– Зачем же тогда?.. – задал Сан Сеич вполне резонный вопрос.
– Наркотик, – не менее веско ответил Гош. – Самореализация. Ты много знаешь и быстро думаешь. Это надо куда-то девать. Иначе я бы ушел, когда сведущие люди намекнули, что в телевизор я больше не попаду ни под каким видом. Но я все равно остался играть за кадром, во внутренних чемпионатах. У нас последний состав команды наполовину был из таких же, отставных капитанов. Склочников и белых ворон. Кстати, единственная в своем роде клинически нормальная шестерка подобралась. Только пили многовато.
– Когда это было? – Сан Сеич опять подался вперед, ловя взгляд Гоша.
– Совсем недавно. Буквально за пару лет до.
– Значит, ты уже и это помнишь…
– Все бы отдал за то, чтобы променять этот кусок своей памяти на любой другой, – очень тихо сказал Гош. – Меняю графу «хобби» на «семейное положение». Или на «род занятий» хотя бы.
– А ты не мог быть профессиональным игроком? – подбросил идею Сан Сеич. – Я слышал, были такие, которые только играли, и все…
– Да что же я, больной, что ли?! – искренне возмутился Гош.
Женя мирно сидела на заборе, пыхтя сигаретой и любуясь на закат. Неподалеку пасся стреноженный Малыш. Гош бросил на жеребца короткий оценивающий взгляд и пришел к выводу, что имя ему подобрано с большим чувством юмора.
– Можно я тебе составлю компанию? – спросил Гош, прислоняясь к столбу и уже жалея, что не приволок с собой хотя бы ведро – присесть.
– Забирайся. – Девушка похлопала ладонью по перекладине.
– Не выдержит, – засомневался Гош. – Я уж постою. Ну, как самочувствие?
– Да ничего вроде. Сначала думала, разревусь на радостях, что наконец-то людей встретила. Но обошлось. Да и чему радоваться – вон какие у вас проблемы…
– Это точно, – кивнул Гош. – Проблем вагон и маленькая тележка. Все в расстроенных чувствах, каждый что-то вспоминает, работы невпроворот, а теперь еще и шизофреник Андрей Николаевич с огромной бандой тупых на нашу голову.
– Я помогу, – сказала Женя. – Чем могу. Если хотите, конечно.
– Спасибо. Хотим, наверное. Знать бы только, чего нам надо вообще. Уж точно не огневого контакта.
– Ты в Москву, как, не собираешься?
– С самого начала только в Москву и стремлюсь. Там же мои воспоминания. Документы хотя бы откопать, фотографии. Ты не поверишь, я все еще с собственным именем до конца не смирился. Не по душе – и хоть ты тресни!
– Хочешь, я буду тебя звать Капитан? – предложила Женя.
– Да я недолго был капитаном, – усмехнулся Гош.
– Ничего себе «недолго»!
– Совсем недолго. Первое, что вспомнил – как я на «Брэйне» остаюсь за столом один и прошу разрешения попробовать кнопку. Зачем капитану пробовать кнопку? Он и так на нее жмет всю дорогу.
– А ты на «Брэйне» капитанил всего один сезон. Ты уже потом всерьез рулить начал, на фестивалях и в московском чемпионате.
– Слушай, давай забудем, – попросил Гош. – Конечно, игры – яркая страница моей биографии. Только не хочу, чтобы она заслоняла все остальные. А если мне каждый день напоминать, что я Знаток… Мало хорошего из этого получится.
– Да как прикажешь, – легко согласилась Женя. – Я, собственно, хотела тебе сказать… Ты не обижайся, ладно? Нечего тебе в Москве делать.
– Как это – нечего?!
– Убьют тебя, – объяснила Женя просто и доходчиво.
– В прошлом году не убили, в этом точно не убьют.
– Вот в этом как раз и убьют. Там, похоже, свой Андрей Николаевич завелся. Московские уроды теперь организованная сила. Я ранней весной пыталась домой заглянуть, еле ноги унесла.
– Патрули?
– К сожалению. Так-то в город просочиться можно, особенно если пешком. Но не дай бог заметят. Сразу охоту устроят, не убежишь. Хорошо, я конная была. И то – видишь у Малыша шрамы на правой задней?
– Не-а. Далеко.
– Две по касательной, а одна глубоко засела. Не будь он такой сильный…
– Да уж, тот еще мастодонт. Откуда?
– С самого начала. Я же проснулась на конюшне. В смысле – на «конюшне», на конно-спортивном комплексе. Знаешь?
– Не то слово! – оживился Гош. – Да ты что! Я же местный! Тамошний! С Херсонской.
– Ух ты! Земляк! А откуда именно?
– Номеров не помню, но визуально найду. Знаешь, такой четырнадцатиэтажный дом на перекрестке?
– Ну… Приблизительно.
– Голову дам на отсечение, что детство мое там прошло.
– Хорошо бы. А я с Керченской. Два шага.
– Ну, вернемся, будем в гости ходить!
– Нет, – вздохнула Женя. – Не вернемся мы. Ты хоть представляешь себе, что они там едят?
– Там консервов надолго хватит, – не согласился Гош. – А если они вспомнят про запасы на случай войны и найдут эти подземные склады… Кстати, сколько москвичей сейчас? Несколько тысяч, вряд ли больше. Понятия не имею, как они держат такой огромный город.
– А они и не держат его, Гоша. Они по нему катаются. И стреляют во все, что шевелится. И если вместо кошек и собак попадается незнакомый человек, это же праздник для них, как ты не понимаешь?!
– Насыпь Кольцевой дороги не такая уж страшная. Наверняка есть куча мест, куда на танке заехать – раз плюнуть, – кровожадно сообщил Гош. – И передавить всех этих стрелков к едрене матери.
– А у них свои танки на черный день припасены.
– Сама видела?
– Да. Они как раз стрелять учились, развалили пятиэтажку буквально у меня на глазах. И вот что странно, Гоша. Уроды-то они – уроды, а вот танки у них действительно на черный день. Стоят в ключевых точках. Уроды так себя ведут?
Гош сокрушенно покачал головой.
– И не заедешь ты в город без разрешения, – вспомнила Женя. – По центру Кольцевой идет здоровенный отбойник. А на всех развязках – баррикады.
– Забыл, – признался Гош. – Совсем забыл про этот отбойник. В прошлой жизни его не было, а в этой я мало разглядеть успел. А что за баррикады?
– Хорошо сделано. Бетонные блоки. И узкие проходы, в которых обязательно стоит что-нибудь тяжелое. БТР или все тот же танк.
– Где ты видела нормального тупого, чтобы умел водить танк? – задал Гош вопрос, который тут же показался ему риторическим. – Или управлять подъемным краном? Совсем с ума посходили…
– Да скорее уж наоборот!
Гош выразительно скрипнул зубами.
– Разведка нужна, – в который раз сказал он. – Хорошая разведка. Ничего не понимаю.
– Ты в этом не одинок, – улыбнулась Женя.
– Как ты выжило, чудо? – поинтересовался Гош.
– А я почти сразу из города ушла. Как только оклемалась немного, села на Малыша, остальных разогнала, чтобы в стойлах не померли, и по Москве поехала. Сначала все было вроде ничего, а потом как разобралась, кто по городу шастает… Хорошо, я мертвых не боялась, сняла пистолет с одного мента. Будто чуяла беду. А то бы… Ладно, хватит. Как вспомню, так вздрогну.
Гош машинально обнял Женю за хрупкие плечи. Она доверчиво к нему прижалась в ответ.
– Вот тебя не боюсь, – сказала она тихонько. – Вообще здесь никого не боюсь. Разве что здорового вашего опасаюсь – уж больно у него вид заторможенный. И этого еще психопата белобрысого.
– Ты ему правильно врезала, – поспешил заверить Гош. – Я бы на твоем месте то же самое сделал. Хотя нет, я в свое время за такие фокусы между глаз стрелял.
– Ми-лый! – усмехнулась Женя. Слово это вырвалось у нее очень естественно. – Да я в первый же день – четверых. Всех, сколько их на меня полезло, столько и… Они и не ждали. Уроды. Да и я не ждала.
– Ф-фух… Хватит, – попросил Гош. – Даже представить больно.
– Они ведь поначалу были такие лапушки, – Женя никак не могла остановиться. – Ну ты помнишь, наверное. Добрые, ласковые, открытые. На, выпей, на, закуси. Как дела? Пошли с нами… А в глаза надо смотреть. Прямо в глаза. Внимательно. И тогда все понятно становится. Я еще как-то пыталась отбиться, все не могла себя заставить выстрелить. Ты же сам, наверное, прошел через нечто подобное, должен понимать. Все мы прошли.
– Все прошли, – отозвался Гош, кивая. – Все.
– Ускакала, как леди Годива, в одной кожанке, – пожаловалась Женя. – Вот в этой самой. Вот здесь пистолет и был, – она хлопнула себя по левой стороне груди. – Во внутреннем кармане. Сумела руку вырвать. Хорошо, патрон в стволе оказался. У меня с тех пор всегда патрон в стволе. И ты знаешь… Я много позже только поняла одну вещь. Это же так просто – взять и нажать на спуск. Это же не ножом резать, верно? Но до чего трудно в первый раз!
Гош неопределенно шевельнул бровью. Ему в первый раз было нетрудно. Конечно, сначала он пытался отогнать свою невольную жертву, запугать ее. Но оказалось, что это без толку. Ему не оставили выбора. А злобы на весь свет у него хватало, чтобы не миндальничать с тем, кто подбил тебе глаз, а потом вознамерился забить насмерть ломом. И кто еще пару часов назад сам от чистого сердца подарил тебе собственный автомат.
Злоба из Гоша поперла буквально на первой же минуте осознания себя в новом мире. Откуда пришла эта первобытная ярость в момент, когда естественнее всего было либо заливаться горючей слезой, либо глупо таращиться по сторонам, он так и не понял. То ли детская психотравма сказалась, то ли глубоко запрятанный комплекс неполноценности. А может, и то, и другое сразу. И много.
– Если бы хоть один из них сумел, успел – все, мне был бы конец, – продолжала Женя. – Именно конец. Он самый. Бр-р… Я бы просто сломалась. А так… Повезло.
– А зиму ты как пережила? – поспешил сменить тему Гош.
– В деревне. Километров сто отсюда. У меня же Малыш, ему условия нужны. Стойло, корм. Ничего, перезимовали там с одним. Странный он был. Вроде бы урод, но такой… Блаженный. Совершенно не злой. Слушался меня, как ребенок. И довольно смышленый. Я поэтому сначала не поняла, что он урод, а потом уже привыкла. Но все равно по весне ушла. Решила, дура, в Москву прорваться и всем тамошним показать, где раки зимуют. Ха! Только «Винторезом» и отбилась. Да чудом еще. Хорошо, у уродов прицельная дальность метров сто, не больше, из чего бы ни стреляли.