приятных – сталкиваться во мнениях со своим близким другом; более того, старшим по званию.
Ветер дул с севера, и преторианская флотилия быстро сближалась с либурной. Когда дистанция сократилась до четверти мили, та начала поворот, Макрон с прищуром глянул на грозно выпирающий в их сторону нос боевого корабля. Но вот элегантным маневром либурна развернулась боком и пошла в параллели, замедляя скорость до сопоставимой с громоздким торговым судном.
– Хвала богам, – Макрон облегченно выдохнул. – Я уж думал, эта хреновина воткнется прямиком в нас.
– Меня тоже посетила такая мысль, – Катон ухмыльнулся. – Но, похоже, мы целы – во всяком случае, пока.
Офицер на корме либурны поднес ко рту сведенные ладони и прокричал:
– Среди вас есть префект Квинт Лициний Катон?
– Это я! – аналогичным образом откликнулся Катон.
– Могу я взойти к вам на борт? Стратег флота Лемилл приказал доложиться вам, как только вы подойдете к Мизенуму!
– Охотно ждем!
Катон повернулся к корабельщику и приказал лечь в дрейф. Матросы помчались убирать паруса, а кормчий развернул корабль против ветра. Его примеру последовала остальная флотилия. Между тем с либурны спустили лодку с двумя матросами на веслах, и та, проворно покрыв расстояние, причалила к борту корабля. Офицеру спустили лестницу, и через минуту он уже стоял перед Катоном и Макроном.
– Наварх Спиромандис.
– Я весь внимание, наварх, – коротко кивнул Катон. – Мы видели следы сражения. Я так понимаю, стратегу удалось перехватить изменников?
– Точно так. Ваш гонец прибыл буквально перед тем, как мы увидели их со сторожевой башни. Стратег отдал приказ незамедлительно выйти в море. Большинство кораблей у нас отогнано на зимний ремонт, но оставшиеся мы успели вывести как раз в те минуты, когда враг огибал мыс. На приказ сдаться их главарь вывел Британника и сказал, что вот он и есть истинный император, который велит нам расступиться и пропустить их. Стратег отказался и дал приказ нашим кораблям атаковать. Числом они превосходили нас вчетверо, но боевых кораблей у них всего горстка, так что несколько их посудин мы потопили без потерь, хотя часть их тем временем проскользнула через бухту. Мы погнались следом и отрезали еще несколько, но чуть ли не половина их все равно ушла.
– Ушла? Куда?
Наварх указал на юг.
– На Капреи. Им удалось пересечь бухту и высадиться на острове. Там стратег их запер и отдал приказ как можно скорее соединиться с вашими людьми.
Макрон поглядел на Катона.
– Похоже, кому-то надо возглавить этот маневр…
Префект некоторое время пристально смотрел на морского военачальника, а затем стал выдавать указания. Несколько лет назад ему доводилось бывать на Капреях; посещение выдалось коротким, но он уже тогда запомнил, что остров удобен для обороны, так как окружен крутыми утесами.
– Мы двинемся на Капреи. А ты тем временем веди свои корабли впереди нас и передай стратегу, чтобы к моему прибытию он доложил мне общую обстановку. До этого врага атаковать лишь в том случае, если он попытается уйти с острова. Поставь его также в известность, что я действую по прямому указу императора и что он уполномочил меня командовать любыми силами, какие только понадобятся мне для сокрушения изменников. Это распространяется и на флот в Мизенуме, и на самого флотоводца.
Спиромандис нахмурился.
– Стратегу это может не понравиться. По иерархии командования, он повинуется только императору, и никому более.
– Я это понимаю. Но здесь я действую от высочайшего имени, а потому сообщи ему о необходимости подчиняться мне так, будто я сам император Нерон. Ну а если… как там, еще раз, звать нашего флотоводца?
– Стратег флота Гай Лемилл Секунд.
– Ага. Так вот, если стратег Лемилл усомнится в моих полномочиях, для прояснения ему придется оставить командование флотом и отправиться в Рим для разговора с самим императором. Ну а если он вздумает препятствовать мне, то пусть знает: Нерон наряду с прочим распорядился, что любой, кто будет так или иначе содействовать изменникам, даже по неведению или ошибке, тем самым приравняет себя к их пособникам. – Катон весомо помолчал. – Думаю, мне не надо в подробностях расписывать, чем это обернется для твоего стратега или любого из его офицеров, если они вздумают мне перечить. Я понятно изъясняюсь?
Наварх пожевал губу, а затем кивнул:
– Вполне, господин префект.
– Тогда в путь.
Спиромандис отсалютовал и не мешкая спустился в лодку, которая тут же устремилась к либурне. Довольно скоро там налегли на весла, и либурна быстро вырвалась вперед грузового судна. На ее мачте взвился вексиллум[57], а с его появлением в движение разом пришли и другие боевые корабли.
– Если тебе очень уж невтерпеж наброситься на Нарцисса, то было бы лучше для тебя отправиться с ними, – высказал предположение Макрон.
– Не думаю. Будет лучше, если флотоводец Лемилл вникнет в свое положение до того, как мы с ним встретимся. Ему оно может не понравиться, но лучше так, чем огорошить его в последний момент.
Когда флотилия преторианцев огибала мыс, взгляду открылась величественная панорама залива. Слева в небо всходила могучая громада Везувия, вершина которого едва виднелась в синеватой дымке. Вдоль берега гнездились мелкие городки и рыбацкие деревушки. Несмотря на неурочную пору, кое-где на нежной синеве залива виднелись лодки, а то и торговые корабли. Удивительно, как мирно и неторопливо течет здесь своим чередом жизнь, без всякой оглядки на великие деяния, страсти и трагедии, бушующие где-то на окраинах бытия. Для людей, живущих в этой лазоревой прибрежной дали, абсолютно безразлично, кто был и кто станет властителем, Нерон или Британник. Как не важно и то, спасет или нет своего сына префект Катон. Жизнь всякого человека, не претендующего на то, чтобы быть вписанным в анналы истории, – лишь скоротечный и непередаваемо сокровенный переход из ниоткуда в никуда, отягощенный при этом борьбой за выживание, а еще сонмом неотступных трагедий и разочарований. Любое проявление счастья до мимолетности преходяще и воспринимается не более чем шалость беспутной удачи. Вот он любил и потерял Юлию. А теперь есть вероятность, и немалая, что утратит еще и Луция…
В попытке встряхнуться от этих мыслей Катон глубоко, полной грудью вдохнул чистый, солоноватый воздух залива, столь не похожий на потное зловоние Рима. Поворачиваясь к Макрону, он заставил себя улыбнуться, прогоняя сумрачные переживания.
– Ну а ты, друг мой, что намечаешь для себя и Петронеллы?
– Намечаю? – Макрон вначале нахмурился, а затем рассмеялся. – Это что за поворот, гром его разрази? Мы, можно сказать, только что из очередного горнила и гонимся за самой опасной сворой смутьянов, каких только знал Рим, а он спрашивает, каковы мои виды на жизнь у домашнего очага!
– А почему бы и нет? До Капреев еще несколько часов. Пока все одно сидеть без дела.
– Да, пожалуй, – пожал плечами Макрон. – Ты-то сам, наверное, о Юлии думал?
– Как ты меня, однако, знаешь…
– Еще бы. Особенно когда ты мыслишь о чем-нибудь тревожном. И что именно тебя тревожит, тоже. Так что…
Лицо Катона смягчилось.
– Ты прав. Знаешь, насчет Юлии я ошибался. Проклял ее имя, заставил себя ненавидеть ее… А напрасно. Это отравляло мою память о ней.
– Твоей вины в том нет. Все это из-за происков Нарцисса и его прихвостней.
– Я теперь понимаю. Но в этом для меня урок. Наше положение в этой жизни неустойчиво. Так уж она устроена, жизнь. И от нас зависит принимать ту отраду, которая нам в ней порой перепадает. Если ты неравнодушен к Петронелле, то цени то время, которое тебе удается с нею улучать. Дорожи каждым таким моментом. Если мы выберемся из этих передряг живыми, непременно возьми ее в жены.
– Ее, в жены?.. Я? – Макрон озадаченно покачал головой. – Забавно, право. Я ж закаленный холостяк. Об этом, можно сказать, молва ходит. А тут вдруг женюсь… Представляю, как друзья-офицеры будут покатываться со смеху. «Что, мол, теперь понял цену своей свободы?»
Катон посмотрел на Макрона с мягкой улыбкой.
– Я ведь тоже хорошо тебя знаю, друг мой. И знаю, что для тебя эта женщина значит больше, чем ты показываешь внешне. И лишь хочу тебе сказать: переходи-ка от слов к делу.
– А что. Может, так и поступлю… – Макрон зевнул и, оглядевшись, сказал: – Если заняться нечем, то я б, пожалуй, вздремнул. Не возражаешь?
– Отчего же.
Устало поднявшись, Макрон по палубе прошел назад к лестнице, ведущей на площадку кормчего. Здесь он угнездился в уголке между ступенями и бортом и, плотно запахнувшись в плащ поверх скрещенных рук и ног, закрыл глаза. Не прошло и минуты, как от его отвисшей челюсти начало доноситься похрапывание. Впору позавидовать, как ветеран быстро засыпает… У себя Катон такого умения не развил: то мысли всякие донимают, то просто не спится. Видно, темперамент такой бедовый. Префект прошел вперед и остановился, положив руку на носовую балку. Какой-то умелец покрасил ее и подстрогал, пытаясь придать ей сходство с Нептуном; получилось так себе. Вдали над дымкой горизонта едва заметно обозначились гористые контуры Капреев. Чувствовалось, как тугой пружиной сжимается нутро, распаляясь в предчувствии схватки с Нарциссом – последней, за которой последует расчет.
Флотоводец Лемилл не скрывал своего пренебрежения перед молодым выскочкой-преторианцем, которого пусть временно, но поставили командовать стратегом флота. Это сквозило буквально из каждой морщинки его суховатого изветренного лица и взгляда цепких глаз, которыми он с высоты своего роста оглядывал своих гостей, взошедших на борт «Пегаса» – старой триремы, заставшей, быть может, еще битву при Акциуме[58]. Сейчас она в качестве флагмана покачивалась на мелких волнах примерно в полутора милях от островной бухты. Остальная его флотилия растянулась по флангам, а за ней держались корабли с когортами Катона.