь от падающих горящих сучьев Луция. Затем чащоба впереди расступилась, и взору предстала река с лодкой. На веслах там сидел трибун Крист, а на берегу спиной к Катону стояла какая-то женщина. Он на бегу крикнул ей, чтобы она их дождалась. Вот женщина обернулась и оказалась Юлией. Она улыбнулась, а когда они в надежде на спасение наконец выбежали из леса, грациозно запрыгнула на корму и оттолкнула лодку от берега. Крист быстро вывел лодку на стремнину, и к тому моменту, как Катон с сынишкой и Макрон подоспели к берегу, до нее было уже не добраться. Оставалось лишь беспомощно взирать, как лодчонка скрывается из виду, бросая их на произвол судьбы, в то время как огонь подползал все ближе, опаляя своим зноем. Между тем зарево обретало форму, постепенно светлея и становясь прямоугольником; различалась даже рама окна – высоко в стене, напротив кровати. Понадобилась пара секунд, чтобы освоиться с яркостью света. Катон медленно открыл глаза и пошевелился.