Возвышенней, глубже и как-то теплей,
И каждый мерцающий в вечности лучик
Рождает надежду, что станет светлей!
Рождает надежду, что в этой последней
И яростной схватке света и тьмы
Какой-нибудь сказочный огненный гений
Отсрочит ненужность дневной кутерьмы!
Вглядитесь: как сразу контрастней колонны,
Как чёток изящный изгиб куполов,
И как устремляется к выси бездонной
Навершье шатра посреди облаков!
Как звонко и точно в воде отраженье,
Чуть скошены рябью прямые углы,
И в этом таинственный зов к повторенью
Колон, куполов, да и шпиля иглы!
И это неважно, что было – не было,
Не вспомнить уже посреди суеты,
Ах, как хорошо в этом кадре застыло
Мгновение вспышки ночной красоты!
Осень
За окошком, между прочим,
Ночь длиннее, день короче.
Было небо голубое,
Стало серое такое…
Редко-редко между тучек
Вдруг пробьётся солнца лучик.
Тёплых дней уже не жди,
На дворе идут дожди,
Заворчал соседский пёс,
Жёлтый лист упал на нос.
Лес зелёный не зелёный,
Разукрасил кто-то кроны
В красный тон и в жёлтый тон,
И в багряный цвет притом.
Словно мастер на картину
Всю палитру опрокинул.
Шляпки сдвинувши на лбы,
В полный рост стоят грибы:
Справа – бравые ребята
Братья-близнецы опята,
Слева – близнецы-сестрички
Желтолицые лисички,
Рядом, словно на парад,
Сыроежек встал отряд,
За мышиною норой –
Подосиновиков строй,
За кабаньею тропой –
Подберёзовиков строй!
Перед ними на дорожке
Белый гриб на толстой ножке.
Знает весь грибной народец:
Он тут главный полководец!
А кругом кипит работа,
Тащат все куда-то что-то:
Кто зерно, а кто-то фрукты –
Копят на зиму продукты.
Мышка в норку, ёж под ёлку,
Муравьишки строят горку,
Белка всё несёт в дупло,
Будет сытно и тепло.
Ну а мишка косолапый,
Он сосёт зимою лапу,
Ему припасы не нужны –
Лапы хватит до весны.
Птицы снялись с места вдруг
И отправились на юг.
Дети стайкою весёлой
Вновь пришли в родную школу.
Лето тихо отступило –
Значит, осень наступила!
Старый патефон
Как этот день стал на день тот похожим,
Помнишь скамейку и рядом раскидистый клён?
Не обращая вниманья на редких прохожих,
Мы целовались, и день был прекрасен, как сон…
Помнишь, вернувшись, я поднял тебя, как пушинку,
Мою гимнастёрку, уже без привычных погон,
Медаль за отвагу, вот эту с наклейкой пластинку
И старый, пробитый осколком ещё патефон!
Нет уж давно той заветной скамейки,
Срублен под корень задумчивый клён,
Кружит пластинку со стёртой наклейкой
Старый, прошедший войну патефон…
Как бы судьба нас с тобой ни швыряла,
Не разлучить нас и бедам не взять нас в полон,
Лишь бы пластинку крутил этот старый,
Всеми забытый в углу патефон.
Из другой жизни
Куда-то манит лунная дорожка,
Куда-то вдаль, в невидимый рассвет,
Нигде ни огонька, ни за одним окошком,
И лишь в одном едва заметный свет…
Седой старик в потёртой душегрейке,
В печи огонь давно уж не поёт…
Сидит один на краешке скамейки
И вроде молится… И вроде он команды отдаёт…
Старинный шкаф, распахнутая дверца,
На плечиках мундир и ордена.
И вдруг сожмёт тоской внезапно сердце,
Печальная накатит вдруг волна…
Стаканы в ряд. На каждом корка хлеба,
Застывший строй… куда им уходить…
И вроде быль всё это или небыль,
Теперь уж не понять и не забыть.
Так он сидит, оторванный от мира,
Всю ночь глухую напролёт,
Потом встаёт, снимает ордена с мундира
И медленно перед стаканами кладёт.
Кладёт, как будто бы вручает,
Беззвучно шепчет благодарности слова.
Ночь за окном в рассветной дымке тает,
И медленно светлеет синева…
Кто поэт
Я полагаю, тот поэт,
Кто славы не алкал,
Не льстил и лесть не ждал в ответ,
А лишь стихи слагал!
Живописал любовь и честь,
Восход и плеск волны,
И нежности благую весть,
И тонкий звон струны!
Не спал ночей, мечтал, страдал
На жизненном пути,
И всё искал, искал, искал,
И всё не мог найти.
Эрато! Лишь она одна –
И смех, и вздох, и плач,
И вдохновение она,
И горечь неудач!
Но лишь Эрато отлетит
К тому, кто в грусти ждёт,
Эвтерпа тихо в тот же миг
На смену ей придёт!
Вот так, сменяя у плеча,
Они, как часовой,
Стоят и днём, и по ночам
И властвуют строкой!
Ах, как прекрасен их союз,
Как призрачен и чист:
Поэт, в содружестве двух муз,
Перо и чистый лист!
И будь ты молод или стар,
Одно лишь счастье есть –
Прекрасный светлый Божий дар,
Судьба твоя и честь!
О вкусе
Вкус к жизни с молоком ещё в младенчестве
Мы научились тонко познавать,
Вкус дружбы, даже вкус любимой женщины
У нас до края века не отнять.
Мы знаем вкус разлук и расставания,
Обиды горьковатое вино,
И вкус любви пьянит на расстоянии,
Хотя любовь ушла давным-давно.
Знаком нам вкус побед и поражения,
Солёный вкус потери навсегда,
Предательство на вкус мы, к сожалению,
Легко определяем иногда.
Стирается с годами осязание,
Слабеет слух, глаза уже не те,
Бог дал, мы вкуса покаяния
В мирской не ощущаем суете.
Нас не обманут пряности и соусы,
Мы истину на вкус определим,
Мы верим чувству более, чем голосу,
На том стояли мы с рожденья и стоим.
И в мире муз, и в море удовольствия,
Не оскорбляя видом знатока,
Наш вкус, как штурман на довольствии,
Находит верный путь до маяка.
С годами утверждаемся во мнении,
Что вкусу нужно верить до конца.
Но всё же гложет и терзает нас сомнение:
Чего-то не хватает до венца.
И, умирая, господи Иисусе,
Вцепившись в жизнь немеющей рукой,
Осознаём: важнее послевкусье!
И с этим мы отходим на покой.
Пассажир
Зачем пришёл я в этот мир,
По воле сверх закона?
Я только просто пассажир
Из общего вагона.
Несётся поезд сквозь года,
Самой судьбой влекомый.
Куда сойду я и когда
И где ответ искомый?
Какой длины отмерен путь,
Спросить бы у цыганок,
Уже заждался где-нибудь
Конечный полустанок.
Как дни мелькают за окном,
Им не остановиться,
Я только что вошёл в вагон,
А уж пора проститься.
И кто всегда делил со мной
Все беды и победы,
Один сошёл, ушёл другой,
А я всё еду, еду…
И вроде нету ничего,
Чтоб жгло на сердце где-то,
Быть может, обижал кого,
Так не со зла всё это.
И вроде я не занимал
В пути чужого места,
Не предавал, не продавал,
Как это всем известно.
Не очень вроде и спешил,
И ехал по билету,
А если я когда грешил,
Так всё забылось это.
Да что об этом говорить,
Теперь уж нет резона,
Ах, на подножку мне б вскочить
У первого вагона…
Ах, мне б тогда найти мотив
И ритм бы мне стоккато,
Ах, я б тогда локомотив
Повёл бы сам, ребята!
И, впереди состава встав
И взявши управленье,
Быть может, я б повёл состав
Не в этом направлении!
Я б по-другому начал жить
Со старта, изначально…
Да что об этом говорить,
Ну не дал Бог. Печально…
Ах, нет, ну что вы, господа,
Я не таю обиду.
Я без всего вошёл сюда,
Вот без всего и выйду…
И вряд ли вспомнит этот мир
На дальних перегонах,
Что был такой вот пассажир
Из общего вагона…
Бог его знает
Шагаем по жизни от вешки до вешки,
Стирая подошвы о камни дорог,
Мы короли, но возможно, мы пешки…
Кто знает? Наверное, Бог…
Всё ищем на сотни вопросов ответы,
Снуём в суете мелочей и тревог,
Но, может быть, нет на вопросы ответов…
Кто знает? Наверное, Бог…
Легко расстаёмся, без ахов и охов,
За новой любовью шагнув за порог…
Но может быть, это всего только похоть…
Кто знает? Наверное, Бог…
Считаем монеты, и кажется, ныне
Мамона введёт в золочёный чертог,
Но, может, мираж нас ведёт по пустыне…
Кто знает? Наверное, Бог…
Мы к славе всё рвёмся, отринув сомненья,
Уже примеряя лавровый венок,
Мы входим в бессмертье, а может, в забвенье…
Кто знает? Наверное, Бог…
За словом порой мы в карман не полезем,
Да так, как не каждый бы, видимо, смог…
Но может, сдержаться нам было б полезней…
Кто знает? Наверно, Бог…
Но осень наступит, и листья завянут,
Когда подведём мы последний итог…
Так чем нас помянут, уж если помянут…
Кто знает? Наверное, Бог…
Итог
Семьдесят семь, но, наверное, рано
Ещё подводить мне какой-то итог,
И всё ж, подсчитав, поражён несказанно,
Что Бог накопить мне по жизни помог…
О чём мне мечтать, если старшему сыну
Дорога прямая судьбою дана,
Чего мне желать, когда рядом Марина,
Жена и товарищ на все времена.
Чего же ещё, если дочери скоро
Двадцать пять неполных лет,
А значит, пред нею такие просторы,
Которых, увы, у меня уже нет!
А плюс ещё встречи на дальних дорогах,
Друзья и товарищи прожитых дней,
Но их, к сожаленью, осталось немного.