— Ладно, не расстраивайся. Это же только работать нельзя. Я сейчас вернусь, в лес сходим."
Ты говорила, что хорошо бы родиться в Каорене и стать женщиной-воином. А Иланелл, сестра Ордара, смеялась и запугивала тебя:
"— Каорен, конечно, хорошо, только ведь если женщина там берет оружие в руки, она — воин. И женской Привилегии у нее нет. Учти, ребенок.
— Ну и что? Зато я так научусь владеть мечом, что…"
И ты умерла с оружием в руках, сестренка. Пальцы твои судорожно стискивали длинный кинжал отца…
Орванелл Эдаваргон, прими выкуп за кровь, что неправедно отнята, и пребудь отныне в Покое…
Потом.
Что потом, Йерр?
Все хорошо, Эрхеас. Мы не мешаем.
Я не понимаю, девочка. С кем ты раговариваешь?
С нашей Липучкой, Эрхеас. Все хорошо.
И закрылась от меня. Или закрыла — меня? От Липучки? "Наша Липучка" — кто это? Иргиаро — Большая Липучка, Альсарена Треверра — Маленькая. "Наша" — которая?
Иргиаро, наверное. Пообщаться пришел. Ладно, он подождет.
Третью часть приношения я вместо нитки перевил своими волосами.
Литаонелл Ирваргон, невеста моя нареченная, это я, Релован. Сегодня я принес тебе не гнездышко малиновки с яичками-болтунами, и не свои волосы с зеленой нитью. Выкуп за кровь принес я тебе, Литаонелл, услышь же меня. Приди и прими его.
"— Вот…
Глупость какая, столько слов заготовлено — провалились куда-то. Стою, как дурак, протягиваю ей мешочек и колечко из волос. С ниткой, что дала Ангала.
Лита улыбается, светятся карие глаза. Снимает с шеи другой мешочек на витом кожаном шнурке.
— Я тоже — приготовила. Думала, ты удивишься… Рел, это значит — Знак?
— Наверное…
А самому хочется кричать — да, конечно, Знак, как же еще! Ты не знала, что приготовил я, я не знал, что ты — тоже… Знак. Одобрение Сущих. Они подтолкнули, подсказали…
— А детей у нас будет четверо, — говорит Литаонелл, — Нет, пятеро. Два мальчика и три девочки."
И смеется. И я тоже смеюсь. Так и вижу их, похожих на нее и на меня, рыжих-рыжих, "зацветающих" по весне, бойких и — здоровых. Обязательно — здоровых, Сущие!..
Литаонелл Ирваргон, прими выкуп за кровь, что неправедно отнята и пребудь отныне в Покое.
Когда я умру, пусть твоя рука встретит меня. Пусть будет голос твой:
"— Привет. А вот и ты. Я уже заждалась."
Сущие не дали тебе детей, маленькая моя невеста, но я… У меня есть ребенок. Там, в Аххар Лаог. Он будет здоровым, я знаю. Таосса сказала, все мои детские болезни были от неправильного ухода. Меня надо было не "беречь", а закаливать. Реассару не грозит неправильный уход.
Аманден Треверр
Принесли легкий десерт. Вразнобой застучали ложечки. Необязательная утренняя беседа увяла на полуслове. Каждый нет-нет, да и поглядывал искоса в сторону двери.
Никто не решался первым обратить внимание на пустые стулья. Мало ли по какой причине отсутствующим захотелось понежиться в постели и пропустить завтрак. В первый раз, что ли?
Не в первый раз.
Вот именно.
— Благодарю, господа. Было очень вкусно. Разрешите, я…
Амила отодвинула нетронутую тарелку. Тарелка косо наехала на блюдо с печеньем. Я взглянул через стол на капеллана. Тот кивнул.
Майберт и Альсарена. Сперва Майберт.
Я вышел первым. Не спеши, Аманден. Не дергайся, не пугай людей. Паника — последнее дело.
Дверь в его комнату оказалась закрыта. Я постучал.
— Майберт! Открой, Майберт!
Тишина.
Подергал. Щеколда накинута. Изнутри заперто.
— Ты спишь? Открой! Открой сейчас же!
— Ломаем? — деловито осведомился отец Арамел.
— Принимая во внимание некоторые вызывающие обеспокоенность признаки определенного свойства, а так же фактическую незавершенность данной хронологии событий…
— Улендир, позови кого-нибудь из слуг. Лучше всего Имори или Сардера.
Улендир, бурча, утопал. По лестнице метался Амилин тоненький голос:
— Позвольте мне пройти! Позвольте! В чем дело?
Мы с отцом Арамелом поглядели друг на друга.
— Госпожа Альсарена? — одними губами спросил он.
— Да. Потом. Сначала Майберт.
Улендир привел двух Сабральских хористов. Они снесли дверь — споро, без лишнего шума. Комнату до самого потолка наполнял сумрак. Утро тут так не наступило.
Майберт стоял между двух закрытых ставнями окон. Как раз в простенке, напротив входа. Белая фигура в длинной ночной рубахе. Склонив повинную голову, парень явно собирался упасть перед нами на колени. Но сделать это ему мешала натянутая веревка, привязанная одним концом к шее, а другим — к факельному кольцу.
— Ага, — сказал отец Арамел над моим плечом.
Я подумал примерно тоже самое.
За спиной завизжала женщина. Шум борьбы. Что-то поспешно закудахтал капеллан.
— Не впускайте никого, — приказал я, — закройте дверь.
— Двери нет, — вякнули сбоку.
— Ты и ты, — гаркнул отец Арамел, — стоять здесь! Не пускать! Ничего не трогать!
Я подошел к телу. Макушка на уровне моих глаз. Темные волосы — каскадом вниз. Траурная вуаль. Руку под волосы — ледяной ожог — фосфорно-белая полоска лба, пушистая черточка брови, щека. Взгляд из-под ресниц, удивленно-кокетливый. Словно бы улыбка. Словно бы… спит?
— Снимите ставни.
У убитого — такое лицо? У повешенного? У повесившегося?
— Следов борьбы не видно, — бормотал отец Арамел, — Спальня заперта на щеколду. Такое впечатление, что никого тут вообще не было. Кроме самого мальчика, разумеется.
Я провел рукой дальше, к затылку, пропуская меж пальцев массу по-юношески густых волос. Проплешина у виска. Не понял. Грубо выстрежен целый клок. Под корень. На самом виду.
Целый клок. Под корень.
— Странно, — удивился отец Арамел, — зачем он так безобразно себя обкорнал?
— Это не он, — вырвалось у меня.
Отдернул руку, волосы упали, занавесив мертвое лицо.
Я знаю, кто. Я знаю, зачем. Теперь знаю.
Мельхиор говорил, сработано было чисто. Он сам проверял. Остался, когда мы, молодые, поспешили выйти на свежий воздух. Он задержался и пересчитал убитых… погибших… пересчитал трупы. Он сказал, никто не уцелел. До восемнадцати и ребенок посчитать способен. Мельхиор не мог ошибиться.
Мельхиор ошибся.
Господи, нет. Нет. В одно и тоже место молния не ударяет дважды. Ты ведь до дна исчерпал этот колодец, Мельхиор. Ты использовал все, что судьба от шедрот предложила тебе. И хитрый расклад свой, и стечение обстоятельств, и удачу. Ты двух зайцев убил, Мельхиор. Одним зайцем послужили тебе прежние хозяева Мерлутских земель, другим — собственные твои братья, сыновья и племянники. Ты вымарал нас в чужой крови, заклеймил, как каторжан, заковал единой цепью, запечатал рты. Круговая порука, Мельхиор. Излюбленный метод разбойников и пиратов. Простой, надежный, действенный.
Двух зайцев убил, Мельхиор? О, нет. Похоже, ты убил всего лишь одного зайца. Свою семью.
Мои руки в крови. Я это очень хорошо помню. И у Невела руки в крови, и даже Ладалена ты изловчился ткнуть носом в кровь. Ты, не ошибавшийся никогда. Посмотри на этого мальчика. Его не было с нами в тот проклятый день.
Там не было никого из моих детей!
— Альсарена!
Я развернулся на пятке и бросился вон из комнаты. За мной резво припустил отец Арамел.
В коридоре топталось уже порядочно народу. Вопили женщины — ни слова не разобрать. Кто-то цапнул меня за рукав, я отмахнулся на ходу. На лестницу, с лестницы — на мосток, с мостка — на стену. Бегом по стене. Башня, дверь. Цепочка звонка. Удары в обшитую железом дверь — кулаками, ногами.
— Альсарена, открывай! Слышишь? Сейчас же открывай!
— Ломаем? — предложил святой отец.
Изнутри загремел засов. Девочка моя! Ох, видно есть все же Бог на небесах!
— Что? Что?
Повертел ее, ощупал. Живая, целая. Малость встрепанная и испуганная, но это мы ее сейчас напугали. Ох, Альсарена, вгонишь ты меня в гроб своими поздними пробуждениями.
— Отец! Что такое? Что?
Я не стал ей ничего обьяснять. Найдутся рассказчики. Я спешил обратно к дому.
Может быть, это ты, Аманден, ошибся? Не Мельхиор? И выстреженный клок волос не имеет к происходящему никакого отношения?
Хочещь убедиться? Иди на ледник. Твои братья ждут тебя.
Ледник не запирался. Дверь придерживала щеколда — защита от вечноголодных кухонных кошек. Старший кальсаберит, успевший раздобыть факелы, вошел следом.
Я сдернул полотно. Кузен мой Невел, отмытый от крови, уже обряженный в саван. Красный мечущийся отсвет обманывал зрение. Иллюзия сна. От близости огня иней на ресницах его потек живыми слезами. Голову ему передвинуть не удалось — застыла. Тысячи хрупких ледяных иголочек смялись под моей ладонью.
— Помогите мне. Надо перевернуть тело.
— Вы ищите что-то определенное, господин Аманден?
— Вот это.
Проплешина. Внизу, у самой шеи, где волосы подлиннее. Бритвой срезал, что ли?
— Хм, — глубокомысленно изрек Арамел, — господина Ладалена посмотрим?
— Да.
То же самое, на том же месте.
— Хм… Срезанные волосы, ногти, клочки одежды, э-э… слюну и кровь, если не ошибаюсь, используют для своих богомерзких ритуалов ведьмы. Лепят из воска такие маленькие фигурки со всем этим мусором внутри… кажется, они называются "вольты".
Ведьмы? Это поганые языческие ведьмы, а я… Нет. Ведьмы не сбрасывают своих жертв со стены. Не вешают их на поясах от халата. И уж точно не вспарывают им животов.
— Нет, отец Арамел. Это в самом деле языческий ритуал, но связан он не с колдовством. Это месть.
— Кому?
— Треверрам. Кровная месть.
— Хм-м… — кальсаберит погрузился в транс
Мы вернулись наверх, в спальню Майберта. Труп уже сняли, уложили на постель и прикрыли простыней. Я подозвал Улендира.
— Срезанные волосы видел?
— Сие загадочное явление, весьма способствующее порождению фантастических домыслов и всяческих двусмысленностей не укрылось от моего внимания, но…
— Без двусмысленностей, Улендир. Это работа человека из семьи Эдоваргонов.