Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек
Ты слышал, Ирги? Слышал? Мы с тобой не нужны ей. Надоели. И ты, и я. Мы не будем навязываться, правда, Ирги?
Я-то думал, нас трое. Ты, я и она. Оказалось — нет. Оказалось, двое нас, как и с самого начала. Двое, только мы с тобой. Спина к спине.
Это предательство, Ирги. Как не оправдывай — предательство. И я бы, наверное, попытался простить, если бы оно касалось меня одного. Но ушедший к Ветру священен. Не могу марать имя твое, брат. Хуже смерти, хуже проклятия это. Я остаюсь с тобой, Ирги.
Нет, нет, я уже не плачу, я не жалуюсь. Я больше никогда не буду жаловаться. Даю тебе слово. Я изменился. С этого дня я другой. Решаю все сам, и что решил — выполняю. Никакого малодушия, никаких компромиссов. Я теперь один — за себя и за тебя.
Холодно сегодня. Разбушевалась вялая Итарнагонская зима. В такую ночь хорошо покидать опостылевшее пристанище. Сечет, стрекает снежная крошка, заламывает ветви, в клочья раздергивает сосновую крону, разрывает, разрывает, разрывает все на свете — связи, следы, привязанности… Остается только то, что рядом, в сердце. Только ты со мною, Ирги.
Я гляжу на белое полотнище льда подо мной, укрытое сверху пока еще тонкой снежной шкурой. Под ним — никогда не спящая черная вода, она словно проглядывает сквозь лед и снег. Противоположного берега не видно, не видно скалы и башни на ней, замять, пурга, но черное стылое око пристально глядит снизу, пронзая мутный белый лед.
Иди ко мне. Не раскрывай крыльев. Почувствуй, как качается обледеневший сук. Наклонись пониже. Отпусти руки. Иди ко мне.
Нет, бездна, пропасть, нет. Когда-то я звал тебя, а ты не пришла. Я не хочу тебя больше. Ты тоже предала меня.
Я прав, Ирги? Там, куда зовет бездна, тебя нет. А зачем мне туда, где нет тебя? Придет мой срок и ты встретишь меня, и скажешь: "Здравствуй, брат". Я терпеливый, я дождусь. И торопиться не буду.
Я выбираю Каорен. Сегодня мы с тобой туда летим. Я помню дорогу — на юг, а как увидишь море — направо. Я ведь уже приготовился. Я все собрал — меч, тенгоны, коробку с красками, деньги… Краски — ее подарок. Я не должен брать их, правда, Ирги? В Каорене новые куплю. Получше этих. А деньги — деньги надо поделить. Половина пренадлежит ей, а мне чужое ни к чему. Сейчас поделю и полетим. Говоришь, она не найдет свою долю здесь, на сосне? Почему не найдет, я, между прочим, ей сказал. Поленится искать — сама виновата.
Я ведь прав, да, Ирги?
Альсарена Треверра
Ну, что? Добилась своего? Добилась? Тебя оставили в покое. Навсегда. По крайней мере, те, кто имел несчастье тебя любить — кто погиб, кого сама прогнала. Легче теперь?
Собаки ко мне не подходили. Сидели где-то в темноте, то ли под столом, то ли у остывшего камина. Не слышно их и не видно. Свет я так и не зажгла.
Пыталась плакать, как советовал Стуро. Ничего не вышло. Решила было проглотить снотворное и выбыть из реальности хотя бы ненадолго. Поймала себя на расчете дозы несколько большей, чем положено, прикрываясь мыслью, что надо бы организовать себе сон подлиннее и покрепче. И не стала ничего глотать, дабы не гневить Единого.
Думала, вернется. Парадоксально, невозможно, но надеялась. Сперва сама себе не признавалась. Потом призналась, и что с того? Он не вернулся. И не вернется.
Стуро, любимый, прости меня.
Я вымолю у тебя прощение. Сейчас. Сегодня. Пойду к тебе в развалины и на коленях вымолю. Ты только не бросай меня. Я не смогу с этим жить, а жить придется.
Да, прямо сейчас. Я переобулась в меховые сапожки, накинула плащ. Заправила масло в фонарь. Вышла за дверь, притворила, но запирать не стала. От кого мне теперь прятаться? От убийцы? Я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Не дай Бог, опять истерика начнется. Да и шуметь незачем.
Спустилась с галереи, через двор подошла к воротам. От стены отделилась громоздкая фигура.
— Кто идет?
Вспышка света, я зажмурилась, заслонилась ладонью.
— Госпожа Альсарена? Куда это ты посередь ночи?
— Кто там, э? — из арки ворот выглянула еще одна фигура.
— Да вот, госпожа наша Альсарена прогуливается.
— Пропустите меня, — попросила я.
— Да ты че, госпожа, иди в постелю. Ночь на дворе. Какие прогулки?
— Мне… надо. Пропустите.
— Эй, кум. Проводи госпожу нашу в башню. Видать, не в себе она малость, понятное дело. Да позови из дома кого-нито, пущай приглядят.
— Пойдем, госпожа хорошая. Поморозишься еще. Пурга, глянь, начинается.
Я выпрямилась, кусая губы. Скандалом делу не поможешь. Сбежится народ, уволокут в дом, вообще под замок посадят.
— Ой, — тронула лоб, удивленно огляделась, — где это я?
— У ворот, — охотно пояснил один из охранников, — наружу рвалась. Пойдем, госпожа, до Ладаравы. Пособлю тебе.
— А… нет, благодарю. Не стоит ради меня пост оставлять. Так, какое-то затмение нашло, теперь все в порядке.
— Можа, позвать кого?
— Нет, нет. Благодарю. Извините.
Я отошла, провожаемая встревоженными взглядами. Могла бы и сообразить, что через ворота не пройти. Но я все равно выберусь за стены. Веревки у меня нет, свяжу простыни, и… Подземный ход! Если убийца по нему ходил, почему бы и мне не воспользоваться?
Я не стала подниматься наверх, а сразу обратилась к дверям, ведущим на первый этаж. Потянула на себя тяжелую створку — не заперто. Опустила пониже фонарь, чтобы видеть крутые ступеньки и начала спускаться в подвалы.
— Кто идет?
Сговорились они, что ли? В дрожащий круг света из ниши выступил человек. В одной руке он сжимал лук вместе со стрелой.
— Госпожа Альсарена?
Единый и Единственный, Боже Милосердный, за какие смертные грехи Ты отвернулся от меня?
— Госпожа, тебе наверх надо, здесь подземелье.
Бессильно опустив фонарь, я смотрела, как из темноты выглядывают люди, еще и еще. Вооруженные люди, с луками.
— Иди наверх, госпожа. Слышишь? Наверх иди, к себе.
— Не отвечает. Эй, госпожа, ты меня видишь? — под носом у меня пощелкали пальцами.
— Не, глянь, глаза у ей, как у лунатика. Голова у госпожи — того.
— Отвести ее, что ль? Ребята, подержите лук.
— Не трогайте меня! Уберите руки! Я… я…
— Глянь, буйная. Да не трогаю я тебя, не трогаю. Давай наверх двигай.
— Не командуй тут! Раскомандовался!
— Слышь, госпожа, у нас тут пост, убивца стерегем. Ты того, не шуми, не ровен час услыхает убивец и даст деру. Ищи-свищи после.
— Провалитесь вы со своим убийцей!
Я одним духом влетела к себе на второй этаж, хлопнула дверью. Проклятье! Фатально не везет. Где у меня простыни? Широкими шагами пересекла комнату, распахнула дверцы шкафа.
Ряд стеклянных пузырьков и флаконов. Прямо в глаза мне смотрела марантинская эмблема — цветок черного мака, наложенный на свернувшуюся в узел змею-Амфисбену. Черный мак. То, что мне нужно.
Поискала среди посуды. Стуро вылакал всю арварановку, вино же вообще не тронул. Достала первое попавшееся, накапала снотворного — по три капли на брата, и еще три на общий круг. Сколько их там было? Человек пять, не меньше. Жаль, с огнем долго возиться, горячим вином угостить было бы естественней, да и всасывается горячая жидкость быстрее. Я подумала, и добавила еще три капли.
В одной руке кувшин, в другой фонарь и край подола. Осторожно спустилась вниз.
— Кто идет?
— Это опять я, мальчики. Вот, пришла извиниться за грубые слова. Какое-то помрачение со мной случилось.
— Да брось, госпожа. Мы же понимаем.
— Вина вам принесла хорошего. Выпейте за нас за всех. Жаль, только холодное, у меня камин погас. Не сердитесь, ладно?
— Кто ж на тебя сердится, — чьи-то руки из темноты приняли тяжелый кувшин, — а что холодное, не беда. Для сугреву все одно сгодится. Давайте-ка, братки, налетайте. Твое здоровье, молодая госпожа.
— Не буду вас отвлекать. Спокойной ночи. Я хотела сказать, бодрости вам и удачи.
Поднялась на виток и остановилась, прижавшись щекой к покрытой инеем стене. Снизу не доносилось ни звука. Пост, если и распивал мое угощение (а я надеялась, распивал), то делал это черезвычайно тихо. Я досчитала до ста. Ноги начали зябнуть, пальцы рук тоже. Надо было взять перчатки. Вернуться за ними в комнату? Так или иначе ждать, пока заснут. Но обратно я почему-то не пошла. Физическое неудобство отвлекало меня от разных мыслей. Я каким-то шестым чувством понимала, задумываться мне сейчас не стоит. Ни о чем не стоит задумываться.
Досчитала до ста еще раз. И еще. А потом начала осторожно спускаться.
Я готовилась к привычному "кто идет?", но меня никто не окликнул. Из мрака выплыла пара ног, преградившая путь. Я нагнулась, подсвечивая фонарем. Сражник спал, опершись плечами о выступ стены. Другой уютно прикорнул у него на плече. Далее, почти в обнимку с переносной жаровней устроился еще один, а еще один умостил голову на приготовленных брикетах торфа. Рядом с ним стоял опорожненный кувшин. Последнего из стражников я обнаружила на корточках в нише. Он продолжал крепко сжимать в одной руке и лук, и стелу.
Спите, доблестные стражи. Спокойной ночи.
Я спустилась на первый уровень, почти пробежала по коридору — до того места, где днем обнаружили ход.
Гладкая ровная стена. Почему-то я ожидала увидеть ход раскрытым. А здесь ли он? Здесь, вон вещи Сардера, их так и не убрали. А вот тонкая, едва заметная щель в сплошном камне. Конечно же! Если его открывали, то потом закрыли, чтобы убийца ничего не заподозрил. Проклятье! А я не знаю, как этот механизм действует.
Принялась ощупывать периметр входа, нажимая на все выпуклости и шероховатости. Должен же здесь существовать какой-то рычаг! Не может быть, чтобы ход открывался только снаружи! Он сделан не для врагов извне, а совсем наоборот. Для защитников Сторожевой Башни он сделан, правда ведь? Выпускать, а не впускать. Ну где же этот проклятый рычаг?!
Отчаявшись, я подпрыгнула, изо всей силы ударила кулаком по стене. Рука мгновенно онемела от боли. Во второй руке был фонарь, поэтому я пнула дверь сапогом. Ушибла пальцы.