— Понимаю. Слишком сложно. Ты, наверное, долго готовился?
— Да. Долго.
Невольно я ощутила что-то вроде уважения. Пусть колдун, пусть язычник — но не шарлатан. Нет, не шарлатан. Он верит в свое волшебство, а это серьезно.
— Ты не похож на площадных фокусников, предлагающих вызвать кого угодно, от духа короля Лавена до любимой бабушки. Мне нравится твое отношение к работе. Профессию нельзя унижать.
— Я тоже так считаю, — моим воодушевлением он не заразился. По крайней мере, не подал виду.
Однако, похвалы всегда приятны, особенно, если не льстивы, а я не льстила.
— У марантин я пыталась приобщиться к некоторым магическим практикам. Но так как я не собиралась становиться монахиней, мое знакомство не пошло дальше теории. Но интерес остался. Мое любопытство не досужее, и я была бы тебе очень благодарна за небольшую беседу…
— О чем?
Тон его был резким, и я поспешила обьясниться:
— Нет, нет, я вовсе не пытаюсь вызнать какие-то твои тайны. Но ведь может найтись что-то такое, о чем можно рассказать безболезненно. Вот, про Маукабру, например. Как тебе удалось ее приручить?
Маукабра приоткрыла один глаз. Наверное, поняла, что разговор ведется о ней. Мне даже показалось, она усмехается.
— Я не приручал ее, — сказал колдун, — это совершенно другое.
Я оживилась:
— Эмпатия?
— Хм… есть что-то общее.
— Телепатия?
Я слыхала о таком явлении, и, если честно, не верила. Но, как поговаривал один мой знакомый, личное неверие еще не доказывает отсутствия факта, как такового.
— Может быть, — колдун пожал плечами под черным плащом, — не знаю. Слов таких не существует, чтобы толково рассказать.
— А ты попробуй. Я постараюсь понять. Я благодарная слушательница.
Ожидая продолжения, я поудобнее устроилась на чурбачке. Интересно, где сейчас Стуро? Слышит ли меня? Надеюсь, догонит нас с собаками в лесу, когда пойдем обратно. Колдун некоторое время молчал, потом поинтересовался:
— Ты умеешь читать, Альсарена Треверра?
Я даже обиделась немного. Что за странный вопрос?
— Конечно. На обоих современных, на мертвом и на старом.
— Тогда объясни, почему, несмотря на надпись, ты рылась в чужих вещах?
Такого удара я не ожидала. Отшатнулась, чуть не грохнулась с чурбачка.
— Прости… ох, мне очень стыдно, — я съежилась, прикрыла ладонями налившиеся жаром щеки. Мне на самом деле хотелось провалиться под землю, — я разозлилась на Маукабру… Мы ведь… Я ведь целое лето хотела ее приручить…
Теперь я услышала, как колдун усмехается под своей повязкой.
— Это невозможно, маленькая марантина. Рахр — не животное. Рахра нельзя приручить.
Я недоверчиво взглянула сквозь растопыренные пальцы.
— Как? Ты знаешь настоящее название этого… ее? На каком это языке?
— Так они называют себя сами.
Маукабра подняла голову, щурясь и растягивая черные узкие губы. Но не скалясь, а… улыбаясь?
— Р-р-х-х-р-р! — пророкотало что-то в гибком ее горле.
Я вытаращила глаза.
— Что… простите?
— Р-ра-х-х-р! — представилась Маукабра.
Я сглотнула и снова разинула рот. Это что? Язык? Маукабрский? Рахр… рахровский? Рахриный? Рахрячий? Стуро же не раз повторял — она разумна. А я не придавала значения, у Стуро все разумны, даже козы. Выходит — так и есть? Разумна? Эмпатка? Телепатка? Или вроде того? Высокое небо!
Маукабра, вернее, рахр, и колдун переглянулись. Колдун повернулся в сторону, задрал голову. Он смотрел куда-то наверх, в темноту, где на уровне второго этажа нависали остатки галереи.
— Ага, — сказал он, — еще один любопытный нос.
Я вздрогнула. Стуро? Не может быть!
— К…ка…кой нос?
— Эй, ты! — он повысил голос, — Наверху! Спускайся!
— Там никого нет!
Я вскочила, пробежала пару шагов к дальней стене. Застукали! Стуро, убирайся! Улетай сейчас же! Ире гварнае?
— Спускайся, спускайся. Или помочь?
На обшарпанной стене, в более чем четырех локтях над полом, зиял провал — бывшая дверь, ведущая во внутренние покои. В провале что-то ворочалось и копошилось. Мне показалось, я различаю очертания лица и руку, прижатую к груди. Идиот! Его видно невооруженным глазом! Даже не потрудился спрятаться!
— Ну же, — сказал колдун, — стесняемся? Или нам самим к тебе подняться?
Стуро шагнул на порог. Мгновение он помедлил, трогая себя за горло и глядя на нас, и я успела сжать кулаки. Потом крылья его со знакомым треском распахнулись и черная фигура по крутой дуге понеслась вниз.
Я разжала кулаки. О, Господи! Этого мне еще не хватало!
Тот, Кто Вернется
— Я не хочу выпытывать какие-то твои тайны, — а сама дрожит от вожделения, — Наверняка ведь есть хотя бы что-то, что можно поведать непосвященному. Я — благодарный слушатель, честное слово.
Не могу врать в стенах твоих, Орлиный Коготь. Не могу играть с этой маленькой Треверрой. Ни слова лжи не услышит она от меня. Ни слова о колдовстве и вызывании духов.
Я вообще отвечаю только на прямо поставленный вопрос. Поэтому с нею довольно просто. Она отвечает на свои вопросы сама. Правда, не всегда. Как вот сейчас. Я не хочу говорить — ты ошиблась, маленькая марантина. Я — не колдун и не некромант. Я — наследник крови. И я спрашиваю:
— Кстати, ты умеешь читать?
— Да, конечно, — обиделась она — аристократка все-таки, — На найлерте и на лиранате, на мертвом и на новом.
Ждет, что ей выдадут толстенную книжищу для непосвященных. О колдовстве и вызывании духов. Или о приручении рахров.
— Почему же, прочитав написанное, ты все-таки рылась в чужих вещах, Альсарена Треверра?
Маленькая Марантина покраснела — рывком, сразу, до ушей. Залепетала, закрыв лицо руками:
— Прости, пожалуйста, я… это получилось случайно, так вышло… извини, я не хотела, я просто разозлилась, разозлилась на Маукабру, мы ведь целое лето хотели ее приручить…
— Рахр не животное. Рахра нельзя приручить.
— Рахр? — вскинулась Маленькая Марантина, — Ты говоришь — рахр? Откуда ты знаешь название этой… ну, ее? На каком это языке?
Исследователь, ишь. А аптечку после ее исследований пришлось в порядок приводить. Перепутала все.
— На их собственном.
— Анх-хе — р-рахр-р, — сказала Йерр, — Р-рахр-р, — и Маленькая Марантина впала в созерцательное сосотояние.
Даже рот приоткрыла.
Кстати, Эрхеас. Там, наверху, еще одна Липучка.
Какая еще липучка, девочка?
Вторая Липучка. Большая. Тоже любопытная. Слушает. Липучке интересно. Подглядывает. Давно. Почти сразу.
Еще один любопытный нос? Тот, из-за кого Альсарена Треверра пыталась выгнать из развалин бродягу?
Вон там, Эрхеас.
— Эй, спускайся.
— Кому это ты? — забеспокоилась Маленькая Марантина, подтверждая мой предварительный расклад. — Там никого нет.
— Спускайся, — повторил я, глядя в пролом галереи второго этажа, — Или помочь?
Слазить за этой второй липучкой, что ли? Или попросить Йерр…
— Куда ты смотришь? Куда вы оба?.. Там никого нет! И не было никогда! — волновалась Маленькая Марантина.
Взметнулась и замерла в нерешительности. Собаки тоже поднялись. На всякий случай.
— Иди сюда, — а то сейчас достану "когти" и сам заберусь наверх, посмотреть на тебя. Все-таки это — мой дом.
Сверху.
Огромная тень.
Сеть.
Я вскочил.
Не уйти.
Накроет.
Дернул нож — разрежу…
Встретился взглядом с Йерр.
Это — Липучка, Эрхеас. Не бойся. Это просто Большая Липучка.
Ну, что Это — Большое, я уже понял. Вбросил нож в ножны.
"Сеть" между тем опустилась за костром, возле Маленькой Марантины и начала складываться, складываться, складываться…
Человек? Человек. Голова, руки, ноги… Крылья? Крылья. Натуральнейшим образом.
Вот тебе и приятель маленькой Треверры.
Помянутая же кинулась к Большой Липучке и попыталась загородить собой гигантскую растопырку, которой едва доходила до плеча. Даже юбку растянула — нет здесь никого, и не было никогда, просто упало сверху что-то совершенно постороннее…
Иллюстрация к Игровке — испуг, растерянность, в перспективе — готовность защищать, но это — в очень далекой перспективе. Лицо жалобное, движения неловкие…
— А… э… ну, это… — бормотание беспомощное, — Он не хотел… мы не хотели… это случайно… Он сейчас уйдет, — схватила странное существо за руку, потянула к двери.
— Ты кто? — наконец выговорил я.
— Да никто! — опять влезла Маленькая Марантина, — Это так, местный дух.
"Местный дух", на ее попытки уволочь себя из залы не реагировавший, обернулся ко мне и с явным трудом изрек на лиранате:
— Здравствуйте, как поживаете, хорошая погода, не правда ли? — и — улыбнулся.
Обнаружились порядочного размера клыки. Хотя, конечно, у Йерр зубы больше раза в три.
— Кто ты? — повторил я.
— Это — мотылек, он говорящий, мы уже уходим, — снова дернула свое сокровище за руку, а зубастый "мотылек" уточнил:
— Мотылек Иргиаро.
Ничего себе мотыльки развелись тут у вас, родные!
— Оставь его в покое, Альсарена Треверра, — сказал я, — Ар, собаки, — показал им пустые руки.
Не надо бояться нас. Мы не тронем, — успокаивала Йерр.
Я попытался оглядеть диковинного Мотылька, но в глаза все время лезла Альсарена Треверра. Что я ее, не видал, что ли?
Крылатый человек придержал свою приятельницу за плечи, начал что-то говорить: по-своему, видимо, вразумляя. Я не понял ни слова, хотя мелодика речи показалась знакомой…
— Мотылек Иргиаро — я, — сказал крылатый, — Я здесь жить. Я рад видеть… увидеть… смотреть… знать… Приятно увидеть. Да.
— Что приятно увидеть? — чувствовал я себя полным идиотом.
Хорошо, что повязка закрывает лицо.
— Он говорит, ему приятно с тобой познакомиться, — перевела Маленькая Марантина, — Взаимно. Всего наилучшего. До свидания, — и принялась снова тащить зубастого наружу.
Но зубастый уходить не хотел.
— Слушай ты, — сказал я, — Не мельтеши. Сядь и успокойся.