— Что ж, — проговорил он наконец, — Что нужно сделать?
Я помимо воли улыбнулся. Молодчина, боги, какой молодчина!
— Когда мы отсюда уберемся, к тебе обязательно придут крестьяне. Они либо спросят, где твой брат, либо ты сам им скажи, что брат твой Релован уехал, а ты остался с ними по Слову братства.
— Спасибо за информацию, господин Эдаваргон, — сказал Паучонок.
Эрвел молча кивнул.
— И, если они позовут тебя к Камню — сходи. Слово, сказанное у Камня, нерасторжимо. Получив там их верность, можешь быть спокоен. А нам пора. Прощайте, — поднялся, — Пойдем, Иргиаро.
Мы забрались на подоконник по поставленным друг на друга ящикам.
— Адван, — окликнули снизу.
Он стоял, закинув голову, и грустная полуулыбка размывала лицо его, словно легкие волны:
— Удачи тебе завтра, Адван, — улыбка оформилась, — И тебе удачи, Мотыль Иргиаро. Прощайте.
— Прощайте, — эхом отозвались Паучонок и капеллан.
— Прощайте, — сказал Иргиаро и подхватил меня. Пожалуй, я несколько переборщил с "эссарахр для вессаров"… Плевать, Имори он хватать руками не будет. Бедняге достанется покрепче.
Прощайте. Удачи и вам завтра. То есть, уже сегодня. И не только сегодня. Вообще — удачи вам. Прощайте. И простите меня, что все сложилось так.
Иргиаро толкнулся ногами от подоконника и мощно пошел вверх. Снег еще кружился, и тучи закрывали небо. И "хваты" в небо не смотрят, опасность — внизу, бунтующие гироты по небу не летают. "Хватам" нет дела до гипотетического вампира, их ориентировал не старый Паук, а их старший. "Хваты" — люди трезвомыслящие…
Черт, да что же это такое!
Опять.
Собраться.
Раз-два — нету!
Все в порядке. Мы работаем вместе. Вместе, черт тебя дери! Расслабься.
Вот так.
Жаль, ты мало натаскивал меня на работу в команде, Эдаро. Впрочем, разве я мог себе представить что-нибудь подобное? Пожалуй, даже сам Учитель, при всех его способностях, не мог бы такого представить… Работа в команде — единственное, что мне всегда плохо давалось. Слишком привык — сам…
Собаки встретили нас у Орлиного Когтя. Наверх, к Иргиаро, мы не пошли — витражики уехали, окна открыты. А вещи, которые нам пригодятся, я перетащил в Халорову комнату еще днем. Рагские сабли, самые легкие из моих клинков, слабая надежда, что левая рука не откажет посреди дела; драконьи когти для Иргиаро, ирейская кольчуга для него же, тенгонник, пояс с метателями; налобный щиток для малышки… И торф для жаровни тоже. Так что все вчетвером мы отправились именно туда. Время впереди еще есть.
— С драконьими когтями потренируемся попозже, — сказал я, растапливая жаровню, — Чаю хочешь?
— Чаю? — Иргиаро вскинул голову, — Ну, давай чаю…
Снял со спины свой "талисман", уселся, пристроив меч на коленях. Я положил решетку и водрузил на нее котелок. Иргиаро был задумчив, словно что-то не давало ему покоя, словно все никак не мог вспомнить или понять какую-то важную мелочь. Что, парень? Может, прокачаем вместе?
— Знаешь… — он поглядел на меня с решительным видом, — Я вот подумал, может, он тебе понадобится завтра? — и кивнул на меч.
Пару ударов сердца я тупо соображал.
Мне.
Предлагают.
Двуручный.
Меч.
Вместо рагских сабель.
Свой тарангитский клинок я сломал. Когда Гер пришел арестовывать меня. Большой меч — возможность давать левой отдых. Возможность продержаться подольше? И, может, даже уйти живыми? Старый Паук оклемался. Они вполне могут ждать меня завтра. А я, черт бы меня побрал, все еще не в форме.
— Ты серьезно?
Я давно уже пускаю слюни на этот меч, Иргиаро. Но я не стал бы просить его у тебя. Думал, ты отправишь его вместе с остальными вещами. А ты не отдал его Маленькой Марантине. Оставил. Потому, что он прибавлял тебе уверенности, меч твоего брата?
— Ты посмотри, — сказал Иргиаро, — к руке примерь. Я же не знаю.
Я поднялся, сделал два шага. Иргиаро протянул мне сверток.
Легкий.
Слишком легкий для двуручника.
Из чего он сделан, деревянный, что ли?
— Можно? — машинально спросил я, а пальцы уже разматывали тряпье, освобождая чертополоховый цветок шестопера, рукоять, причудливо украшенную гарду с шипами на концах… Мягкий толчок в ладонь — словно щенок ласкается, устав от одиночества, к первому встречному… Чуть потянул рукоять… клинок выскочил из ножен почти на треть.
И я забыл, как дышать.
И вспомнил — не сразу.
Быть того не может…
Почему — не может?
Это — жизнь.
Жизнь.
Моя и — Йерр.
И — их с Имори.
"Хватам" будет — не до них.
Ох, как сильно не до них будет "хватам"!..
Из глотки моей вдруг вырвался странный звук, ноги отказали, и я хлопнулся задом на пол, и согнулся пополам, и меня затрясло, и клокотало в груди, билось, мучая горло, и прорвалось давно забытым — я хохотал, хохотал и никак не мог остановиться, пусть ждут, пусть устраивают засаду, пусть, и уже хрипел и сипел от смеха, и слезы катились по щекам, и ничего, ничего нельзя было поделать… а потом ткнулся лбом в него, в лед и жар, в невозможно гладкую поверхность "черного зеркала", и словно рука друга коснулась моего лба, и истерика улетучилась, и остались только тепло и покой.
— Ты знаешь этот меч? — спросил ошарашенный Иргиаро, — Ты его видел раньше?
Я помотал головой, прочистил горло.
— Его я не знаю. Я видел его братьев.
Ирейский меч. Вышедший из-под молота Ведающего. Возле самой гарды выгравированы заключенные в пятиугольник три языка пламени. У Эдаро есть стилет. С таким же клеймом. Эдаро сказал, что отдал за него две сотни "лодочек" — повезло необычайно.
— Мы останемся живы, Иргиаро. Все — останемся.
— Я рад, что он тебе понравился, — пожал плечами вампир.
Понравился? Боги мои, и такое сокровище обитало у существа, настолько не способного понять, что попало к нему в руки!
— Это ведь меч твоего Ирги?
Нгамерт. Откуда у нгамерта "черное зеркало"? Кальна. Аристократический род? Не просто аристократический — богатый до неприличия… При чем тут тильская кровь?..
— Это — наследство моего брата, — проговорил Иргиаро глухо, — Он сказал… отдай своему побратиму.
Дыхание снова перехватило.
Раз, два — нету!
— Хорошо, — сказал я почти спокойно. — Я его тебе сразу верну.
Он фыркнул:
— Да уж верни. Я с тобой брататься… — и вдруг замер, открыл рот и вытаращился на меня.
Или — мне за спину?
За спиной у меня сосредоточенно вычесывался Ун.
Я повернулся к Иргиаро.
Эй, да у парня сейчас глаза лопнут…
— Что случилось?
— Пропасть!!! — заорал он вдруг, — Ты нарочно это сделал! Игрок проклятый!
— Что сделал? — выпросил у него меч? — Ты сам мне его дал! — спокойно, дьявол! — Возвращаемся к первоначальному раскладу. Саблями обойдусь, — меч сопротивлялся, не хотел лезть в ножны.
— А кровь я твою что, обратно выплюну?! — Иргиаро вцепился зубами в свое запястье, яростно рванул — хлынуло — сунул мне в лицо сжатый кулак: — На, глотай!
Кровь.
Нет!
Я сунулся лицом в колени, нет, не надо, нет… что-то с грохотом рухнуло рядом, задев бок, стон-мычание…
Он — слышит.
Лучше, чем раньше.
Он…
Раз-два — нету!
— М-м, нет, нет, м-м, не надо… — он скорчился, зажимая рот руками, пачкая вокруг алым из раны на запястье, — уберите, не надо… — отталкивал свою руку и снова хватался за лицо.
Я отвел его скрюченные, слипшиеся в крови пальцы, стиснул в ладонях иззелена-бледное лицо, поймал безумный, опрокинутый внутрь взгляд.
— Раз-два — нету, — шептал я, — все кончилось, все ушло, — и меня накрыло удушливой волной отчаянной непонятной тошноты, отвращения, ужаса… — Отдай, — еле шевелились губы мои, — Вот так… вот так… Вот и все.
Он сглотнул раз, другой, муть животного страха рассасывалась, на впалые щеки медленно возвращалась краска.
— Что это было? — выдохнул едва слышно.
— Прости, — сказал я, тоже сглатывая помимо воли. — Это — сильнее меня.
Он встряхнул головой, отгоняя наваждение. Пробормотал:
— Это ты прости. Я не подумал.
Я сам не подумал. Не подумал. Не ожидал. А мог бы, между прочим. Вампир. Побратимство. Кровь…
Кровь течет — жизнь выходит… запястье твое еще кровоточит… кровь течет — плохо…
Левая рука моя перехватила его ладонь.
Губы прижались к ране.
Горло сделало глоток.
Пальцы правой свели вместе края раны, остановили кровь.
Осторожно переместились чуть выше на его предплечье, отодвигая край рукава.
— Вот мы пред вами, Вышние… — проговорил он тихонько.
Сердце толкнулось отчаянно, что-то скрутилось внутри тугим жгутом…
— Пред вами…
— Отныне — спина к спине…
— Спина к спине…
Я никогда ни с кем не братался, Иргиаро, нас с Идгарвом к Камню отнесли отцы… Потом… у ножа в броске не может быть друга… не может быть брата… Кален-драконид предлагал, я отказался… он обиделся, кажется…
— Твоя боль — моя боль, брат мой…
— Брат мой… — дыхание пресеклось, я уткнулся лбом в плечо ему, что это, Сущие, что со мной, почему, эрса-тахх, мы — эрса-тахх, Иргиаро, твоя боль — моя боль, брат мой, твоя боль болит у меня, у меня нет братьев, сам ушел, отрезано…
Есть. Брат. Я.
Рука его охватила мои плечи. Рука брата.
Да. Ты. Ты…
Он говорил еще. Слова формулы. Я не мог повторять вслух. Не было воздуха в легких, язык прилип к небу сухим комком прошлогодних листьев, я кивал, возя лицом по его плечу, и слова повторялись внутри, причиняя сладкую боль…
Вот я наизнанку перед тобой, брат мой, а те, кто там, наверху, — смеются, твоя боль болит у меня, брат мой, тепло твое греет сердце, жалость твоя не унижает, мы — эрса-тахх, кто из нас пациент, кто — Аррах, неважно, мы — эрса-тахх, брат мой, мы останемся живы завтра, ирейская кольчуга и ирейский меч охранят нас, не бойся завтра, брат мой, оно ничего нам не сделает, и не стыдись, что боишься, я сам боюсь, живое хочет жить, я знаю, сам умирал и убивал, брат мой, мы оделеем смерть завтра, отберем у смерти — жизнь, мы, эрса-тахх…