День цезарей — страница 48 из 71

– А я что тебе говорил. Терпи. Рану мы зажали, но все равно надо врача, чтобы обработал ее как надо.

Аттал с кивком облизнул сухие губы.

– Эх, выпить бы чего… Хотя бы воды.

– Сейчас, погоди.

Оглядевшись, под оконными ставнями Макрон заприметил полку. На ней рядом со стопкой деревянных тарелок стояли две кожаные кружки. Пройдя через комнату, одну из них он взял, зачерпнул в нее воды и протянул Атталу. Когда тот поднимал руку, взгляд Катона случайно упал на наколку возле его плеча. Он взял у Петронеллы лампу и посветил на соглядатая сбоку. Рука с лампой на мгновение застыла; чутко спружинили шейные мускулы. В желтоватом свете лампы проглянула татуировка скорпиона; точно та, что запечаталась в мозгу в ночь убийства Граника. Мышцы у Катона напряглись, словно тело готово было ринуться в бой. Префект медленно поставил лампу на пол, в сторонке от тюфяка.

Между тем Аттал осушил кружку до дна, и рука его вместе с ней бессильно упала на пол.

– Ай хорошо, – прошептал он с благостной улыбкой.

– Ты давай отдохни, – сдержанно сказал ему Катон. – Лежи, не двигайся. Так кровь быстрей уймется.

Сам он встал и неотрывно смотрел на сморенно прикрывшего глаза соглядатая. В голове клубилась круговерть. Сделав для успокоения глубокий вдох, Катон, не сводя с соглядатая глаз, обратился к Макрону:

– Отойдем на словечко. Надо решить, что делать. Туда, в ту комнату, чтобы не тревожить его. Петронелла, приглядывай пока за ним.

Женщина кивнула, а они с Макроном, пригнувшись под низковатой притолокой, остановились в полумраке смежной комнаты. Соглядатая было видно и отсюда. Катон, понизив голос до шепота, заговорил:

– Положение серьезное.

– Да ты что? – Макрон покривился в ухмылке. – А я думал, нет… Дом Семпрония взят приступом, сенатор убит, заговор раскрыт, где остальные и что теперь вообще делать, неизвестно. В общем, да, вляпались так вляпались.

– Все еще хуже. На порядок. – Катон кое-как справлялся с сумятицей у себя в голове. – Начать с того, что нашего друга звать не Аттал.

– Не удивлюсь. Со всеми этими околичностями да тайными делами…

– Его имя Приск.

– Приск? – ошарашенно переспросил Макрон. – Кто? Этот?

– Этот, – кивнул Катон. – Татуировка со скорпионом, и именно на том месте. Я ее хорошо запомнил. А сейчас вот увидел.

– Вот же… – Макрон даже не нашелся, как закончить фразу. – Но если это Приск, то чего ради он служит Домиции и Нарциссу? Он же должен шпионить для Палласа.

Катон мотнул головой.

– Если так, то почему он загодя нас оповестил? Да еще и защищался вместе с нами? Служи он Палласу, под такой риск ни за что не подставился бы. Нет, он один из людей Нарцисса, я в этом уверен. И всю дорогу им был…

– Тогда зачем ему было убивать Граника? Чтобы выставить тебя виновным?

Где-то внутри у Катона занималась тошнота.

– О боги, – выдавил он. – Теперь у меня все это высвечивается…

– Высвечивается что?

– Все их козни, Макрон. Вся та цепочка, что они выстраивали. Они хотели, чтобы мы примкнули к их заговору; и вместе с тем опасались, как бы Паллас, надавив, не принудил нас взять его сторону. Поэтому они и подстроили, чтобы меня обвинили в убийстве Граника. Чтобы я уж точно не пошел к нему на службу. А когда я пустился в бега, они поняли, как завоевать мою благодарность: через то, чтобы дать мне убежище. Следя за мной по указке Домиции, Аттал не имел приказа спасать меня из огня; скорей всего, он сам тот дом и подпалил. Им нужно было выкурить меня наружу, в их белы руки, а уж там обратить себе в услужение. Они же взяли и Луция. Вот он, последний фрагмент головоломки. Он у них, Макрон. Это они похитили моего сына. Для подстраховки, что я точно сыграю отведенную мне роль в захвате ими власти.

Макрон глянул в сторону раненого, который снова открыл глаза и расслабленно лежал. Петронелла, поглаживая ему руку, ворковала что-то успокоительное. Сердце центуриона зажглось яростью от мысли, что дружки этого негодяя ворвались в тот сельский дом, похитив из него мальца и подняв руку на его, Макрона, любимую женщину. Сейчас до него с обновленной силой дошло, насколько же она ему дорога. А за всем этим, как всегда, стоит скользкий выродок Нарцисс… Рука непроизвольно легла на меч, а ноги сами собой двинулись к выходу из комнаты.

– Ах он, мерзавец, – глухо прорычал Макрон. – Да я его подлое сердце вырежу…

– Стой, – Катон твердо взял его за предплечье, – погоди. Дай минуту подумать.

– Да о чем тут думать, друг мой?

– Макрон, у нас есть выбор. Можно все же довести игру до конца, и тогда Нарцисс вернет мне Луция под видом, что его похищение – дело рук Палласа. Только вот я начинаю подумывать, на той ли мы стороне.

– После того как все разъяснилось? Конечно же, не на той, Цербер их разорви.

– Пусть даже так, но ведь есть еще и практические соображения. Кто в эти дни уцелеет и выйдет живым из воды, Нерон или Британник? Безусловно, ясно, что Паллас успел почуять неладное. Если он проявит проворство, то еще может сокрушить заговорщиков. Если же нет, то исход схватки не предопределен. Для нас с тобой вопрос лишь в том, какой стороне подыграть, чтобы выжить самим. Которой из них светит победа, а нам – шанс спасти Луция?

Макрон призадумался.

– Нарцисс, наверное, забеспокоится, узнав, что мы в курсе насчет сенатора Граника.

– Склонен с тобой согласиться, – Катон кивнул. – Что, собственно, не оставляет нам особого места для маневра.

– С моей диспозиции, пожалуй, что и нет.

– Ну так давай действовать, пока есть такая возможность.

Катон возвратился в соседнюю комнату и носком сапога ткнул Приска.

– Эй. Давай, поднимайся. Здесь оставаться нельзя, надо идти.

Соглядатай Домиции дернулся и, усаживаясь, болезненно сморщился.

– Идти? Куда?

– Скоро увидишь. Вставай, живее!

Глава 30

Солнце едва успело взойти над куполами самых крутоверхих храмов и базилик Рима; еще лишь немногие лавки и торговые ряды успели открыться для покупателей. Как обычно, самая шумная толчея среди торговцев шла у служебного входа в императорский дворец, где было не протолкнуться от возов с овощами-фруктами и мясными тушами для кухонь, а также телег, груженных кувшинами и амфорами с маслом и вином (все сосуды тщательно обернуты соломой, во избежание трещин от тряски по булыжным мостовым). Допуск провизии во внутренние дворы осуществлялся только с позволения главного распорядителя, который придирчиво изучал содержимое и давал свое «добро», которое само по себе тоже требовало мзды.

Массивные ворота были открыты, и на входе в ожидании распорядителей застыл строй преторианцев. Внезапно в гуще толпы возникло небольшое взвихрение, из которого спустя минуту выступили трое и стали приближаться к арке ворот. Тот из них, что ковылял по центру, был явно ранен: лицо посеревшее, туника в крови.

– Стой! – скомандовал ближайший часовой, выставляя им навстречу копье. – Кто такие, по какому делу?

Самый младший из этой троицы ответил:

– Нам надо срочно видеть Марка Антония Палласа. Пропусти.

– Да вы кто такие, приятель? – глумливо спросил преторианец.

– Перед тобой командир Второй преторианской когорты префект Катон! – проревел Макрон. – А я – его старший центурион! Ты как вообще стоишь перед начальством? А ну, встать как подобает!

Сила привычки и нещадной муштры вынудила часового застыть навытяжку с отставленным копьем; примеру последовало и несколько его товарищей. Однако другие оказались упорней, и один из них позвал опциона. Спустя полминуты перед строем вышел дюжий гвардеец и надменно уперся себе кулаками в бедра.

– Эт-то что такое? У нас тут что, императорский дворец или богадельня? Поч-чему я не извещен? Вы трое, а ну гуляйте отсюда!

Часовой указал на Макрона:

– Вот он представился центурионом гвардии. А другой, говорит, префект Катон. Хотят видеть имперского секретаря.

– А больше они ничего не хотят? – Опцион с заносчивым видом подошел к Катону, посмотрел и осекся: – О боги, и вправду префект. Прошу простить, господин… Но постойте, он же в розыске? Вроде как за убийство?

– Я невиновен, но в этом объяснюсь позднее и не тебе. А пока нам срочно нужно к Палласу. Проведи нас.

Хмуро постояв, опцион кивнул:

– Пропустить их.

Строй разомкнулся, пропуская троицу, после чего опцион дал команду закрыть ворота. Последовал взрыв негодования со стороны торговцев, но их протесты пресек опять же опцион:

– Еще хоть крик, хоть пук, и вы сюда больше ни ногой! – властно крикнул он, ткнув в их сторону пальцем. – Так что уймитесь и ждите распорядителя.

Как только ворота заперли и взяли на засов, он повернулся к Катону и указал на скамьи возле караульной:

– Ждите здесь. Придет дежурный центурион. Ну всё, мне пора.

– Да ты что! – вскинулся Катон. – Палласа мне нужно видеть сейчас же. Дело чрезвычайной важности.

– Господин префект, при всем уважении: на тебе лежит обвинение в убийстве, а сам ты объявлен в розыск. Так что не торопи события. А центурион, я уверен, разберется, что и как нужно сделать.

Катон игранул желваками. Невозможно было сказать, кто может быть причастен к заговору, а кто нет. Центурион мог тайком служить Нарциссу. Опцион тоже. Говорить напрямую можно было только с Палласом.

– Послушай. Если ты сейчас же не позовешь Палласа, может быть утеряно драгоценное время. А в результате полетят головы, и среди первых же будет твоя. Ты меня понял, опцион? Повторять я больше не буду. Шли за Палласом, да побыстрей.

Опцион думал недолго.

– Ладно, чего уж тут. – Он окликнул одного из часовых. – Сейчас идешь к имперскому секретарю и сообщаешь, что у меня здесь префект Катон.

Преторианец отсалютовал и пошел выполнять – но, по мнению опциона, недостаточно ретиво.

– Ногами, ногами шевели! – прикрикнул он подчиненному вслед.

Тот с шага перешел на бег, а опцион снова повернулся к Катону и уже служебным тоном произнес: