Сзади к Белому, стараясь за ним спрятаться, осторожно подходил Большой. Выглядело это очень комично, но Гошу стало не до смеха. Он словно бы увидел, что будет дальше.
– Эй, ты, здоровый! – сказала девица, глядя Белому через плечо. Тот машинально обернулся на Большого. В тот же момент девица звезданула ему коленом в пах, на этот раз точнее некуда. И одновременно стремительным движением сорвала у бедняги с плеча автомат.
Белый, не издав ни звука, схватил обеими руками себя между ног и упал на колени. Девушка сделала шаг назад, отбросила в сторону автомат и врезала Белому еще раз – пыльным сапогом по скуле. Гош подумал, что только в кино после такого удара вскакивают и дают сдачи. В реальной жизни, как он и ожидал, Белый треснулся головой о стену дома и сдулся, будто простреленная шина.
– Большой, тащи аптечку! – скомандовал Гош. – И Сан Сеичу объясни, что все в порядке!
Окончательно потерявший самообладание Большой, у которого разве что слезы на глазах не выступили, с потерянным видом потопал обратно. Гош поднял с земли свой пистолет и, от греха подальше, автомат Белого.
– Пошли, молока налью с дороги, – предложил он. – Холодного.
– Давай, – согласилась девица, разглядывая поверженного Белого. – Надо же, всего лишь обморок. Ты уж извини. Так бы я ему простила, а вот…
– Я знаю, – сказал Гош. – Не стоило ему на тебя смотреть такими глазами.
– Это какими же? – поинтересовалась девица, осторожно пихая Белого ногой в бок. Сапоги у нее были не «казаки», как у объездчиков, а хромовые, с высоким голенищем, плотно охватывающим ногу почти до колена.
– Он посмотрел на тебя, как мачо, – объяснил Гош. – Знаешь, кто такой?
– Мужской шовинист, – кивнула девушка и бросила на Гоша оценивающий взгляд. Глаза у нее были зеленые-презеленые. Хрупкая на вид точеная фигурка, росту едва-едва сто шестьдесят пять, джинсы, потертая кожанка поверх грязноватой и насквозь потной белой майки. По-ковбойски повязанная косынка на шее. Девчонка как девчонка. Чуть старше двадцати. И по уши в пылище.
– Меня зовут Гош.
– Я знаю, – кивнула девушка. – Георгий. Вот уж кого не ожидала здесь встретить…
Внутри у Гоша все похолодело. Он вдруг отчетливо понял, какой ужас пережил сегодня Цыган. Гошу не было так страшно, когда его назвал по имени Сан Сеич. Во-первых, тогда он не верил, что это его имя. Во-вторых, он состоял в те дни наполовину из обиды на весь мир, а на другую половину – из агрессии. Кроме того, Сан Сеич отказывался рассказать ему все. А эта девчонка, Гош сразу поверил, зажимать информацию не станет. И если знает хоть что-то…
– Стоп! – приказал Гош, выставляя перед собой ладонь. – Пока хватит. У нас и без того день был совершенно безумный.
– Я поняла, – кивнула девчонка. – «Патруль» в канаве свеженький валяется, только-только расколотили. И здесь с уродами война?
– Мы их называем тупыми. Так как насчет молочка? Вон, на столе.
– Мне нужно сначала Малыша пристроить. Колодец где?
– Попроси Большого, он тебе все покажет.
– Неужели и этот здоровый не урод? – пробормотала девчонка себе под нос.
– Даже этот полутруп, и тот не урод. Просто несчастный человек.
– Ладно. – Девчонка ухватила себя двумя пальцами за нос и покрутила его из стороны в сторону. – Сейчас подойду.
Гош без тени сожаления посмотрел на Белого, все еще пребывающего в обмороке, и ухромал в сад. Колено болело. Но в момент удара больше закрыться было нечем.
– Здравствуйте, девушка! – проблеял за домом Сан Сеич.
– Здорово, старый хрен! – ответили ему. – Ты, что ли, тут главный? Ну и команду ты себе набрал…
Гош уселся за стол, разлил остатки молока по стаканам и пригорюнился. Он все думал, что за новости впереди, и с каждой минутой ему становилось больнее. «Увижу Цыгана – извинюсь, – подумал он. – Обязательно. И перед Костей тоже. Белый, конечно, психопат и дурак, но кое в чем он прав. Нехорошо людей вот так – утюгом по голове. Хотя… Сан Сеич даже если и докопается до правды, все равно сто лет будет решать, сказать или не сказать. Чересчур осторожен. А пока он медлит, всякое случиться может. Что же, так и помирать Иванами, не помнящими родства? Нет, лучше уж по-плохому, в лоб».
Он закурил и принялся ждать.
– Хорошо живете, – сказала девчонка, усаживаясь напротив и кладя поперек стола ружье. – Богато живете.
– Ты же сама говорила – здесь работать надо. Вот, работаем.
– Неужели и ты?..
– И я… – Гош судорожно втянул в себя воздух и подвинул гостье стакан.
– Меня Женя зовут, – объяснила девчонка в перерывах между глотками. – Уф-ф… Хорошо, – она сбросила кожанку и осталась в тонкой грязной белой майке, сквозь которую отчетливо проступали соски маленьких круглых грудей.
– Очень приятно. Сигарету?
– А у тебя что?
– «Лаки Страйк».
– Нет, спасибо. – Женя выудила из кармана пачку солдатского «Кэмела». Зажигалка у нее тоже оказалась под стать имиджу – «Зиппо».
– А ты, значит… – Она глубоко затянулась и посмотрела Гошу в глаза. С отчетливым состраданием.
– Ну, имя мне сообщили, – понял ее Гош. – Я даже к нему привык уже. А вот остальное… Видишь ли, у меня по нынешним временам колоссальный объем памяти. Но это как библиотека. Ничего личного. Даже не представляю, чем в прошлой жизни занимался. Всю зиму читал газеты за последнее десятилетие, надеялся, там что-то найдется такое, наводящее на след. В итоге окончательно запутался. Никак себя не могу применить к этой… Новой России.
– Странно, – пробормотала Женя. – А мама-папа? Дошкольный возраст?
– Обрыв где-то на уровне лет четырнадцати. А дальше – куча информации россыпью. Много бессистемных знаний, добытых уже взрослым. Сама посуди, зачем мальчишке поздний Гессе? Или, скажем, основы нейролингвистического программирования. О котором я в восьмидесятые годы в принципе ничего прочесть не мог. И это так, самые яркие примеры. Короче говоря, в башке у меня жуткий компот. И я им время от времени поливаю вот этих несчастных…
– У меня то же самое, – вздохнула Женя. – Один в один. Только я и на самом деле ветеринар. Даже если потом не стала, так долго готовилась. С раннего детства то кружок юных биологов зоопарка…
– КЮБЗ? – перебил Гош. – То-то я смотрю, у тебя произношение московское…
– Проклятье! – воскликнула Женя. – Слушай, ты память свою профессиональную немного попридержи, а? Это же просто обидно!
– Профессиональную? – осторожно переспросил Гош.
– Странно, что ты ничего про себя не нашел в газетах, – сказала Женя извиняющимся тоном. – Вполне могло быть. То есть я не видела, но почему нет?
– И?..
– А кто тебе сказал твое имя?
– Старый хрен.
– А-а… – Женя вдруг напряглась и привстала.
– Не обращай внимания. Это Костя стадо гонит, – объяснил Гош. – Коровки там, овечки. Доить умеешь?
– А то. Слушай, но если старый хрен знает твое имя, он мог бы…
– Он не захотел. Понимаешь, наш Сан Сеич в прошлой жизни был психиатром. И он уверяет, что я должен вспоминать сам. Кстати, очень полезный человек по нынешним временам – Сан Сеич. Когда я попал ему в руки… Впрочем, расспроси лучше ребят, не буду хвалиться. Здесь было то еще побоище.
– И что? – спросила Женя недоверчиво.
– Ты можешь представить, что на мне три десятка трупов?
– Запросто, – кивнула Женя. – Ты в зеркало посмотрись… Ален Делон. У тебя и прозвище было соответствующее. Никто по фамилии не звал.
Гош поджал губы, встал из-за стола и, почти не хромая, прошелся из стороны в сторону.
– Ален Делон не пьет одеколон, – пробормотал он себе под нос. – Вот чертовщина… Был же такой вестерн, в главных ролях Делон и Бронсон. Весьма придурковатый вестерн, там еще японец у них бегал, чуть ли не сам Тосиро Мифуне. И Делон играл бандита по имени Гош… Ну, дела!
– И что этот Сан Сеич с тобой сотворил? – поинтересовалась Женя, невоспитанно бросая окурок в стакан.
– Помог отождествить себя с именем. Снизил агрессию. Поднял критику. Захочешь – сама попробуешь. Мне понравилось.
– Не захочу, – отрезала Женя.
– Твой выбор. Прости, не хочу тебя обидеть, но будь ты чуточку поспокойнее, сегодняшний брифинг прошел бы в гораздо более непринужденной обстановке.
– И слова «брифинг» ты не мог нигде вычитать при большевиках, – заметила Женя. – А будь я чуток поспокойнее, я бы до вас не доехала. Меня бы в каждой подворотне насиловали и убивали. А так – цела и невинна… Хе-хе.
Гош покосился на Женю и нервно сморгнул. Может, она и не была ослепительно хороша собой, особенно в нынешней чрезмерно злобной ипостаси… Но почему-то Гошу очень не хотелось, чтобы ее насиловали. Она нуждалась в тепле, участии, ласке. А вовсе не в борьбе за жизнь и скачках с ружьем наперевес.
– А что за пушка у тебя? – спросил Гош, вспомнив про ружье.
– Это называется «Винторез». Бесшумная снайперка. Толковая вещь, только с патронами напряженно. Против уродов лучше не придумаешь. Я им просто не даю подойти близко.
– К нам они сегодня подошли на бронетранспортере.
– Так это к вам, у вас хозяйство. Ранчо.
– Угу. Ребята именно так эту ферму и называют. Помешаны на Диком Западе. Слышала, как тебя окрестили? Джейн-Беда. Прямо в десятку попадание.
– Ладно, – сказала Женя с легкой усмешкой. – Не уходите от темы, капитан Дымов.
– Всего лишь капитан? – ехидно спросил Костя, появляясь из-за угла. – А наглеет, как полковник. Здравствуйте, милая барышня. Позвольте уронить к вашим прелестным ножкам…
– Как это – капитан? – изумился Гош.
– Капитан Знатоков, – произнесла Женя. – Ну?
– О-па! – воскликнул Костя. – Елки-палки! Так я же… Гошка! Я же тебя по ящику видел! «Брэйн-Ринг»! Конечно! Черт побери, а я все думаю – ну, где мы с тобой могли встречаться!
Гош сжал руками голову, чтобы она не взорвалась.
– Ты мне очень нравился, – донесся до него, будто сквозь вату, голос Жени. – Ты был после Белкина самый красивый. Ну, может, еще Поташов… Тоже ничего. А я играла два сезона в юниорском чемпионате. Во Дворце пионеров были московские розыгрыши, неужели не помнишь? Я даже тебя видела там. А с Белкиным мы фотографировались. И Петя Кулешов мне автограф давал…