– А ты? – спросил Костя ошарашенно.
– Ты же сам говорил, что выигранная драка – это та, которую погасил в зародыше.
– Ну?
– Если я убегу, это в глазах Сан Сеича подтвердит его подозрения. Тебе нужно, чтобы старик тронулся рассудком? Мне – нет. Я ему здорово благодарен. Так что когда Сан Сеич захочет меня допросить, я буду разговаривать с ним. И я готов ждать.
– Псих, – заключил Костя.
– Может быть. Но это мой выбор. Я попытаюсь как-то переломить ситуацию. Еще не знаю как, но придумаю.
– Точно решил?
– Поверь, так будет умнее. И лучше для всех. Слушай, ты здесь не засиделся? Вдруг он проснется и явится проверять?
– Ничего он мне не сделает! – заявил Костя. – Где хочу, там и ночую. Слушай, ты, страдалец. Решил сидеть – ладно, сиди. А ты не подумал, что старик с тобой, может, разговаривать не захочет? А решит тебя… э-э… того? Втихую?
– Ну вы же этого не допустите, правда?
– Мы-то да, а вот Белый… Он на тебя готов все наши беды свалить, вплоть до закрытия Тулы.
– Город закрыт?! – встрепенулся Гош. – Как?
Костя в двух словах описал события у бензоколонки.
– Интересный симптом, – пробормотал Гош озадаченно. – Там ведь не было явного лидера. Тем более – достаточно умного. Может, кто-то пришлый? Или появился новый фактор… Внешняя угроза, а? Странно. Ничего не понимаю. Разведка нам позарез нужна, Костя. Хорошая разведка. А то, неровен час, явятся сюда какие-нибудь настоящие Регуляторы и урегулируют наше ранчо к чертовой матери… Ладно, дружище. Иди к ребятам. Пора тебе.
Костя, недовольно ворча, принялся втыкать на место гвозди.
– А с Белым как разбираться будем? – вспомнил он. – Ему, по-моему, рассказывать про установку на повиновение не стоит.
– Согласился? – удивленно спросил Гош. Такой прыти он от Кости не ждал.
– Угу, – хмуро ответил тот. – Не до конца, но похоже. Вспомнил, как сегодня было дело. Знаешь, я даже не рассуждал. Вот чертовщина! Кто бы мог подумать…
– Представляю, как тебе сейчас неприятно, но ничего не поделаешь. Тысячи людей по всему миру сами просят, чтобы доктор поставил им блокировку, снял беспочвенный страх, снизил мнительность… Ничего особенного с тобой не произошло. Если произошло вообще.
– Боюсь, произошло. Так что Белый?
– Не знаю. – Гош в темноте помотал головой. – Сами решайте.
– Он классный парень.
– Я знаю, – согласился Гош. – Вот поэтому сами и решайте.
– Ладно, – вздохнул Костя. – Пойду. Ты голодный небось?
– К утру проголодаюсь. А который час?
– Полтретьего. Ну, утром как раз и принесем.
– Счастливо, Костя, – сказал Гош. – И огромное тебе спасибо. Тебе и ребятам… Вы молодцы.
– Мы просто хотели, чтобы было по справедливости, – скромно ответил Костя, попрощался и ушел. Но через минуту вернулся. – Вот еще что, – заявил он. – Ты даже и не спросил. А зря. Сан Сеич знаешь, чего про тебя выдумал?
– Что я американский шпион, – усмехнулся Гош.
– Если бы!
– Ну, жидомасонский какой-нибудь. Мировой заговор, да?
– Если бы! – повторил Костя. – Он говорит, что еще тридцать лет назад КГБ разработал оружие массового поражения, которое воздействует на психику. И вот теперь они из этой штуки стрельнули. Хотели по Америке, а получилось по всем. Но сами кагэбэшники уцелели, и ты – один из них. Ездишь по стране и оцениваешь уровень потерь. А за тобой придут другие, которые запрограммируют тупых на повиновение и сколотят из них армию. Заэкранируют ее от своей пушки, стрельнут еще раз, чтобы всю планету окончательно зашибло, и отправятся с этой армией порабощать мир. Чтобы не обидно было, понимаешь? Раз с первого захода не вышло, так чтоб уж со второго никому мало не показалось. И Сан Сеич хочет нас от всей этой катавасии защитить. Спрятать. Он говорит, нас все равно либо отстреляют, как слишком умных, либо в тупых переделают. Вот такие, брат, дела.
– Поздравляю, Костя, – пробормотал Гош в легком обалдении. – Наш Сан Сеич – полный и безоговорочный шизопараноик!
Разбудил его Белый.
– Живой? – спросил он неприветливо.
– З-замерз, – коротко ответил Гош.
– На кухне чайник еще не остыл. Прими стакан водки и запей горячим чаем. Пожуй чего-нибудь и приляг до обеда. А то простудишься еще среди лета, возись потом с тобой.
– Угу, – согласился Гош, ничего не понимая.
– Цыган здесь остается, он за всем присмотрит. Если понадобишься на замену, разбудит.
– То есть? – спросил Гош, с трудом вставая на ноги. Под утро внезапно упала температура, и его здорово приморозило. Двигался он сейчас плохо, а соображал еще хуже.
– Может, придется тебя оставить на хозяйстве. Тупые Сан Сеича забрали.
– Ого! – пробормотал Гош. – Начинается…
– Вот именно, – кивнул Белый, нехорошо глянул на него исподлобья и ушел.
Гош, зябко обхватив себя за плечи и отчаянно стуча зубами, выбрался на кухню. Там Цыган мыл посуду.
– Живой? – спросил он так же, как минуту назад Белый, только с более дружелюбной интонацией. – Завтрак на столе.
– Я себе налью? – спросил Гош, открывая шкафчик. – Для сугреву.
– Десять баксов, – выдал Цыган свою любимую присказку. И как-то странно помотал головой, скорее даже покачал ею из стороны в сторону.
Гош сделал выдох, крепко сжал в руке стакан и опрокинул водку в себя. Крякнул, уселся за стол, налил чаю и начал его прихлебывать, чувствуя, как по всему телу расплывается тепло. За прошедший с момента пробуждения кошмарный год он употребил великое множество самых разных горячительных напитков, но только этот оказался горячительным в буквальном смысле.
Неожиданно он вспомнил, как его выгнали из Тулы, и неприязненно скривился. От делегации недоумков тогда разило так, что впору было закусывать. Гош выпивал от тоски и страха. «Тупые» пили для веселья. Поэтому Гош принимал стакан-другой на ночь, чтобы лучше спалось, и принципиально не опохмелялся. «Тупые», напротив, откупоривали пузыри на рассвете и продолжали квасить дотемна. Эта дурная привычка здорово сбивала им прицел и мешала рулить. И она же, на взгляд Гоша, уничтожала все шансы на то, что бедняги когда-нибудь по-настоящему «проснутся».
– Когда Сан Сеича забрали? – спросил он.
– Утром. Человек двадцать приехало. Боятся нас, уроды…
– Вряд ли. Им просто делать нечего.
– Нет, – отрезал Цыган. И кивнул.
– Ты увидел что-то особенное?
– Да. – Цыган мотнул головой. Гош внутренне пожал плечами и решил пока на эти странности не обращать внимания.
– Они все были трезвые и очень настороженные, – объяснил Цыган.
Сегодня у него заметнее обычного прорезался акцент. Русские слова звенели и играли, потому что мягкие звуки Цыган проговаривал совсем мягко, а жесткие – чересчур жестко.
– Знаешь, они казались не злыми, как это обычно у них, когда нас видят, а именно настороженными. Внимательными такими… Все озирались, будто ищут кого-то. Я еще подумал – не тебя ли. А потом сообразил: это они, гады, просто к обстановке привыкают. Мы их раньше не пускали сюда. А они же боятся всего нового, непривычного. В следующий раз явятся, озираться уже не будут. Сразу палить начнут.
– Сказали, зачем им Сан Сеич? – спросил Гош, накладывая себе в тарелку каши.
– А то! – Цыган опять изобразил головой загадочный утвердительный жест. – Его главный вызвал. Их главный. Зар-раза…
– Не нервничай, – посоветовал Гош. – Обойдется.
– Ох, не знаю. Белый говорит, если к завтрашнему утру Сан Сеич не вернется, пойдем город с землей ровнять.
Гош поморщился. Еще пару недель тому назад он сам бы первый вызвался на такое заманчивое предприятие. А вот теперь… Во-первых, он не был уверен, что карательная экспедиция что-то даст. Например, оживит Сан Сеича, буде «тупые» вздумают его расстрелять. Во-вторых, при мысли о стрельбе по живым людям, пусть и «тупым», он больше не чувствовал энтузиазма. А ощущал скорее беспокойство. Вспомнилось, что пуля – дура. И что нормальный человек не развязывает войны, а устраивает переговоры.
И что разговор с позиции силы – прерогатива тупых. Не теперешних, у которых имелся довольно четкий диагноз, а вообще – тупых. А за спинами этих тупых, которые бегают, размахивая оружием, прячутся расчетливые сволочи и подталкивают их на убийство. И таким образом вместе гробят нормальных людей.
Цыган поставил сушиться последнюю тарелку, закрыл кран, вытер руки передником, уселся напротив, вытащил сигареты, закурил и как-то очень внимательно заглянул Гошу в глаза. Видно было, что он взвинчен до предела, но пока сдерживается.
– Начинаю верить в судьбу, – объявил он сквозь клубы дыма. – И в то, что история повторяется.
– Какая история? – невнятно поинтересовался Гош, жуя. Ему вдруг захотелось выпить еще.
– История, которую ты принес с собой. История Регуляторов и Линкольнской фермерской войны.
– Давай по стакану? – предложил Гош.
– Мне не стоит. А ты пей, не стесняйся. Условно-досрочно освобожденный… Что это значит?
– Вот это и значит. Кто сказал меня выпустить? Сан Сеич?
– Нет. Он если и хотел, то не успел. Белый сам распорядился. Мы как раз собирались с ним поговорить… Только не думай, что он это от большой любви. Он просто считает, что сейчас каждый человек на счету. А уж ты-то с твоим опытом…
– Каким еще опытом? – удивился Гош, доставая из шкафчика бутылку.
– Боевым, – веско сказал Цыган. Услышав это, Гош передернулся всем телом.
– Знобит? – спросил Цыган участливо. – Ты поешь и сразу ложись. Может, еще и аспиринчику? Точно. А то вдруг заболеешь.
– Посмотрим, – сказал Гош, опрокинул второй стакан и, отдуваясь, снова принялся за кашу.
– Ты прости нас, Гошка! – выпалил Цыган.
– Да ладно… – промямлил Гош, краснея.
– Мы ж не ведали, что творили. Костя все рассказал. Знаешь, у меня будто глаза открылись…
– Я мог и ошибиться.
– Если бы! Гош, а ты, случаем, не психолог был, а?
– Кто его знает. Такое впечатление, что я всем понемногу был. Это хуже всего. Если б хоть что-то выпирало, превалировало… А так – всего по чуть-чуть и ничего конкретно. Обо всем на свете хоть самую малость, но знаю. Но именно самую малость.