— Господи! Что с ним?
— Ничего страшного, — драконидский рыцарь разжал железную перчатку, — Я ударил его по голове. Он жив, все в порядке.
Я разинула рот.
— Подними шлем, — сказал рыцарь, — и раздевайся. И поживее.
Заросшее лицо его в обрамлении кольчужного капюшона казалось черным и страшным. Глаза посветлели от ярости. Желтые волчьи глаза. Я не узнавала господина Герена Ульганара, старинного друга отца и моего жениха. Это был чужой, злой и отчаявшийся человек. Способный на все.
Я еще раз взглянула на неподвижное тело. Ударил по голове!
— Колдун, Герен? Колдун тебя прислал?
— Все потом, — он перевернул хвата, расстегнул пояс и стащил с лежащего суконный налатник, — раздевайся, слышишь? Нельзя заставлять их ждать.
Голубое и белое, вспомнила я. Его цвета. В переводе с мертвого лираната "Ульганар" означает "Человек Озера". Анар — мужчина, воин. Воин Озера. Рыцарь Озера.
— Ты пришел за мной?
— За тобой, — он бросил мне хватовские сапоги.
— Погоди, а Рейгред сказал…
— Одевайся и молчи! Почему ты еще в платье?
— Завтра похороны… Неужели ты не позволишь мне попрощаться с отцом?
— Аманден простит.
Грубо развернул меня к себе спиной, повозился, дергая завязки, пробормотал проклятие и распорол шнуровку одним движением кинжала.
— Поднимай руки!
Чувствуя, что спорить чревато, я подчинилась. Герен, безжалостно кромсая кинжалом, содрал с меня оба платья, и оставил в одной сорочке. Взамен швырнул пропахшую потом стеганую поддоспешную рубаху и кожаные штаны, с нашитыми на них роговыми пластинами.
— Сапоги надевай поверх своих. Прекрати морщить нос, сейчас не время. Живее, живее! Дьявол, что ты там возишься?!
— Откуда я знаю, как это застегивается?
Он натянул на меня неуклюжую тяжеленную кольчугу, оцарапав нос и нетерпеливо дергая зацепившиеся волосы (и как мужчины таскают на себе этот ужас, не понимаю?), поверх нее — слишком длинный налатник, перепоясал мечом (я почувствовала себя стреноженной), накинул плащ, опустил капюшон пониже. Отошел как художник от мольберта, нахмурился.
— А Мотылек, — спросила я, — ты видел его? Он… он у колдуна?
— Дьявол, — буркнул Ульганар, — слишком заметно.
— Что заметно? Это? — я указала на грудь.
— Роста ты мелкого, — объяснил он с отвращением, — Пигалица ты.
Подошел, поддернул налатник, изобразив эдакое "брюшко" по лираэнской моде. Подол малость подобрался.
— Мотылек, Герен! — взмолилась я, — где он?
— Жив и здоров, — ожесточенное лицо его не дрогнуло, — на поляне, в засаде вместе с колдуном. Скоро увидитесь. Кровь Альберена! Самого малорослого ведь выбрал! — он снова отступил и прищурился, — иди на меня.
Я сделала пару шагов. Он скривился.
— М-мать… Игрок зачуханный. Предусмотрительный, зараза.
— Что?
— Ты на балу, что ли? — рявкнул рыцарь, — Задницей не верти!
— Я не верчу!
— Иди еще раз. Холера! Холера!
— Что ты орешь на меня?!
— Р-р-р! — предупредила Редда.
Герен, по волчьи скаля зубы, заозирался. Шагнул к столику в углу, ухватил круглое большое зеркало. Швырнул его на постель, замотал в покрывало, завязал узлом.
— Подставляй спину.
— Что ты задумал?..
— Спину подставляй!
Зеркало легло мне на загривок и придавило к земле. Спина согнулась колесом. Я ухватилась за нелепый узел, подтягивая его повыше. Это мало помогло.
— Зачем…
— Стой здесь.
Герен ловко связал раздетого до исподнего хвата. Сунул ему в рот обрывок моего платья, загрузил несчастного в сундук. Туда же полетели оставшиеся тряпки. Крышка с грохотом захлопнулась.
— Он задохнется, — пискнула я из-под зеркала, — подсунь что-нибудь!
Он послушался — сунул под крышку пучок тростника. Водрузил на голову свой красивый шлем с наметом, откинул забрало. Проверил, ловко ли прилажен меч.
— Пойдем. Если берешь собак, зови их.
— Редда, Ун, за мной!
— Выходим, — он отворил дверь, — и больше не слова. Тащи зеркало и молчи.
— Зачем…
— Я сказал — молчи!
Господи Милосердный, каюсь во всех грехах своих, вольных и невольных! Отец, родненький, прости меня! Ухожу, все-таки бросаю тебя… теперь — навсегда…
Мы прошли по коридору, спустились с лестницы. Меня шатало под тяжестью, неудобный груз елозил по спине. Рыцарь гордо топал впереди, не делая никаких поползновений мне помочь. Вот уж не думала, что Герен Ульганар способен на такую мелочную месть!
В холле и во дворе толпилась масса народу — лиц я не могла видеть по причине надвинутого капюшона, усугубленного согнутым в три погибели состоянием. Однако голос управляющего в общем гуле признала.
— О! — удивился управляющий, — что это у вас, господин Ульганар?
— Зеркало. Необходимая принадлежность для охоты. Существо, которое мы ошибочно считали драконом, таковым не является.
Люди зашумели.
— А каковым же оно является? — заинтересовались сразу несколько голосов.
— Оно является василиском, господа, — уверенно и даже небрежно заявил Герен, — Очень крупным экземпляром. Это нас и смутило.
Эрвел Треверр
Что-то не так. Не так что-то. Не могу понять, что. Господи, я просто сошел с ума. Свихнулся от перенапряжения. Герен вернулся, живой, здоровый, ему удалось сбежать от убийцы, и вампир Мотыль жив, плевать, что покалечился, раз жив — можно вылечить, и теперь…
Из конюшни выводили "хватовских" лошадей. В основном этим занимались сами "хваты", конюхи предусмотрительно не путались под ногами, как и люди в форменных плащах генетской Стражи. Просто глазели. Ничего не понимаю, еще один отряд? Уже ведь уехали, полсотни…
Двадцать человек, двадцать лошадей — огромных тварей, похожих на каоренских нилауров, хотя, конечно, это не нилауры, не настоящие нилауры, то есть — в отдаленных предках, может быть, и был нилаур, о чем я думаю, Боже мой, дурость какая… Дед поговорил с Гереном и приказал "хватам" выступать. Дед считает, что все в порядке, а я, видите ли…
Они вышли на крыльцо, облаченный в доспехи Герен и "хват", который помогал ему, у "хвата" на спине — какой-то узел нелепый, бедняга аж согнулся… Альсаренины псы — правильно, они могут пригодиться, две здоровых зверюги…
"Хват".
"Хват"?
Господи.
Нет, я сошел с ума…
Она же сейчас в седло полезет! И никакой груз не поможет, Герен!
Спокойно.
Быстро.
Плеснул себе на грудь из фляжки — слава Богу, там арваранское, воняет изрядно. Завопил истерически:
— Коня мне! Я еду с ними! Сейчас же, так вас и разэдак! — ринулся к конюшне, споткнулся, уронил конюха, кто-то подхватил меня, а я продолжал орать:
— Коня! Лошадь! Прочь, хамье! Герен, я с тобой!
— В чем дело?
Вот и дед. Лично проследить за отправлением экспедиции за вампиром.
— Пшел прочь! Убери руки, скотина! Герен! Подожди меня! Прочь!
— Окатите его водой, — лица мне не было видно, голос у деда всегда ровный и спокойный, но я просто всей шкурой почувствовал его брезгливое удивление — когда успел набраться, щенок?
Ледяная вода.
Бр-р!
— Э, господин, получшей вам?
— Да я вас всех высечь велю, дармоеды! Да как вы смеете!..
— Еще.
Садист ты, дедушка. Да-да, самый настоящий.
— У-у-у!!!
Они уже выезжают за ворота.
Герен, "хваты" и Альсарена. И ты ничего не понял, дед. И она уедет. Уехала. Все. Сегодня — похороны, она не простится с отцом, но отец же все видит сейчас, все видит и знает, он не обидится, он простит…
Спасибо Тебе, Боже. Спасибо. И тебе спасибо, Герен. И… И тебе, Адван, тоже спасибо, потому что без тебя у Герена бы не вышло обмануть деда Мельхиора… И про первый отряд, который пошел в погоню за тобой, ты знаешь, вы пропустите их, или обогнете, с вами же — эмпаты, Мотыль и этот твой дракон, а дед поверил Герену, иначе не выпустил бы его из Треверргара…
Герен обманул его, Господи! Мельхиора, понимаете вы? Вот просто так, легко, походя — пришел и сделал самого Мельхиора Треверра.
А?! Знай наших!
Вот только Альсарены все равно довольно скоро хватятся. Да еще урод этот, ну, которого Герен, видимо, приложил по башке… И дед сразу поймет, что я тут за представление разыгрывал…
— Поди-ка ты, господин хороший, переоденься. Застынешь на холоду-то.
Я потер лицо руками. Пробормотал что-то маловразумительное. С тоской поглядел на запираемые за экспедицией ворота. Слегка пошатываясь, поднялся по ступенькам крыльца, мимо деда Мельхиора, мимо сморщившей нос Агавры, мимо, мимо…
И уже в коридоре меня догнала мыслишка. Догнала и тюкнула точняком в маковку. Имори. Альсарену вывели из-под удара. И вампира дед не получит, вампир, скорее всего, здоровехонек. Теперь за все — и за всех — ответит Имори.
А мне без короткого поводка ходить не больше получетверти при любом раскладе.
Рейгред.
Не может он не понять. Не может. У него же голова на плечах. И неплохая голова. И вообще, закидоны эти его — явление временное. Он просто самоутверждается. Но он все понял, я знаю. Я чувствую. Я помню его лицо. Он…
Он — мой брат. Мой Рейгред.
И, кроме него — некому.
Рейгред Треверр
Мокрый, грязный, бок и спина заляпаны навозом и соломой, перебравший безобразно. Он втолкнул меня в свою комнату и захлопнул дверь. С ума посходили мои оставшиеся в живых родственнички. Одна загрызть грозится, другой, похоже, собирается использовать мою рясу для вытирания хмельных соплей.
Э, нет, ни жаловаться на несправедливость, ни злобствовать в дедов адрес он, кажется, не намерен. Забыв, что с него каплет, он принялся очень целеустремленно обыскивать комнату. Он не шатался. Двигался легко и стремительно. У него было сосредоточенное, отвердевшее лицо, ни коим образом не похожее на лицо пьяного.
— Эрвел?
— Сейчас. Он ведь сюда заходил. Вряд ли мог оттащить его куда-нибудь в другое место.
— Кого, Эрвел?
Он поискал за Альсарениной ширмой, поползал на карачках, заглянул под кровати.