— Ерунда, сейчас я…
— Хватит! — заорал колдун, — Остановись!
Стуро поднялся, утирая рукавом мокрое лицо.
— Спятил? — колдун снова показал ему кулак, — Тебя в Треверргаре слышно. Завтра голоси сколько влезет, а сейчас заткнись и делай, что велят.
Ворча, он направился к сумкам. Стуро, проходя мимо меня, весело подмигнул. Неудачи его не разачаровывали. Колдун извлек из баула железный крюк на толстой веревке. Перекинул веревку Мотыльку через шею, один конец привязал к поясу, а другой, с крюком, дал в руку.
— Давай еще раз. Попробуй подцепить меня крюком.
Сказано — сделано. Мотылек ушел в небо, колдун встал столбом посреди затоптанной, перепаханной лощины. Снижение, хищный свист летящей стали, колдунские руки цапают тускло взблескивающий серп, рывок — черные крылья, мгновенно сминаясь в воздухе, рушатся на опрокинувшегося человека.
— А если взять повыше…
— Помолчи, Иргиаро.
Они вернулись. Колдун мрачно хмурился, Стуро был озадачен.
— Ничего не понимаю, — сказал он мне, — Меня словно сдергивает с плоскости полета. Кажется, здесь дело даже не в тяжести…
Колдун подобрал чашку и заново принялся ковырять запястье.
— Не понимаю, — бормотал Стуро, обирая с котты ледяные комочки, — Я ведь не раз подхватывал коз с земли, там, в Тлашете… Конечно, они значительно легче, но…
— Может, достаточно? — встревожилась я, наблюдая за колдунскими манипуляциями, — Откуда ты знаешь, как подействует эта твоя… этот твой стимулятор на Мотылька? Он не вессар, он аблис!
— Вот именно. Пей, Иргиаро.
Я закусила губу. Стуро взял чашку и посмотрел на меня.
— Нам нужен Большой Человек, — он упрямо свел брови. Я отвернулась.
Чашка упала в снег. Колдун подхватил беднягу, скорчившегося, как от удара под дых. Осторожно усадил на сумку. Стуро стиснул ладонями лицо. Я бросилась шупать ему под челюстью — пульс уже частил как сумасшедший, а кожа прямо под моей рукой стремительно нагревалась.
— Смотри, что ты натворил! — взвилась я, — У него же жар! Сердце долбится, ты только послушай! Ты отравил его, чтоб тебя…
Стуро замычал, сильнее стискивая ладони.
— Что?
— М-м… тошнит…
— Пусть тошнит! Выплюнь эту гадость!
— Не вздумай, — рявкнул колдун, — Терпи, сейчас пройдет.
Он принялся остервенело массировать парню спину, шею и затылок. Стуро сгибался, захлебывался кашлем, зажимая ладонью рот. По вискам струился пот, повязка на шеке быстро намокала. Я не знала, чем ему помочь.
Стуро совсем сложился вдвое. Он еще покашлял в собственные колени, как-то странно вздрогнул и повалился вперед головой, прямо мне под ноги. Неловко задралось перекошенное крыло. Редда прянула к нему и остановилась в растерянности.
Он был без сознания и горячий до невозможности. Снег тек слезами на одежде его и на волосах.
— Ты отравил его! Отравил! Он же не человек!
— Все нормально, — пренебрежительно заявил колдун, нагибаясь над жертвой. Поворочал его, пощупал. Редда зарычала, прижимая уши. Пришлось схватить ее за ошейник, — Немножко поспим и все будет хорошо.
Поднял парня на руки и зашагал по протоптанной нами же тропочке в гору, к развалинам. Собаки бежали по бокам, обеспокоенно поглядывая снизу вверх. Я оглянулась на Радвару. Та только руками развела. После ночной истории с крестьянами она вообще какая-то пришибленная.
Мне ничего не оставалось, как припустить следом за колдуном. Радвара поплелась за нами.
— Что за рискованные опыты? — обиженно промяукала я в прямую колдунскую спину, — Ты хоть соображаешь, кого ты накачал своей отравой, экспериментатор чертов?
— Человек этого бы точно не выдержал, — он не оборачивался, — Аблисы куда выносливей.
— Да откуда тебе знать?!
— От тебя. Вернее, по тебе. Если бы это было не так, я б тебя тогда убил, а не разморозил.
А-атлично. Целитель, по совместительству убийца. Приверженец радикальных методов. И в работе, и в быту. А чего мелочиться? Сильные духом личности обожают размах и глобальность.
— Ну правильно, — пробурчала я, смиряясь от безысходности, — Сначала делаешь, а потом думаешь. Дай Бог, все обойдется.
В загроможденном обломками холле колдун задержался, позволяя мне зажечь припрятанный светильник. Пересек пустынный зал, у стены, в которой находилось невидимое снизу, да еще в такой темноте, отверстие, сгрузил ношу на пол. Не задерживаясь на лишние разговоры пополз наверх — как муха по стене — на этот аттракцион я и смотреть не стала. Он вернулся довольно скоро, с какой-то сетью, непонятно откуда взявшейся. Положил Стуро в сеть, повесил вроде мешка за спину себе и снова полез на стенку. На одних пальцах, артист. Тьфу, глаза бы мои его не видели!
Тут приковыляла Радвара и скромно встала на краю светового пятна. Она куталась в шаль и смотрела в сторону. Здорово окрысился на бабку обожаемый наследничек. Словно не понимает, зачем Радвара все это сделала. Ах, да что я! Прекрасно он все понимает! Просто ему так удобней. Он же у нас герой. Благородный, итить…
— Эй, колдун! Ты чего там застрял? Мы тоже хотим наверх!
Что-то зашуршало, по стене соскользнула и развернулась все та же сеть.
— Ты предлагаешь нам с Радварой карабкаться по веревкам?
Не на горбу же нас тащить! А вы как думали? Безотказный вампир из игры выбыл…
— Эй!
Молчание. Ун поднялся на дыбки и заскреб передними лапами по стене.
— Ску-ску-ску…
— Колдун, ты оглох?!
— Не откликнется он, — вздохнула Радвара, — Наверх пошел, с мальчиком. Мальчика устроить надобно…
— А мы, значит, так допрыгнем?
— Ты, девонька, наверняка влезешь, вишь, тут вроде как ступенечки…
— А ты, теть Радвар?
— А я… здесь подожду. Ты полезай, не боись. Черненькая возвернется, поможет старой…
— Это из-за крестьян, да?
— Да, девонька. Подвела я Малыша. Да и всех подвела.
Она пригорюнилась. Я подергала сеть — вроде бы крепко держится.
— Я ж думала, — бормотала старуха, — Думала, уйдем мы к тому времени, как люди-то сбегутся по Слову Верности… Думала, сцепятся они с погоней, с "хватами" столичными, на себя их оттянут… Ох, девонька, девонька…
— Теперь жалеешь, теть Радвар?
— Нет, девонька. Что угодно сделаю, на все пойду, лишь бы жив Малыш остался…
Я посмотрела в темноту, где скрывалась дыра.
Благодарствую, Радвара-энна. Бью земной поклон. За верность твою, за любовь материнскую.
"Малыш", герой-мститель, правильный гирот, дар целительский, талант-самородок… Самовыродок твой Малыш, тетка Радвара!
Хорошо, что я в штанах. В платье я бы, наверное, не влезла. Или влезла с гораздо большими проблемами. Светильник остался внизу. Из-под потолка я видела запрокинутое лицо старухи и умоляющие глаза обеих собак.
— Редда, Ун. Останетесь здесь. Внизу. Слышите?
— Ваф!
— Светильничек-то, девонька…
— Я доберусь.
Я неплохо ориентировалась в этой части руин — не раз и не два спускалась из Стуровой комнатки к козам. Правда, еще никогда — в абсолютной тьме. Ну и что? Немного дольше, немного медленее… Кажется, это нужная лестница. Теперь до самого верха. Ага, а вот это "балкон", когда-то устроенный для Стуро Большим Человеком. Отсюда я и с закрытыми глазами доберусь, впрочем, разница небольшая.
— Ты почему бабку свою бросил, герой?! В темноте, в холоде! Кончай выпендриваться, подними ее сейчас же!
— Не ори.
Спокоен, Бог ты мой. Горд и неприступен. Однако поднялся со Стуровой лежанки и проследовал в дверь мимо меня. Не теряя достоинства. Решил, видимо, не скандалить лишний раз. Я рявкнула ему вслед:
— Это у тебя там что-то заклинило! "Не ори", да "не ори". Слов других не знаешь?
Он не удостоил меня ответом.
Я села на постель рядом со Стуро. Ненаглядный мой хрипло дышал, постанывал, но сердце уже не колотилось так ужасающе. Остро пахло потом, воротник рубахи и волосы промокли. Колдун успел снять повязку — я увидела кривой безобразный шрам на щеке, между челюстью и ухом. Будто раскаленную подкову приложили. Памятка от господина Ульганара. Трупоед чуть было не загрыз вампира. Кому расскажешь…
Колдун с Радварой вернулись. Бабка тут же забилась в угол. Колдун сказал:
— Там твои собаки. Они мне не доверяют.
Правильно делают. Я взяла свет и отправилась сказать собакам, чтобы не волновались и ждали внизу. Все равно скоро объявится Маукабра и мне придется с ними распрощаться.
Я думала, за время моего отсутствия колдун и Радвара поговорят, и, глядишь, до чего-нибудь договорятся. Какое! Радвара кукожилась, колдун возился с жаровней и делал вид, что никакой бабки на свете не существует.
Я тихо села рядом со Стуро. Взяла его мокрую руку. Он непроизвольно стиснул пальцы — и я ахнула от боли. Дернулась — если бы не скользкий пот, вряд ли бы освободилась.
— Не трогай парня, а?! — раздраженно бросил колдун.
Раскомандовался тут. Я отвернулась.
Он нужен нам со Стуро. Обещал помочь, а такими союзниками не разбрасываются. Придется терпеть. Я буду терпеть, сколько потребуется. И какое дело нам до причин, которые вынудили его дать сие обещание? Нет нам дела до тех причин. Цель оправдывает средства. Всю жизнь терпеть не могла, когда так говорили.
Эта цель оправдывает.
Господи, покарай меня, если я не права!
Тягостное молчание. Колдун устроился на полу перед жаровней и дымил трубкой. Тоже мне, лекарь, портит воздух в тесном помещении… У Ирги курево пахло как-то попристойней, что ли…
Потом колдун вскинул голову, вглядывась в темный угол пустыми глазами — вроде как прислушиваясь. Задавил огонек в трубке пальцем, поднялся и быстро выскользнул из комнаты. Наверное, Маукабра его позвала. На удивление быстро она обернулась.
Отсутствовал колдун недолго. А когда вошел, сразу стало понятно, что там, снаружи, что-то произошло. Надменные черты его неожиданно смягчились, сгладились углы и грани… и глаза потемнели, и появилось в них сомнение какое-то… неуверенность… виноватость…
Он косо взглянул на меня, явно желая, чтобы я отвернулась или провалилась. Затем вздохнул, повернулся к Радваре, опустился перед ней на пол. И спрятал лицо в коленях ее, в складках грубой домотканной юбки, украшенной выцветшей вышивкой. И старуха замерла на мгновение, а потом, с надрывным вздохом, ткнулась лбом в рыжий колдунский затылок.