– Оно мне нравится, – прошептал Мэтью.
Вайолет вывела руку с ножом из-за спины, намереваясь сразу перевести движение в быстрый удар, но вид клинка, нависшего над грудью Мэтью, остановил ее.
Она твердила себе: бей, бей, бей, – но ничего не получалось.
Ви не могла пошевелиться.
Капля пота сорвалась у нее со лба и ударилась о газету, покрывавшую Мэтью.
Уже несколько секунд прошло после того, как она дочитала стихотворение, и в любой момент его глаза…
Мэтью открыл глаза – они светились полным покоем, пока он не увидел нож и лицо Ви, искаженное гримасой ужаса, нависшее над ним.
Бей, бей, бей, бей, бей, бей.
Губы Мэтью приоткрылись, словно он хотел заговорить, но вместо этого начал подниматься.
Вайолет нанесла удар в его грудь, и лезвие вошло по рукоять; она навалилась сверху, перенесла вес тела на нож, крутанув его, и почувствовала, как по клинку бешено стучит сердце Мэтью, и вибрации поднимаются сквозь сталь и кожу в ее ладонь – четыре ощутимых удара, а потом оно остановилось, и мужчина издал последний глухой вздох.
Долгое время Ви не двигалась. Просто смотрела вниз, в глаза Мэтью, и следила, как жизнь уходит, растворяясь в стекленеющей пустоте.
Ее трясло, и она ничего не могла с этим сделать.
Наконец скатилась с тела.
Кровь залила картонную коробку, и правое колено ее спортивного костюма промокло насквозь. Она выползла из коробки и не успела сделать трех шагов к бочке, как ее стошнило. Ви блевала, согнувшись, пока желудок не вывернуло наизнанку.
– Я это сделала, – простонала она, задыхаясь. – Слышишь меня, сын долбаной сучки, я сделала это.
Ви сплюнула несколько раз. Едкая горечь желчи стояла в горле.
– Я хочу видеть Макса, – сказала она. Все ее тело содрогалось от ужаса содеянного. – Лютер. Лютер!
Тот не отвечал.
– Лютер!
– Ты должна многому научиться, – сказал он.
– О чем ты говоришь?
– О доверии. И особенно о том, когда не стоит доверять.
В микрофоне раздался громкий плач ее сына.
Ноги подогнулись, внезапно она упала на колени и зарыдала, вцепившись пальцами в волосы. Лютер еще что-то говорил, но она ничего не слышала. Все утонуло во вспышке неистовства и плаче Макса.
– Прошу, Лютер! – кричала она. – Я сделала, что ты просил. Пожалуйста!
Макс кричал еще громче.
Она вскочила, вытерла глаза, подбежала к картонной коробке, схватила нож и вытащила из груди Мэтью окровавленное лезвие. Вытерла его о штанину и выбежала из комнаты в коридор. В полной темноте ей приходилось продвигаться на ощупь, касаясь рукой стены и спотыкаясь о хлам, устилавший пол.
Тридцать секунд спустя она выбралась в вестибюль и через разбитые двойные двери выбежала под дождь.
Сын все кричал, и она завизжала:
– Прекрати его мучить!
Крик стал еще громче, кто-то словно вдавил ноготь в барабанную перепонку. Она не могла этого вынести; мысль о том, что Лютер делает с Максом, была невыносима.
– Я иду, чтобы убить тебя! – закричала Вайолет.
Она вцепилась в место, где был микрофон, и выдрала его.
Последовала вспышка жгучей боли, по шее потекла горячая струйка крови.
Ви бросила микрофон, растоптала его подошвой теннисной туфли и побежала в ночь.
Дождь хлестал в лицо, в небе светился розоватый отсвет огней большого города. Но на бетонной пустоши царила тьма, и лишь угадывались очертания предметов – водонапорной башни, деревьев, дымовых труб.
Она бежала по заброшенным кварталам; туфли и носки промокли насквозь.
Бежала, жадно хватая ртом воздух.
К тому моменту, когда хлынул ледяной дождь, ноги совсем ослабели.
Вдали, под розовым небом, вырисовывался силуэт заводского комплекса.
Кварталы закончились, и Ви очутилась на широком пустыре, покрытом разрушающимся бетоном, – парковочной площадке с рядами старых осветительных мачт.
Когда она достигла первого здания, сердце стонало у нее в груди, а глаза заливал едкий пот, но на какое-то время Вайолет согрелась.
Строение поднималось ввысь футов на пятьдесят. Кирпичное, исписанное граффити, с гигантскими многокамерными окнами, из которых стекла по большей части оказались выбиты. Ви бежала вдоль здания, пока не достигла входа с двойными дверями.
Она открыла их, преодолев сопротивление заржавевших петель, и скользнула внутрь, спеша укрыться от дождя.
Дверь захлопнулась, и Вайолет, мокрая и задыхающаяся, напрягла зрение, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте и начнут что-либо различать.
Тьма.
В барабанной перепонке отдавалось биение сердца.
Она протерла глаза от пота и дождевой воды и зажмурилась, ощутив жжение.
Согревшееся тело быстро остывало.
Промокшая насквозь, Вайолет чувствовала, что холод начал проникать в мышцы.
Думать о возвращении назад, под леденящий дождь, не хотелось, но и оставаться в здании, в полной темноте, казалось не лучшим выбором.
Ви обессиленно опустилась на пол; ее всхлипывания эхом отразились в каком-то не видимом глазу коридоре.
Сын оставался в лапах монстра.
За последние восемь часов она убила двух человек.
И любимый мужчина, похоже, находился на грани неминуемой жестокой гибели.
К тому времени, когда Ви смогла встать, ее била сильная дрожь и пальцы едва удерживали рукоять ножа. Кожа за правым ухом горела от боли, кровь еще текла по шее.
Она двинулась вперед, в темноту, делая по одному шаркающему шагу зараз, держа нож в вытянутой руке, а другой опираясь о стену. Ви не переставала надеяться, что вот-вот разглядит что-нибудь и темнота рассеется, но мрак не расступался.
Двадцать шагов.
Тридцать.
Сорок.
После сотни она перестала считать.
Потом острие ножа уперлось во что-то твердое.
Она остановилась и потрогала рукой.
Стена.
Вайолет достигла точки, где коридор поворачивал налево.
Сделав поворот, она пошла дальше, и через десять шагов стена под пальцами ее левой руки оборвалась.
Остановившись, Ви прислушалась.
Вдалеке капала вода, и теперь у нее над головой что-то было.
Небо.
С едва заметным оранжевым оттенком.
Глаза различили оконную раму, и в слабом свете, исходящем от нее, Ви увидела, что стоит среди развалин длинного заводского цеха.
При скудном, идущем от неба освещении она разглядела не так уж мало.
Повсюду промышленное оборудование.
Остатки сборочной линии.
Бессильно опущенные манипуляторы роботов.
Ленты конвейеров, замершие много лет назад.
Она осторожно шагала вдоль линии, под ногами хрустело стекло.
Зубы стучали от холода.
В воздухе до сих пор пахло смазкой.
Должно быть, завод раскинулся ярдов на двести-триста, и когда она дошла до другого конца, то разглядела на конвейере полусобранные автомобили – без колес, без блоков двигателей, без дверей, покрытые ржавчиной, брошенные на произвол судьбы.
На дальнем краю цеха Ви остановилась. Услышала, как дождь падает на крышу в пятидесяти футах над головой.
Она вышла через двойные двери и, прежде чем снова окунуться в ночь, заметила несколько первых ступенек металлической лестницы, слабо отсвечивающих в темноте.
Ничего не оставалось, как спуститься.
Вайолет взялась за шаткий поручень и двинулась вниз. Детскими шажками, со ступеньки на ступеньку. От толчков ног лестница резонировала.
Прежде чем ступеньки кончились, она миновала три площадки.
Снова оказавшись в темноте – ни света, ни звука, ни даже капанья воды, – ощутила тяжелый смрад плесени и гнили. Сделала три шага, и острие ножа уперлось в стену.
Вайолет надсадно закашлялась.
Потребовалось несколько минут, чтобы выбраться из лестничного колодца в следующий коридор.
Двинувшись по нему, Ви заметила, что чувство дезориентации с каждым шагом усиливается, а вместе с ним – ощущение бессмысленности ее перемещений: она бродила в темноте по нижним уровням заброшенного здания без всякого представления о том, куда идет, не имея ни малейшей надежды найти Лютера и Макса.
В следующем разрыве стены Вайолет обнаружила дверной проем и шагнула в него из коридора.
Идти дальше не было сил.
Судя по отраженному звуку кашля, комната, в которой она оказалась, была небольшой, изолированной.
Ви наткнулась на стол, а еще через несколько шагов – на предмет, оказавшийся на несколько дюймов выше ее роста и гораздо шире.
Со стеклянной панелью.
С правой стороны предмета располагались пластиковые кнопки.
Торговый автомат.
Это была комната отдыха.
В темноте Вайолет залезла под один из столов, расстегнула куртку и соорудила из нее мокрую подушку.
Свернувшись калачиком, подтянув колени к груди, она еще долго дрожала от холода, пока наконец разум и тело не сдались усталости и Ви не погрузилась в сон.
Энди
Неожиданно его голос зазвучал у меня в голове, но шел он не из микрофона.
Я ощутил запах лимонного леденца в его дыхании. Характерный аромат «Уиндекса».
Как он вошел в помещение, как приблизился – я не слышал.
Просто материализовался возле меня.
– Она вырвала свой микрофон, – прошептал Лютер. – Теперь я должен идти и искать ее. Все нормально. Не по плану, но нормально. Ты интересовался, что за пульт у тебя в правой руке, нет?
Я не ответил.
– Он еще не включен, но скоро будет. Мне до смерти хочется попробовать эту вещицу. Ну, на самом деле две вещицы. Ту, которая у тебя, и ту, которая у нее. Хочу сказать, ты думаешь, что любишь Вайолет, но задумывался ли ты о том, насколько сильно? Достаточно ли глубоко твое чувство? Я изобрел способ узнать это. Он даст ответ на простейший вопрос: что сильнее – твое чувство к тем, кого любишь, или страх перед невыносимой болью? Существует ли точка, в которой боль становится такой мучительной, что ты с готовностью передал бы ее тому, кого любишь, будь у тебя такая возможность? Мы скоро узнаем это.