& Красавица
Однако там, наверху, есть запертая комната
с железной дверью,
Которую нельзя открыть.
Там – все твои ночные кошмары.
Это – ад.
Некоторые говорят, что дьявол запирает
ее изнутри.
Некоторые говорят, что ангелы запирают
ее снаружи.
У людей, сидящих внутри, нет воды,
И им никогда нельзя прикасаться друг к другу.
Они трещат, будто щебень.
Они – немые.
Они не кричат о помощи,
Разве что внутри,
Где черви ползают по их сердцам.
Глава 50
Четыре дня спустя
В понедельник, в десять часов утра, Хорас Бун сидел, откинувшись на спинку стула, прихлебывая кофе из огромной чашки и наблюдая сияющее восхождение солнца над Внешними отмелями. Словно под точильным камнем в безоблачном небе проступал ноябрьский кобальт.
Посидеть в теплом, залитом солнечным светом уголке «Окракоук кофе компани», среди запаха свежих кофейных зерен и ароматной выпечки, шороха газетных страниц и негромких разговоров посетителей соседнего «Джава букс» – какое прелестное было бы утро…
Но Хорас пребывал в печали.
Прошло четыре дня с тех пор, как у него на глазах Эндрю Томас поднялся на борт моторки с симпатичной молоденькой блондинкой и вышел из бухты Силвер-Лейк в направлении залива. Хорас ждал и ждал, не сводя глаз с ветрового стекла, а небо между тем безжалостно поливало остров холодными потоками дождя. Прошел час, и «Айленд хоппер» вернулся, но уже без пассажиров.
Близилась ночь, но парочка так и не объявилась, и тогда Бун вернулся в «Харпер касл», поужинал и лег спать.
В пятницу утром он первым делом отправился на пристань. «Джип Чероки», на котором приехали Эндрю и блондинка, исчез. Хорас метнулся к пабу «Ховардс», но и арендованного Томасом «Ауди» на месте не оказалось.
Сидя за рулем взятой напрокат крохотной белой «Киа», Хорас почувствовал, как катятся по щекам горючие слезы. Всего лишь несколько дней назад казалось, что судьба назначила ему написать историю Эндрю. Он даже проследил за ним от Хейнс-Джанкшн, Юкон, до международного аэропорта в Денвере, а это почти три тысячи миль.
Там, в Денвере, Хорас потерял Эндрю и потом в отчаянии прождал его весь уик-энд у платных телефонов в фудкорте терминала В, проклиная себя за то, что спустил все сбережения на столь смехотворное предприятие. Взирая на поток путешественников, он решил вернуться в Анкоридж, принести извинения профессору Байрону и получить магистерскую степень. Последний год его жизнью управлял двадцатичетырехлетний мегаломаньяк, вообразивший, что напишет книгу об Эндрю Томасе и тем станет знаменит.
Собрав рюкзак и поднявшись со стула, Хорас Бун в последний раз обвел взглядом терминал и замер в изумлении – тот, кого он упустил, спускался по эскалатору. В следующий момент Эндрю Томас прошел мимо, снял трубку телефона и, стоя спиной к Хорасу, начал звонить.
Поначалу все происходящее показалось будущему писателю галлюцинацией, но Томас не исчезал. Сначала он позвонил в департамент транспорта Северной Каролины и осведомился о расписании паромных рейсов в некий пункт под названием Окракоук-Айленд. Если у Хораса еще оставались какие-либо сомнения относительно невероятной удачи, их развеял второй звонок. Теперь Эндрю заказал номер в отеле «Харпер касл» – на всю следующую неделю. Вот так, в одно мгновение, Хорас Бун вернулся в мир живых.
Добравшись до Окракоука, начинающий биограф целых два дня, среду и четверг, следил за всеми передвижениями Эндрю Томаса по острову: две поездки к каменному домищу у залива, визит в контору «Лодочные туры» Тейтума и магазин «Бабба: Наживка и Снасть», любопытная встреча с симпатичной блондинкой в пабе «Ховардс» и, наконец, убытие обоих с острова на моторке, причем не в самую лучшую погоду.
Очевидно, они вернулись на Окракоук поздно вечером и по каким-то причинам отправились куда-то еще. Возможно, проявив большее терпение, Хорас был бы сейчас с ними, но получилось, что, проделав путь в тысячи миль, он потерял Эндрю на островке у побережья Северной Каролины. Профукал подаренный судьбой шанс. И теперь Эндрю где-то далеко, преследует Лютера Кайта, но эту историю Хорас уже не узнает.
Что и говорить, проспал праздник.
Бун опустил чашку на столик и взял фиолетовый блокнот с первыми четырьмя главами книги об Эндрю Томасе. Сегодня писать не тянуло. Листая страницы, он заново пережил то волнение, которое испытал, когда нашел Эндрю и, стоя за окном его дома в Хейнс-Джанкшн, наблюдал мастера за работой. Надежда жила с ним по меньшей мере месяц.
Он поднялся из-за стола, полностью отдавая себе отчет в том, что это утро – его последнее на Окракоуке. Но тратить его, как предыдущие три дня, на бесплодные поиски «Ауди» Эндрю и «Чероки» блондинки он не станет. Сегодня он испытает последний шанс – и в случае неудачи (а так оно, скорее всего, и случится) возвратится на Аляску, попросит у родителей немного денег и никогда больше не соблазнится на безрассудства и глупости.
Глава 51
Бет и Вайолет заворочались – начинался наш четвертый светлый период.
Свет проникал через трещину в камне и косым лучом пронзал тьму. В пыльную полосу попадали и около часа оставались в ней наши несчастные лица.
Мы сидели друг против друга в холодном каменном помещении, с наручниками на запястьях, прикованные цепями к железному D-образному кольцу в каменном полу возле наших ног.
Дверь открывалась в темный коридор, через который до нас доносились тревожные звуки: стук молотка и безостановочное, как нам казалось, жужжание дрели.
Я поднял голову.
В сумеречном свете было видно, что женщины тоже пришли в сознание.
Рядом с Вайолет по камню стекала струйка воды.
Под ногами у меня через овальное пятно дневного света ползли два таракана.
Напряженное, безнадежное молчание лежало на нас неподъемным камнем.
Бет тихонько плакала, как бывало всегда при появлении света.
Вайолет держалась стоически. На левой стороне ее лица темнела засохшая полоска крови.
Говорить было не о чем.
Мы просто смотрели друг на друга – три несчастные души в преисподней, ждущие прихода тьмы.
Глава 52
Лютер просверлил последнюю дырку в правом подлокотнике. Руфус еще прикручивал кожаную петлю к левой передней ножке стула. Поскольку работать приходилось с дубом и шуруп отказывался крутиться, старик налегал на инструмент.
– Выглядит неплохо, мальчики.
Максин остановилась в узком дверном проеме, держа в каждой руке по стакану с лимонадом. Свет от единственной голой лампочки подчеркивал глубокие морщины на ее лице. Стекляшки на груди ярко-пурпурной толстовки складывались в девиз «Мое Сердце Принадлежит Иисусу».
Мужчины, отец и сын, положили инструменты на земляной пол. Руфус крякнул, поднимаясь на ноги, а подойдя к жене, запечатлел на ее лбу поцелуй. Ее большие черные глаза – единственная не выдававшая возраста черта – вспыхнули.
– Да благословит Господь твое сердечко. – Взяв у нее стакан лимонада, Руфус отошел и плюхнулся рядом с сыном, спиной к холодному камню.
Они выпили.
Максин вошла в комнатку и опустилась на стул.
– Ззззззз! – Старушка потрясла головой и рассмеялась.
– Красавица, ты расшатаешь этот стул, и нам придется привязать тебя к нему по-настоящему.
Допив лимонад, Лютер отставил стакан.
– Мама, что у нас на ужин?
Максин встала, подошла к сыну, сжала его лицо ладонями.
– Что угодно для моего мальчика. Чего он желает?
– Вареные креветки.
– А ты поможешь мне очистить их?
– Да, мам.
Максин легонько похлопала его по бледным впалым щекам и забрала пустые стаканы.
– Я думала, ты займешься машинами, Эндрю и той девочкой-детективом.
– Сегодня утром я перегнал обе на стоянку возле мотеля «Пони-айленд».
– А… Хорошо. Но позвольте спросить, сколько ж еще времени вы потратите на этот стул?
Руфус, поднявшись, убрал назад седые пряди.
– Подожди-ка, красавица. А разве это не пустая трата времени – проводить несколько часов в кухне, чтобы приготовить скромный обед? Представь, что мы здесь готовим изысканное блюдо. На него уйдет чуть больше времени, но оно того стоит. И дело это не на один раз, а, считай, на века. К тому же мне просто нравится. Работать с моим мальчиком. Создавать воспоминания.
– Ладно, пойду покормлю наших гостей, – сказала Максин, – дам им сделать свои дела… Занятно, Эндрю все еще думает, что у меня старческое слабоумие. Вот как убедительно сыграла.
Она вышла в темный коридор.
Руфус подал Лютеру руку, помог подняться.
– Всё в порядке, сынок. Вот прикрутишь к подлокотникам те медные штуки, и на сегодня хватит. А я помогу вам с мамой почистить креветки.
Уникальность этого стовосьмидесятишестилетнего дома заключалась в том, что огромное количество помещений нижнего этажа находилось на высоте в несколько футов над землей для защиты их от затоплений при северо-восточном ветре и ураганах. Соответственно подвал со времени постройки дома множество раз оказывался под водой.
В 1830-х он использовался для размещения рабов.
На рубеже веков там жила прислуга.
В 1920-х подвал превратился в один из самых больших винных погребов Северной Каролины.
Десять лет назад в некоторые комнаты и коридоры Руфус провел электричество.
Остальные помещения освещались свечами либо не освещались совсем.
В одной из комнат вся каменная стена, от потолка до пола, была покрыта черной копотью.
В другой на камне сохранились бордовые пятна.
Хотя Лютер и провел здесь немало времени, он по-прежнему часто теряется, особенно когда уходит от помещений вблизи лестницы и ступает в лабиринт коридоров с винными стеллажами, сооруженными восемьдесят лет назад. Кое-где, в укромных уголках, еще попадается битое стекло и куски пробки. Сейчас Лютер беззвучно идет по темному коридору, касаясь стены кончиками пальцев. Родители наверху заняты приготовлением ужина, и он планирует присоединиться к ним в самом скором времени.
Пальцы нащупывают наконец брешь в стене – это ниша, где ждут женщины и Эндрю.
Лютер останавливается, прислоняется к камню, слушает.
Все молчат. Слышно только дыхание да лязг цепей.
Блондиночка прикована лицом к дверному проему. Может быть, он придет сюда завтра в светлое время и понаблюдает за ней скрытно, из тени. Впрочем, ему достаточно просто знать, что она там, близко, делит с ним одну тьму.
Глава 53
Хорас Бун свернул с Килл-Девил-роуд и припарковался на песочке за кустом рвотного чая. Пошарив по заднему сиденью, он нашел фонарик, купленный чуть раньше в магазине рыболовных принадлежностей Баббы.
Часы показывали около десяти вечера. Заканчивался очередной, холодный и ясный, ноябрьский понедельник, и небо казалось молочным от высыпавших звезд – такого в последние три года он точно не видел. Сунув в рюкзачок свой драгоценный фиолетовый блокнот, Бун выбрался из машины, захлопнул дверцу, вышел на дорогу и без проблем растворился в темноте – в своих черных джинсах, туристических ботинках и шоколадного цвета флисовом пуловере.
Ночь выдалась безветренная; первый убийственный холод приближающейся зимы выбелил былинки травы и кусты. Хорас Бун прошел мимо почтового ящика, поднялся по подъездной дороге под аркой из переплетшихся ветвей дуба и свисающих с них гирлянд испанского мха, за которыми пряталось звездное небо. Он хотел уже включить фонарик, но потом решил, что благоразумнее будет прибыть, не объявляя о себе заранее. Пройдя рощу, Бун увидел перед собой темную громадину дома Кайтов – с осыпающейся каменной кладкой и оранжевыми прямоугольниками освещенных окон, – словно выгравированную на черной воде залива. Эндрю Томас приходил сюда дважды за прошлую неделю, предположительно в поисках Лютера Кайта. Прежде чем навсегда покинуть Окракоук и забыть свою мечту, почему бы не взглянуть на дом самому? Хорас вдруг ощутил необъяснимую тягу сделать это сейчас.
Прокравшись вдоль периметра дубовой рощи, он оказался перед боковой стеной дома. Двор зарос высокой, по пояс, травой. Бун опустился на землю и пополз вперед, чувствуя, как ледяные пальцы царапают щеки.
Поднявшаяся из-за деревьев луна осветила залив.
Возле угла большого каменного дома Хорас дотронулся ладонью до гранита, словно пушком, покрытого подмороженной плесенью. Еще два шага, и ему удалось, привстав, заглянуть в высокое и узкое окно. Комната за окном была пустая и темная. На книжных полках не осталось книг. В дальнем углу пламенели угли.
Он прокрался к другой стороне высокого, со ступенями, крыльца и опустился на колени под единственным освещенным окном на всем первом этаже.
Ночь старилась молча.
Хорас Бун коротко взглянул на звезды; в сырой южной прохладе его дыхание поднималось клубочками пара.
Отдохнув и обретя второе дыхание, он повернулся и посмотрел на дом. Потом медленно поднялся, подтянулся к внешнему подоконнику и заглянул внутрь. Заглянул – и тут же отпрянул, прижался спиной к камню и мысленно воспроизвел увиденное: гостиная в свете камина, старая, разваливающаяся мебель и бледный мужчина с длинными черными волосами, сидящий на диване напротив окна и глядящий через окно в никуда.
Услышав шаги, Хорас еще раз заглянул в окно. И как раз вовремя. Длинноволосый вышел из комнаты и остановился возле лестницы, потом взял что-то со стены, вытянул руку, открыл маленькую дверь и шагнул в кромешную тьму.
Осознание пришло двумя секундами позже – нет, не пришло, прилетело и, словно дубинкой, влепило ему между глаз. Хорас вспомнил рукопись Эндрю «Пустошь» и описание человека с длинными черными волосами и бледным, «как задница ребенка», лицом.
Бун улыбнулся, но страх умерил волнение – он нашел-таки Лютера Кайта.
И тут его осенило.
Что, если Эндрю никуда не делся с острова?
Что, если он и блондинка, что была с ним, мертвы?
Хорас сел на траву в тени дома Кайтов. Двадцать минут он смотрел, как поднимается в небо луна, и размышлял, какой путь выбрать. Безопасный – уйти, не задерживаясь, и связаться с полицией; или рискованный – пойти напролом и, может быть, прославиться.
К тому времени, когда длинноволосый появился из двери под лестницей, решение созрело. Хорас видел, как Лютер тяжело поднялся по ступенькам, а секундой позже на втором этаже погас последний свет. Теперь во тьму погрузился весь дом, и только в гостиной догорал камин.
Хорас поднялся, неслышно пробрался к крыльцу и, не чувствуя под собой ног, взошел на четыре ступеньки. Колени его дрожали, и тем не менее он потянулся к ручке. Та повернулась, но дверь не открылась. Хорас налег на нее и даже толкнул плечом, но она не поддалась.
Он вернулся во двор и пробежал по траве вдоль боковой стороны дома. От каминной трубы несло запахом дыма. Окон на северной стене не было – только сплошной, подпирающий небо серый гранит. Луна поднялась достаточно высоко, и ее болезненно желтый свет заливал весь задний двор. Залив Памлико вытянулся перед ним черной трещиной, молчаливый и гладкий, как вулканическое стекло.
Хорас прошел к заднему крыльцу, поднялся по ступенькам к задней двери и заглянул через сетку и стекло в кухню. Сетчатая дверь поддалась легко. Ручка второй, внутренней, двери не повернулась, но сама дверь дрогнула. Он приложился к ней плечом, и она распахнулась.
Переступив порог, Хорас осторожно закрыл за собой дверь.
Впечатление было такое, что во всем доме не горит ни одна лампочка.
Тишину не нарушал ни малейший звук.
В кухне пахло уксусом и сырой рыбой.
Хорас сделал полшага вперед. Под ногой скрипнул треснувший линолеум.
Еще три шага вперед, и он вышел к пересечению двух коридоров, один из которых шел к передней двери, а другой, пересекая весь этаж, – к той комнате, где в камине догорали угольки.
Осторожно ступая по пыльным половицам, Хорас двинулся по тому коридору, который вел в переднюю мимо лестницы.
Что-то хлопнуло.
Он вздрогнул и замер на полушаге.
Всего лишь камин, где упало прогоревшее полено.
Хорас вошел в гостиную, остановился перед камином и протянул руки к поднимающему теплу. На стенах и потолке играли тени. Мягко шипело пламя. Даже сквозь запах дыма пробивался запах возраста и запущенности.
Повернувшись спиной к камину, он нацелил взгляд на лестницу. Любопытство тянуло его туда, в переднюю, уводило от тепла и света.
Хорас сам не заметил, как оказался в темноте под лестницей, перед низкой запертой дверью. Он вынул из кармана фонарик, посветил и обнаружил врезной замок.
Я видел, как Лютер снял что-то со стены.
Луч скользнул по периметру двери. Справа от косяка висел на гвозде сверкающий ключ.
Хорас снял ключ и вставил в замочную скважину.
Дверь открылась внутрь, а из темноты повеяло холодом и сыростью.
Кроме холода и сырости обволокший его поток воздуха принес запахи камня, плесени и воды, словно он стоял у входа в пещеру. Луч фонарика еще не разрезал темноту, но сомнений уже не осталось: дверь вела куда-то вниз, в некое помещение под домом Кайтов.
На руках зашевелились и поднялись волоски, и в голове сработала некая древняя охранная система, но Хорас, ошибочно приняв ужас за выброс адреналина, шагнул во мрак – хотя бы потому, что никогда еще не чувствовал себя таким живым.
Глава 54
Луч фонарика прыгал по шатким ступенькам, и они скрипели так, словно сам Господь шел по ним. Всего их было двадцать две, и чем ниже он спускался, тем холоднее становился воздух; к концу спуска дыхание уже стелилось в луче света пыльными полосами пара.
Вот и земляной пол. Бун посветил вверх. Дверь в конце лестницы казалась недосягаемой. Тишина и мрак наполняли подвал. Хорас представил, как утром будет сидеть за столиком в кафе, возле окна со струящимися лучами раннего солнца. Эту сцену он опишет за кофе. Вот это будет замечательно. И совершенно безопасно.
Пытаясь сориентироваться, Хорас описал широкий полукруг. Увиденное дернуло нервы: двери в никуда, каменные коридоры, разбегающаяся по стенам проводка. Он поежился, отступил от лестницы и посветил в самый широкий коридор, уходивший от лестницы в казавшуюся бесконечной темноту.
Войти в этот туннель мог только сумасшедший, и в какой-то момент им овладело сильное желание подняться по ступенькам, вернуться в кухню и выйти в освещенный луной задний двор. Уют и комфорт его номера в «Харпер касл» манили как никогда сильно, но он все же удержался, стиснул фонарик и сделал первый шаг в коридор.
Хорас шел неторопливо, посвечивая во все стороны и под ноги. Чем дальше, тем у́́́же становился туннель.
Минуя дверной проем, он повернул фонарик и успел заметить большой дубовый стул на стадии завершения – с болтающимися проводами и кожаными петлями.
От увиденного перехватило горло, так что пришлось прислониться к стене и перевести дыхание.
Когда его собственные хрипы стихли, он прислушался.
Где-то вдалеке, за эллипсом света, капала вода.
За спиной что-то шевельнулось, и он мгновенно обернулся, разрезав темноту лучом фонарика.
Ничего и никого, но звук повторился.
Луч упал на пол, и Хорас увидел припавшую к полу жирную крысу, крохотные, словно светящиеся бусинки, глаза которой сверлили его взглядом.
В какой-то момент она сорвалась с места и метнулась к лестнице, а Хорас двинулся в противоположном направлении. Коридор поворачивал, разветвлялся и снова поворачивал и разветвлялся, проходя через ниши и комнаты: одну – с низким потолком и пустыми винными стеллажами, другую – с обгорелыми и потрескавшимися останками деревянной кровати. Во всех помещениях и коридорах сохранялось неприятное ощущение присутствия чего-то страшного. Хорас чувствовал, что здесь происходило нечто ужасное.
Достигнув еще одного угла, он понял, что потерял ориентацию. Подвал, казалось, простирался за пределы дома, и найти путь назад представлялось сомнительным.
Хорас остановился на углу и посветил вперед. Дальности луча хватило футов на пятнадцать.
Ледяная капля упала на волосы.
Он поднял голову.
Другая шлепнулась на нос.
Хорас вытер лицо и двинулся дальше.
А секундой позже оказался у очередной развилки.
Он снова остановился, оглянулся, стараясь вспомнить, сколько раз и куда поворачивал, и теперь уже твердо решил вернуться к лестнице и выйти из дома.
Какой-то звук привлек его внимание. Перед ним было два туннеля, и звук доносился из левого. Это не была ни крыса, ни капающая вода.
Направив луч в туннель, Хорас подумал, что свет как будто ослаб, стал мягче, размытее.
Он шагнул на звук.
Коридор был прямой и узкий, и звук становился громче и яснее – металлическое бряцанье.
Впереди и справа, футах в десяти, появился дверной проем.
Бряцанье исходило оттуда.
Хорас выключил фонарик и сделал несколько шагов в темноте, ведя руку по камню.
Стена кончилась.
Звяканье прекратилось.
Бун переступил порог. Может, показалось.
Нога ударилась обо что-то.
Движение внизу…
Снова звяканье… железная цепь и камень…
Он включил фонарик.
Луч вырвал из темноты испуганные лица двух женщин и Эндрю Томаса. Руки их были скованы наручниками, а цепи от наручников шли к железному кольцу в полу.
Все трое выглядели не лучшим образом – грязные, в синяках, с запекшейся кровью лица, подавленное выражение. Но они дрожали от холода и были вполне себе живы.
Шокированный, Хорас попятился и осторожно улыбнулся.
Богач… герой… писатель… знаменитый…
– Кто вы? – спросил Эндрю Томас.
Хорас прижал палец к губам и, опустившись на колени, прошептал:
– Меня зовут Хорас Бун. Я пришел, чтобы вывести вас отсюда.
Одна из женщин расплакалась. Другая спросила:
– Вы из ФБР?
Хорас покачал головой.
– Мне знакомо ваше лицо, – сказал Эндрю.
– Я следил за вами от Хейнс-Джанкшн. – Хорас посветил на наручники на запястьях пленника.
– Вы за мной следили? Но как вы меня нашли?
– Давайте поговорим об этом, когда будем в безопасности. Прежде всего, я не представляю, как избавиться от этих штук. – Он постучал по наручникам.
– Одну руку я вытаскивала, а со второй не получилось, – сказала женщина, которая плакала.
– Вот что, Бун, – прошептал Эндрю. – Мы здесь слышали и молоток, и пилу. Посмотрите, может, найдете топор или что-то в этом духе.
Хорас вспомнил, что проходил мимо комнаты с дубовым стулом и разбросанными по полу инструментами.
– Сколько сейчас времени? – спросил тихий, прибитый голос.
Хорас поднял фонарик и посветил в лицо той самой блондинке, которую уже видел с Эндрю.
– Еще и полуночи нет. Так что времени достаточно.
Глава 55
Радость, облегчение, надежда и непонятная веселость овладели им. Хорас Бун бежал по коридору, высматривая комнату с дубовым стулом и понимая, что должен бы бояться, но возбуждение превозмогло тот страх, что сидел в нем с самого начала.
Вырвавшись из лабиринта на противоположной от лестницы стороне и нырнув в широкий коридор, он вскоре оказался возле небольшой комнаты с дубовым стулом.
Пошарив по полу слабеющим лучом фонарика, Хорас обнаружил то, что искал в груде инструментов, среди молотков, гаечных ключей, плоскогубцев, гвоздей и шурупов. Подойдя ближе, он наклонился, взял лежавшую на медной пластине слесарную ножовку и поспешил назад, к лестнице, и уже оттуда – к комнате, где содержались Эндрю Томас и женщины.
И тут свет погас.
Его обступила полная тьма.
Хорас постучал фонариком по камню. Свет вернулся, но слабый.
Он снова прошел весь нелегкий маршрут и прибыл к конечному пункту, допустив лишь одну ошибку.
– Что нашлось? – спросил шепотом Эндрю.
– Ножовка по металлу.
– У Бет одна рука уже свободна, так что перепили сначала ее цепь.
– Держите покрепче.
Бун вложил фонарик в руки Эндрю, подошел к Бет, взял цепь, соединявшую ее наручники с железным кольцом в полу, и, наклонившись, прошептал:
– Откиньтесь назад. Натяните цепь.
Бет натянула. Хорас поднял ножовку и приготовился пилить, но, прежде чем начать, повернулся к Томасу:
– Эндрю, обещаете эксклюзивное интервью, когда мы отсюда выберемся?
Едва сказав это, он почувствовал себя негодяем и пожалел, что не промолчал.
– Вытащите нас отсюда, и я усыновлю ваших детей.
Хорас начал пилить.
Поначалу дело шло плохо – цепь не лежала на месте, и полотно постоянно соскальзывало. Но стоило пропилить в звене бороздку, и дальше дело пошло как по маслу. Первое звено отняло около двух минут, но когда Хорас перешел ко второму, свет снова погас.
– Вот дерьмо.
– Накал был совсем слабый, – сказал Эндрю. – Может, уже и не загорится.
– Я только сегодня поставил новые батарейки.
Томас пощелкал выключателем, и свет вернулся слабым оранжевым мерцанием, достаточным, впрочем, для работы.
Хорас атаковал последнее звено с удвоенной энергией.
Наконец цепь упала, и Бет прислонилась к стене. Второе, левое, запястье оставалось пока в наручнике.
– Кто следующий? – спросил Хорас.
– Займитесь им, – сказала блондинка.
Бун вручил фонарик Бет:
– Светите сюда.
Эндрю натянул цепь.
Минуту-другую Хорас медленно водил ножовкой по звену цепи, но, почувствовав, что пропил начал углубляться, заработал как сумасшедший. Комнату заполнили металлический визг ножовки и запах нагретой стали.
Распилив первое звено менее чем за минуту, он перешел ко второму, но тут блондинка прошептала:
– Подождите!
Хорас остановился.
Все прислушались.
Откуда-то из подвала доносились скрипучие звуки.
– Что это? – спросила Бет.
У Хораса задрожали руки.
– Кто-то спускается по лестнице. – Он потянулся за фонариком, но тот вдруг погас. – Да чтоб тебя…
Бун пощелкал кнопкой и, когда ничего не случилось, ударил фонариком о камень. Батарейки выпали и раскатились по полу.
– Вам нужно уйти и спрятаться, – сказал Эндрю. – Бет?
– Я здесь.
Шепот в темноте – вот чем они теперь стали.
– Сядьте на пол и держите руки так, как будто вы все еще прикованы.
– Как вы думаете, кто это может быть? – спросил Хорас.
– Неважно. Они все психопаты. Уходите и прихватите с собой ножовку, чтобы ее не увидели.
Скрип прекратился.
Хорас протянул руку, нащупал стену и вышел в коридор. Его окружала полная темнота. Держа руку на стене и оставаясь на левой стороне туннеля, он двинулся в направлении, противоположном лестнице.
Через десять шагов стена закончилась.
Он вытянул обе руки, повернулся и понял, что находится у развилки.
Темнота наплывала волнами, полнилась фантомными звуками и вспышками света.
Хорас прислушался – голоса, шаги звучали совершенно отчетливо, но могли быть продуктами воображения, эхом бьющегося о барабанные перепонки пульса.
Увидев свет фонаря на камне, он не поверил собственным глазам, но тени казались настоящими, как и неспешные шаркающие шаги, а потом из-за поворота туннеля появился силуэт сгорбленной старухи.
Хорас бесшумно отступил в смежный коридор.
– Мы с Руфусом что-то услышали. – Голос был мягкий, приятный и совершенно обезоруживающий. – Ну-ка признавайтесь, что это было.
– Мы ничего не слышали, – ответил за всех Эндрю.
– Не слышали? – рассмеялась старуха.
Выглянув из-за угла, Хорас увидел ее. Женщина, в домашнем халате и тапочках, остановилась у порога, и свет от фонаря падал на ее изрезанное глубокими морщинами лицо.
– Ну и ну, вот забавно… Прямо-таки шутка года. А чего ж тогда дверь под лестницей открыта? Как такое, по-вашему, могло случиться?
– Мы ничего не слышали, – повторил Эндрю. – Я…
– Теперь уже не важно, – продолжала старуха, – потому что Лютер запер дверь на ключ, и отсюда никто не выйдет. Сейчас они с Руфусом осматривают подвал. Руфус знает его как свои пять пальцев, и темнота ему не помеха.
Старуха повернулась и побрела к лестнице, забрав с собой фонарь и оставив Хораса одного во мраке.
Глава 56
Я проснусь в моей комнате в «Харпер касл».
Там будет тепло.
Там солнце отражается от бухты.
Я оденусь и выйду в прохладное утро.
Я пойду в кафе.
И опишу эту сцену завтра за завтраком.
А если там будет та симпатичная кассирша, заговорю с ней.
Скажу, что я писатель.
Приглашу ее на свидание, потому что я еще никого не приглашал на свидание, а после сегодняшнего чего еще бояться?
Хорас положил ножовку, подтянул лямки рюкзака и сел, прислонившись спиной к каменной стене.
Его била дрожь. Он пытался убедить себя в обратном, но лишь острее сознавал, что сильно-сильно облажался. Испытывать ужас такого калибра ему еще не доводилось. Этот ужас разливался внутри него, как расплавленное серебро. А понимание того, что он пришел сюда сам, окунулся в это дерьмо по доброй воле, многократно увеличивало страх.
Шаги по земляному полу коридора.
Или показалось?
Хорас поднялся.
Шаги стихли.
Кто-то вздохнул.
Бун навострил уши.
Тьма разверзлась молчанием, которое как будто гудело и звенело, хотя он знал, что это только кровь пульсирует между ушами.
Вверху мигнул свет.
Мигнул так коротко, что Хорас и не заметил бы ничего, если б моргнул в этот миг.
Но он не моргнул.
И в эти полсекунды света увидел стены туннеля, земляной пол, топор и дробовик и, не далее чем в двадцати футах, двух мужчин, старого и молодого, улыбающихся ему.
– Что вы здесь делаете, молодой человек? – послышался голос из темноты.
У него перехватило дыхание.
– Я шел за Эндрю Томасом.
– Кто ты?
– Хорас Бун.
Пока они разговаривали, Хорас медленно отступал назад, в туннель.
– В прошлом апреле я увидел Эндрю Томаса в одном книжном магазине на Аляске. – Он сдержал подступившие слезы. – Потом следил за ним, потому что хочу написать о нем книгу. Клянусь, это всё. У меня есть доказательство – блокнот в рюкзаке. – Голос сорвался.
– Ты пришел сюда пешком?
– Оставил машину в роще, возле вашего почтового ящика. Я всего лишь хочу написать книгу о…
– Ты здесь один?
– Да. Мне очень жаль. Знаю, что не должен был…
– Ну, Лютер, что думаешь? Дадим ему гандикап на старте?
– Черта с два.
В глаза ему вдруг ударил свет.
Он увидел, как двадцативосьмидюймовый ствол пересек луч, и бросился на пол.
Огненно-оранжевая вспышка.
Оглушительное БУМ.
В нос ударил запах пороха, в каменную стену – заряд дроби.
В следующее мгновение Хорас уже вскочил и со всех ног помчался в темноту.
Глава 57
День клонился к вечеру, когда луч солнца прошел через камень.
Бет поднялась на ноги. С ее левого запястья все еще свисали наручники и цепь в шестнадцать дюймов длиной. Несколько часов она пыталась освободить руку – и все без толку.
Босоногая, в одной грязной желтой сорочке, Бет смотрела на Энди и Вайолет.
Прошлой ночью, услышав выстрелы, они все сбились в кучку, гадая, что случилось с тем парнем.
– Иди сюда, – прошептал Энди.
Она опустилась на колени, и теперь их лица были рядом.
– Выбирайся отсюда. Это твоя главная задача. Найди безопасное место и только потом постарайся что-нибудь сделать.
Бет кивнула и придвинулась к двадцатилетней блондинке, чей модный черный костюм походил теперь на лохмотья.
– Вайолет, – прошептала она и провела пальцами сначала по ее лицу, а потом по грязным, спутанным волосам. – У вас будет ребенок.
Глаза Ви наполнились слезами.
– Берегите себя, Бет.
Женщина поднялась, вышла в туннель, оглянулась на товарищей по несчастью, которых уже поглощала наступающая тьма, и зашагала по коридору.
Три шага – и полный мрак.
Откуда-то издалека доносился стук молотка. Бет провела рукой по стене. Из темноты докатились осколки смеха, земляной пол холодил подошвы ног. Она подумала о своих детях и тут же поспешила изгнать их из своих мыслей. Выбирайся отсюда и уходи.
Она трижды оказывалась в тупике, прежде чем увидеть свет. Он шел из дверного проема футах в двадцати впереди.
Свисавшая с запястья цепь ударилась о каменную стену.
Преодолевая слабость в коленях, Бет прокралась вперед. Голоса зазвучали яснее.
Руфус осторожно отпустил дубовую рейку, которую пять последних минут прижимал к спинке стула. По рейке он собирался провести медный провод. Теперь, когда древесный клей застыл, старик отступил в сторону, любуясь своим творением. Грубовато, да, но практично.
Смертельная красота.
Максин, сидя в углу, читала «Дома, в Митфорде».
Лютер склонился над медной пластиной.
– Пап, куда ты подевал слесарную ножовку? Нужно сделать еще один распил, но я нигде не могу ее найти.
– Не видел.
– Мам, а ты ее не трогала?
Максин посмотрела на сына поверх страницы:
– По-твоему, я похожа на ту, которая могла бы воспользоваться…
– Нет, мама, нет…
– Что? – поднял голову Руфус.
Лютер встал.
– Ты не думаешь, что ее мог прихватить наш гость?
– Нет.
– А ты видишь ее здесь? Я не брал. Ты не брал. Мама, черт возьми, уверена, что не брала.
– Следи за выражениями, мальчик.
– Этот хрен, – Лютер посмотрел на мать, – не ушел.
– Красавица, они все были прикованы, когда ты кормила их утром?
– Ничего себе, сладенький… Да я и не помню уже. По правде говоря, не обратила внимания. Да и что за вопрос? Конечно, они были прикованы.
– Стоит пойти и проверить, сынок.
Лютер и Руфус были уже на полпути к месту заточения пленников, когда услышали динь-дон.
Совсем недавно дверной звонок подключили к громкоговорителю у лестницы, и теперь отец и сын изумленно посмотрели на него. Громкоговоритель пропел снова.
Бет замерла, наблюдая за тем, как в коридор выходит семейка Кайтов, и боялась пошевелиться – а вдруг цепь ударится о стену или они услышат ее шаги? И скроет ли ее темнота, если кто-то случайно взглянет в ее сторону?
Вся троица – молодой мужчина, старик и старуха – шли по коридору в противоположную от нее сторону, ориентируясь с помощью фонаря.
Младший член семьи держал в руке дробовик.
Тьму снова прорезало эхо звонка.
Бет еще успела увидеть, как все трое повернулись и исчезли. Сначала она подумала, что они свернули в другой коридор, но потом услышала шаги.
Поднимаются по лестнице.
Вот и выход, подумала Бет и осторожно последовала за ними.
Глава 58
Дверь открыл один Руфус, и приветливая беззубая улыбка на его лице не дрогнула даже тогда, когда он увидел полицейский жетон. На крыльце стояли двое, и солнце успело заглянуть в их глаза, прежде чем скользнуть за дом и стать лужицей света в заливе Памлико.
Один – тот, что с жетоном, здоровяк – был в костюме от «Джей. Си. Пенни», который давно уже следовало пожертвовать Армии Спасения. Его волосы как будто прихватило морозцем; усы, темные и густые, напоминали конскую гриву. Другой, кудрявый, с глазами обиженного пса, примерно вдвое младше полицейского, между двадцатью и тридцатью, был высок и подтянут, носил джинсы и рубашку в мелкую полоску.
Коп закрыл бумажник и опустил его в карман.
– Мистер Кайт, меня зовут Барри Маллинс. Я – сержант Отдела уголовных расследований в Дэвидсоне, штат Северная Каролина. К вам можно на минутку?
– Разумеется.
Руфус распахнул дверь и отступил в сторону.
Сержант Маллинс повернулся к своему спутнику и прошептал:
– Макс, пожалуйста, подожди меня в машине. Я буду…
Макс вошел в дом. Сержант нахмурился и последовал за ним.
Руфус закрыл дверь. Трое мужчин стояли в полутемной передней. Дом как будто затаился.
– Как насчет стакана охлажденного чая, джентльмены? – предложил Руфус.
Маллинс покачал головой.
– Ваша супруга дома, сэр?
– Она занята делами.
Сержант кивнул в сторону гостиной:
– Поговорим там, мистер Кайт.
По пути к лестнице Бет остановилась и заглянула в комнату, где резали, пилили и стучали молотками Кайты. На полу валялись инструменты. Свет от голой лампочки резал глаза, и сама лампочка негромко жужжала над тем, что и послужило, должно быть, причиной всей этой суеты, – грубо сработанным стулом с медными пластинами на подлокотниках, многочисленными кожаными ремнями и петлями и мотком толстого медного провода на земляном полу. Присутствие этой вещи, несомненно, имело значение. Как архитектура собора источает торжественность и мир, так и этот грубый, мужланский дизайн источал недоброжелательность и злобу.
Бет стряхнула с себя холодок и двинулась дальше. Вдалеке коридор переходил в некое широкое пространство. Кто-то из Кайтов оставил на стене, в углу, керосиновую лампу, и ее свет бесполезно изливался на земляной пол и каменные стены у подножия лестницы.
Она вышла из коридора. Потерла покрытые гусиной кожей руки.
Посмотрела вверх, но так и не увидела, где заканчиваются ступеньки.
Обмотав цепь вокруг запястья – чтобы не выдала, ударившись о камень, – Бет начала подниматься. Ступеньки скрипели так громко, что она не услышала бесшумных шагов старухи, выступившей из тени у нее за спиной.
Сержант Маллинс опустился на ту же самую оттоманку, которую шесть дней назад занимала его подчиненная при первой встрече с Руфусом и Максин Кайт.
Встретивший гостей старик уютно развалился на соломенного цвета софе и прошелся пальцами по легкому пушку на макушке.
Макс Кинг остался стоять у остывшего камина.
– Мистер Кайт, – начал, подавшись вперед, сержант. – Неделю назад я послал своего детектива, Вайолет Кинг, на остров Окракоук поговорить с вами и миссис Кайт о вашем сыне Лютере. Насколько мне известно, она была здесь в прошлую среду.
– Да, сэр, была. – Руфус улыбнулся. – Премилая, должен сказать, девушка. Мы с Максин коротко поговорили с ней. Как вы и сказали, она расспрашивала о нашем мальчике, Лютере. И я скажу вам то же, что сказал и ей. Я не видел моего…
– Сэр, я в курсе того, что вы сказали ей. Она звонила мне в тот вечер. Я приехал сюда не для этого. – Сержант кивнул Максу. – Это Макс Кинг. Муж мисс Кинг. В последний раз он разговаривал с ней утром в четверг. В четверг вечером мисс Кинг позвонила мне домой и коротко поговорила с моей женой. Насколько мы понимаем, она – последняя, с кем контактировала мисс Кинг. С тех пор от нее никаких новостей.
– Господи…
– Так вот, Вик… мисс Кинг должна была вернуться сюда и поговорить с вами и миссис Кайт в четверг, во второй половине дня. Она была здесь?
– Нет, сэр. Мы условились встретиться с ней после пяти, но она не появилась. Думаете, что-то случилось?
Сержант Маллинс покрутил ус и взглянул на Макса. Молодой человек напрягся, изо всех сил сдерживая слезы, и губы его дрожали.
Босая нога Бет Лансинг остановилась на третьей ступеньке. Щуря глаза, она смотрела в темноте на полоски света, очерчивавшие прямоугольник двери, и вдруг услышала приглушенный звук – как будто что-то лопнуло.
Иссохшая, жилистая рука схватила ее за левую лодыжку, и в следующую секунду пол с силой ударил в спину, а старуха уже навалилась сверху. Искаженное светом фонаря, изрезанное морщинами лицо мало походило на человеческое, и из глубины его сверкали черные глаза.
В свете фонаря блеснуло что-то узкое, и Бет услышала, как охнула от холодного, влажного ожога, расползавшегося по всему животу.
Она перекатилась на Максин, вцепилась в старушечьи запястья, но подошвы ортопедических ботинок хозяйки дома Кайтов уперлись в нее снизу. Бет отлетела в угол, чувствуя, как из колен уходит сила.
Обе женщины, пыхтя, поднялись. Максин, держась от противницы подальше, блокировала лестницу. Распутывая цепь на левом запястье, Бет заметила краем глаза кровь, теплой струйкой сползавшую по внутренней стороне бедра, и обвалочный нож в правой руке старухи; в глазах у нее растекалась пустота.
Первой атаковала Максин, но цепь опередила ее, ударив по губам. Хозяйка дома задохнулась, сплюнула кровь, пошатнулась и выронила нож.
Собравшись с силами, Бет врезала старухе так, что цепь сломала ей и руку, и челюсть сразу. Схватив нож и оставив Максин без чувств на земляном полу, она метнулась вверх по лестнице, к полоскам света.
Глава 59
– Жутковатый у вас дом, мистер Кайт, – сказал сержант Маллинс, поднимаясь. – Старый, большой.
Руфус улыбнулся:
– В нем, знаете ли, и привидения водятся.
– Неужели?
– Да. Призрак живет на третьем этаже и пугает мою жену каждый раз, когда она поднимается в комнату сына.
Сержант ухмыльнулся:
– Я бы на вашем месте запер комнату и никогда больше не заходил туда.
– Наши призраки тихие, разве что немного озабоченные.
– Спасибо, мистер Кайт, что приняли нас.
Старик тоже поднялся, и его глаза блеснули.
– Знаете, есть еще кое-кто, с кем вам следует поговорить. Скотти Майерс. Работает в пабе «Ховардс». Они с Лютером дружили. Я рассказал о нем мисс Кинг, так что, может быть, после меня она встречалась с ним.
– Мы повидаемся с ним.
Руфус проводил гостей до двери.
– Вы дадите мне знать, когда найдете мисс Кинг, хорошо? – попросил он. – Боюсь, буду теперь всю ночь о ней думать.
– У вас есть телефон? Мы пытались позвонить сюда заранее, но…
– Конечно нет.
– Хорошо. Если не забуду, дам вам знать, когда найдем ее. А мы найдем.
Открывая дверь, Руфус похлопал Макса по плечу:
– Буду молиться за вашу жену, молодой человек.
Выйдя из дома, Маллинс и Макс сошли по разваливающимся ступенькам в высокую колышущуюся траву. Едва за ними закрылась дверь, как Макс повернулся к сержанту:
– Барри, ты должен обыскать дом. У меня плохое…
– Подожди, пока не сядем в машину.
Черная «Краун Виктория» стояла между двумя дубами в переднем дворе. Ветровое стекло блеснуло, но тут солнце соскользнуло за дом, и оно потемнело.
Мужчины забрались в машину и закрыли дверцы.
– Там определенно что-то не так, – сказал Макс. – Любым способом во что бы то ни стало получи ордер на обыск и переверни этот дом вверх дном. Старик… Не знаю.
Маллинс вставил ключ в гнездо зажигания, но поворачивать не стал, а еще какое-то время смотрел на каменную громадину дома Кайтов.
– Ну так я знаю, – сказал он наконец. – Как-никак давненько этим занимаюсь и людей понимать научился. Вижу, когда что-то скрывают. Когда нервничают. Язык тела о многом рассказывает. Беспокойство. Зрительный контакт.
– Барри, послушай…
Сержант поднял палец:
– Старику в этом мире скрывать абсолютно нечего.
– Но он же отец нашего подозреваемого и…
– Это ничего не значит. Я заглянул в его душу, Макс. Он говорит правду. – Сержант застегнул ремень безопасности и включил мотор. – Давай-ка найдем мистера Скотти Майерса. – Он дал задний ход.
Макс нахмурился.
– Поверь мне, – усмехнулся Маллинс. – Я прав. Это – дар.
Он развернулся, и они покатили по проселочной дороге через чащу виргинских дубов. Сержант наклонился, включил радио, нашел станцию со старыми хитами и теперь постукивал пальцами по рулю.
Макс, потянувшись за ремнем безопасности, случайно посмотрел в боковое зеркало.
– Остановись, Барри!
– Что такое?
– Посмотри!
Сержант придавил педаль тормоза, и оба оглянулись.
За туннелем деревьев, по которому они только что проехали, еще был виден каменный дом. Дверь его вдруг распахнулась, и какая-то женщина в желтом белье вывалилась на ступеньки, поднялась и бросилась вслед за ними. Даже с разделявших их пятидесяти ярдов была видна кровь на ее левой ноге.
– Святый Боже, – пробормотал сержант и повернулся, чтобы остановить машину.
Ветровое стекло разлетелось вдребезги.
Правая рука брызнула кровью.
Маллинс ударил по газу, машина прибавила ходу. Человек с дробовиком отступил в сторону и выстрелил в упор, через стекло, в голову сержанту.
Полицейский свалился на колени Максу, нога съехала с педали газа, и «Краун Виктория», вильнув, скатилась с дороги, проехала футов десять и, уткнувшись бампером в дуб, остановилась с негромко работающим двигателем.
В левое плечо Максу угодили три дробины, но боли он не чувствовал и первым делом постарался сдвинуть здоровяка-сержанта в сторону. Приложив немалые усилия, наконец столкнул тело на водительское кресло и бросил взгляд в заднее пассажирское окно.
Человек с длинными черными волосами был примерно в тридцати ярдах от машины и быстро приближался прямиком через чащу. Перехватив взгляд Макса, незнакомец улыбнулся и передернул затвор.
Они убили Ви.
Шаги уже перекрывали мягкое урчание двигателей. Макс рванул с плеч сержанта пальто, расстегнул пуговицы и выхватил из кожаной кобуры «Глок».
Ви несколько раз просила его сходить с ней в тир – пострелять, но он так и не выбрался, а в результате пользоваться огнестрельным оружием не мог и знал о нем только то, что видел в кино и по телевизору.
Поискав предохранитель, которого здесь не было, Макс прицелился наконец в длинноволосого через заднее стекло и потянул спусковой крючок.
Стекло разлетелось, и пистолет подпрыгнул в руке.
Длинноволосый незнакомец, целый и невредимый, приближался к машине.
Макс открыл дверцу и вывалился из машины ровно в тот момент, когда грохнул выстрел и его осыпало стеклом. Он перебрался на заднее сиденье, высунул голову и увидел, как дернулся дробовик и огонь с ревом вырвался из дула.
Макс нырнул вбок и прижался спиной к колесу. Пот скатывался по лбу в глаза и отдавал ржавчиной, а когда он вытер его, то увидел на тыльной стороне ладони кровь. Макс потрогал лоб, на котором дробины оставили три кровавые полосы. Стальной ноябрьский вечер обжигал голову ледяным холодом. Он посмотрел под машину, но не увидел ног человека, который пытался его убить.
Макс еще раз высунулся над багажником.
Никого.
Он поднялся.
В его руке дрожал «Глок».
Три кровавые полоски на лице темнели, как боевая раскраска.
Макс моргнул – дуло дробовика смотрело на него с другой стороны багажника. Он чувствовал под собой землю и смотрел через спутавшиеся ветви на куски темнеющего неба цвета имени его жены. Он даже попытался произнести его, позвать ее.
А потом появилась и начала падать черная луна, и его фиолетовое небо заполнилось вонью от горячего металла и смерти.
Глава 60
Бет бежала босиком по траве, когда в дубовой роще грянул третий выстрел. Оглянувшись через плечо, она увидела прислонившегося к ржавому грузовичку старика. Правую руку тот прижимал к боку, там, где она резанула его обвалочным ножом.
Адреналин падал, а вот ее колотая рана начала болезненно пульсировать, как будто что-то выгрызалось из живота.
Над водой разнеслось эхо еще одного выстрела.
Забравшись в глубь чащи к северу от дома, Бет мчалась изо всех сил, не оглядываясь, прорываясь сквозь холодеющую тьму леса. Солнце висело у нее за спиной, но его время в этом мире истекало.
Попав на полоску травы, Бет вскрикнула и упала, вытащила из подошвы левой ноги три колючки, вскочила и побежала дальше, не обращая внимания на прилипающие к крови мокрые листья.
Минуты через две, обессилев, она снова упала на холодную землю. Перекатилась на спину. Высоко над ней темнело вечернее небо.
Бет закрыла глаза.
Попытка сделать глубокий вдох отдалась острой, пронзительной болью.
Она прижала к ране ладонь и почувствовала, как между пальцами сочится кровь…
Открыв через какое-то время глаза, Бет увидела одну-единственную звезду кобальтового цвета.
Дыхание слетало с губ клубочками пара.
Где-то в отдалении хрустели под ногами листья.
Что сделает с ней человек с длинными черными волосами? Убьет в лесу или заберет обратно в тот страшный каменный дом?
Бет очнулась от холода – под усыпанным звездами небом, в притихшем лесу. Кровотечение прекратилось. Она села, потом, напрягшись, поднялась и побрела через чащу.
Часом позже беглянка вышла из лесу, к заросшему болотной травой полю. Босые ноги утопали в холодной слякоти. Изможденная донельзя, она шла наугад, бездумно переставляя ноги, и почти не заметила, как ступила израненной подошвой на твердое полотно автострады 12.
В полной растерянности Бет вышла на середину шоссе. В северном направлении дорога уходила в темноту, где и терялась. В южном она вела к некоему мерцанию, которое могло быть признаком цивилизации.
Вставала луна.
Сияло море.
Спотыкаясь, едва волоча ноги, Бет потащилась к деревне.
Рана Руфуса оказалась длинной, но неглубокой. Он сидел на стуле в кухне, а Максин, вместо того чтобы накладывать швы, заклеивала порез в три дюйма длиной, справа от пупка, полоской клейкой ленты.
Что касается самой Максин, то ее челюсть слева распухла, но боль была терпимой. В любом случае ничего другого ей не оставалось. Большим запасом времени они не располагали. Уже совсем скоро в дом придут люди, которые станут искать тех, кого убил их сын.
Пока Максин укладывала чемоданы, Руфус взял фонарь и спустился в подвал. Проект был почти закончен, оставалось только позаботиться об энергоснабжении и подключить стул. Руфус уже решил, что в случае необходимости проработает всю ночь. Он надеялся, что Лютер скоро вернется и они вместе доведут до ума этот восхитительный стул.
Около полуночи Бет вышла к проселочной дороге, ответвлявшейся от автострады 12 в южную сторону. Дорога пересекала сотню ярдов травяного болота и заканчивалась на сухом участке со скромным коттеджем, над крыльцом которого призывно горел фонарь.
На почтовом ящике значилось имя владельца – Тейтум. Вдалеке теплым мерцанием напоминал о себе маяк Окракоука, присутствие которого среди темных деревьев оказывало успокоительный эффект. По шоссе до деревни было не больше полумили, но в этот поздний час там, вероятно, все было закрыто. К тому же Бет вконец изрезала подошву левой ноги и сильно сомневалась, что сможет еще долго терпеть боль. Пока она ковыляла по проселку, снова закровоточила рана на животе. Усилилось головокружение, холод забирался все глубже под кожу. Думая о том, как долго ей удалось продержаться, Бет даже испытала что-то похожее на гордость.
Темная стена дубов за коттеджем закрывала залив, но на востоке невысокие дюны позволяли увидеть сияющую в лунном свете черную ширь.
Бет приблизилась к коттеджу. В высокой траве на краю болота лежала старая парусная шлюпка – возможно, выброшенная когда-то ураганом, без паруса, с потрескавшимся корпусом. Рядом с гаражом припарковался, сверкая в желтом свете фонаря, грузовичок «Додж Рэм». На номерной табличке красовалось слово BOATLUV, а в держателе для удочек, смонтированном на переднем бампере, стояли навытяжку удилища в полихлорвиниловых трубках.
Бет поднялась на пять ступенек к передней двери. Над головой у нее кружили мошки, снова и снова с маниакальным упорством бросавшиеся на яркий фонарь.
Хотя в желудке давно ничего не было, ее вдруг потянуло на рвоту.
Через щели в ставнях она увидела тень лежащего на диване человека, на стенах рядом с ним мигал голубоватый свет.
Бет открыла сетчатую дверь и постучала. Человек на диване не пошевелился.
Она постучала сильнее, кулаком и увидела, как он сел и потер глаза. Потом поднялся.
Она услышала приближающиеся шаги.
Дверь открылась. Мужчина с седой бородой уставился на нее сонными глазами. Запахнул халат.
– Вы хоть представляете, который сейчас час? – спросил он, и Бет уловила запах джина.
Он снова потер глаза, поморгал и посмотрел на нее, прищурясь. Тепло дома, выливаясь на крыльцо, напомнило ей, как пахнут безопасность и покой, и Бет вдруг заплакала.
В телевизоре рассмеялась невидимая аудитория.
По ноге потекла холодная кровь.
– Помогите мне, – прошептала она и упала вперед.
Белобородый мужчина подхватил ее, поднял и внес в дом.
Глава 61
Руфус передвинул генератор «Дженерак» в угол камеры смерти, подключил паяльный пистолет и взял медный провод № 4, который предстояло припаять к медной же пластине на передних ножках стула. Комната наполнилась густым, сладковатым запахом расплавленного припоя.
Закончив паять, он поднял ножовку, которую нашел в коридоре, неподалеку от ниши с пленниками, и отрезал от мотка медного провода два куска длиной в четыре фута каждый. Вооружившись затем молотком, старик расплющил концы проводов так, чтобы они подошли для выходных клемм генератора.
За ящиком с инструментами Руфус обнаружил самодельную шапочку – вклад Максин в их проект. Она взяла бейсболку с надписью «Норт Кэролайна тар хилс»[8], тонкий кожаный ремешок и сшила обе части так, чтобы пряжку можно было затягивать под подбородком приговоренного к смерти.
Максин заранее просверлила отверстие в квадратной медной пластине и вставила шуруп. Потом приклеила к пластине кусочек губки такой же, в один квадратный дюйм, площади, сняла пуговичку с макушки бейсболки и пропустила в дырку электрод, чтобы тот прилегал к голове осужденного.
Взяв четырехфутовый кусок медного провода, Руфус тоже расплющил конец его молотком. Потом просверлил в расплющенном конце дырку, взял провод и шапку и сел на стул. Пропустив медный провод сверху, подвел его к электроду и закрепил болтом.
Теперь у него был свой собственный персональный электрический стул, и, хотя некоторые сомнения относительно смертоносных возможностей изобретения еще оставались, пробное испытание определенно представляло немалый интерес.
Он поднялся.
Раненый бок опять заболел.
Руфус поднялся наверх – сказать Максин, что все готово, и узнать, вернулся ли домой Лютер.
Чарли Тейтум быстро трезвел. Положив незнакомку на мягкую кожаную софу, на которой сам проворочался два последних часа, он вышел в полутемный коридор и позвал жену:
– Маргарет! Иди сюда!
Женщина оставалась без сознания.
Чарли опустился на колени перед софой и поправил на ней атласную сорочку, прикрыв грудь. Потом подтянул подол – посмотреть, откуда идет кровь.
Рана находилась над тазовой костью – маленький, раскрытый в изумлении черный рот, уголок которого сочился кровью, стекавшей по ноге на кожаную софу.
– Что ты там кричишь, малыш?
Из коридора появилась Маргарет – во фланелевом халате, с растрепанными рыжими волосами и заспанной правой стороной лица.
– Ты что, пьян? – спросила она, указывая на пустой стакан и полупустую бутылку джина «Танкерей», стоявшую на деревянном кофейном столике между софой и телевизором.
– Надень очки, Мэг, – только и ответил Чарли.
Из накладного кармана халата Маргарет достала очки с толстыми стеклами, водрузила их на переносицу и ахнула:
– Бог ты мой! Да что ж такое с ней случилось?
– Вот ты мне и скажи. Пришла. Постучала в дверь. Я открыл. Сказала «помогите мне» и лишилась чувств. Упала мне на руки.
Маргарет шагнула по ковру к софе и включила захватанную пальцами стеклянную лампу на столе.
– Это кровь?
– Да. Вот здесь у нее глубокая рана. Руки и ноги в ссадинах и порезах.
– Позвоню в «девять-один-один». Или просто отвезем в медицинский центр? Я поведу.
Чарли наклонился к лежащей на софе женщине и приложил ухо к ее сердцу, потом к губам.
– Дышит. Давай просто скажем, чтобы прислали «Скорую».
Пока Маргарет, выйдя в кухню, набирала 911, Чарли придвинулся к незнакомке и заговорил негромким, успокаивающим голосом:
– Вы в безопасности. Вам ничто не угрожает. «Скорая» уже едет, они позаботятся о вас. – Он потрогал ее горячий лоб, взял распухшую руку. – Держитесь, ладно? Теперь все будет хорошо. Вы попали, куда нужно.
Маргарет пришла из кухни и присела на край софы.
– «Скорая» уже в пути. Я рассказала, что на нее, возможно, напали, и они высылают также полицейскую машину. Как думаешь, что с ней случилось?
Чарли покачал головой. Секунду-другую он смотрел в телевизор, потом взял пульт и выключил его.
Женщина пошевелилась.
Открыла глаза.
Зрачки ее расширились от страха.
– Помните меня? – спросил Чарли.
Кивок.
– Вы в безопасности. «Скорая» уже едет.
В дверь постучали.
– Как быстро. – Маргарет поднялась с софы.
– Посмотри, они ли это, – прошептал Чарли. – Уж больно быстро.
– Странно, что ни сирену не включили, ни «мигалку», – сказала Маргарет, подходя к двери.
Когда Маргарет открыла дверь, Чарли еще смотрел в остекленелые глаза незнакомки.
– Мы навестим вас завтра в больнице. Может быть, принесем что-нибудь…
Маргарет издала странный, булькающий звук.
Чарли обернулся и посмотрел на жену.
Она тоже медленно повернулась и посмотрела на него.
С бледным, как песок, лицом, потрясенная, женщина стояла в дверном проеме, и из длинного, темного разреза под ее подбородком обильно вытекала кровь.
– Мэг! – пронзительно вскрикнул Чарли и, вскочив, неуклюже перепрыгнул через кофейный столик. Его жена упала на колени, а потом свалилась лицом вниз на ковер.
Высокий мужчина с длинными черными волосами шагнул в полумрак гостиной. Издалека донесся вой сирены.
Чарли бросился на незнакомца, который просто выставил длинный охотничий нож с костяной рукоятью, дав старому моряку возможность самому нанизать себя на лезвие. Клинок из углеродистой стали повернулся, беззвучно разрезая внутренности, и Чарли отшатнулся и упал, умирая, на уже мертвую жену.
Лютер вытер лезвие большим и указательным пальцами, стряхнул кровь на стены и повернулся к кожаной софе.
Бет исчезла, а вой сирен приближался.
Глава 62
В плетеной корзине для белья пахло тухлой рыбой и плесенью. Бет с головой зарылась в грязные тряпки, мокрые джинсы и пропахшее бензином одеяло.
Старик уже не подавал признаков жизни, и, кроме далекого завывания сирен, она слышала только, как открываются и закрываются двери.
Накрыв корзину крышкой, Бет видела лишь то, что позволяла увидеть щель между прутьями. То есть почти ничего. Синий ночник у двери лишь слегка рассеивал темноту.
Шаги остановились за дверью.
Ручка повернулась.
Сирены звучали уже совсем близко.
Проживи еще минуту, и ты будешь жить. Ты снова увидишь детей. Ему придется уйти, когда появится полиция.
Дверь спальни распахнулась.
– Элизабет.
Холодный, бесстрастный голос.
В щель Бет видела только его ноги.
– У нас мало времени. Идем.
«Скорая помощь» проехала мимо единственного окна спальни. Бет слышала, как хрустят камешки под колесами спешащей к коттеджу машины.
– Я перережу тебе горло и уйду. Ты умрешь самое большое через минуту. Думаю, это вполне справедливо.
Бет видела, как он прошел мимо корзины, опустился на колени и заглянул под кровать. Потом выпрямился, направился к ванной и… исчез.
Сердце колотилось о ребра.
Удерживая изнутри крышку, Бет замерла и услышала, как он сорвал с колец штору над ванной.
Открылся и закрылся шкафчик под раковиной.
Уходи. Вылезай и уходи.
Она уже начала поднимать крышку, когда шаги вернулись в спальню.
Проходи мимо. Пожалуйста, проходи мимо. Уходи. Убегай. Тебя же поймают.
«Скорая» остановилась перед домом. Бет слышала урчание мотора, хлопок двери.
Лютер вздохнул и быстро прошел мимо корзины к двери.
Да, да, спасибо тебе, Господи.
Внезапно он остановился у порога.
Санитары уже стучали в переднюю дверь.
– Почти, – произнес Лютер. – Почти.
Он повернулся и шагнул к корзине.
Вдыхая запах чужих тряпок, Бет подняла голову. Крышка исчезла.
Человек с длинными черными волосами смотрел на нее сверху вниз и улыбался.
Лицо его в мигающем свете оставалось бледным и бескровным.
Снаружи санитары кричали кому-то, чтобы открыли дверь.
Последним, что услышала Бет, был звук лезвия, вошедшего и вышедшего из ее горла, и шаги по слякоти.
Лютер сделал работу с той же небрежной эффективностью, с которой чистил рыбу, потом положил на место крышку и выбежал из комнаты.
Бет услышала, как разбилось окно в коридоре. Лютер отступал через задний двор.
Сердце попыталось биться, но захлебнулось. Жизнь вытекала через горло, оставляя после себя умерявшую боль пустоту. Ей пришло в голову, что она не может дышать, но умерла Бет прежде, чем это стало важно.
Глава 63
В голове прояснялось, мутные образы обретали четкие очертания.
Плохо соображая после удара по голове, который меня и вырубил, я неожиданно обнаружил, что сижу на неудобном, с прямой спинкой стуле, в плохо освещенной каменной комнате с запахом припоя, меди и свежеоструганного дуба.
Вайолет бросили на кучу опилок в углу. Руки ей связали клейкой лентой, такой же лентой заклеили рот, и слезы струились по лицу, когда она смотрела на меня полными ужаса глазами.
Вокруг суетилось все семейство Кайтов: Максин поправляла кожаные петли на лодыжках, Лютер застегивал ремень на груди, Руфус прижимал мою голову к высокой спинке стула. Натянув мне на лоб кожаную полоску и пропустив ее через пряжку, он сказал:
– Лучше сделать потуже, потому что дергаться будет, как сумасшедший.
Лишь когда все шесть кожаных петель были безжалостно затянуты и застегнуты, я заметил идущий от стула к генератору медный провод.
– И что это вы собираетесь со мной делать? – сдавленно прохрипел я сухим от обезвоживания и страха голосом.
– Пропустим через тебя электричество, чтобы ты умер, – объяснила Максин, надевшая по такому случаю цветастое домашнее платье. Скула у нее оставалась распухшей, но черные глаза сияли.
– Почему?
Опустившись на колени, старушка взяла ржавые ножницы и принялась обрезать под коленями мои флисовые штаны. Голые ноги прижимались к холодным медным пластинам. Потом она обрезала рукава моей рубашки чуть ниже локтей, чтобы голые предплечья контактировали с электродами на подлокотниках.
– Почему вы это делаете? – Вопреки всем стараниям, мой голос дрогнул.
– Потому что можем, вот почему, – ухмыльнулась Максин.
В противоположном от Вайолет углу Руфус высыпал большой пакет морской соли в емкость с водой. Лютер, вооружившись большой деревянной ложкой, энергично размешивал соляной раствор.
– Лютер, посмотри на меня и скажи, почему…
– Где бритва, сладенький? – спросила Максин.
Руфус достал бритву из кармана поношенной кожаной куртки и протянул жене. Она подошла ко мне со спины, и я ощутил прикосновение лезвия, выбривающего неровный кружок у меня на макушке.
Логика подсказывала, что лучше заткнуться, что от моих вопросов ничего не изменится. Но в тот момент я руководствовался отнюдь не логикой.
Максин сунула руку за генератор и достала бейсболку с надписью «Норт Кэролайна тар хилс», дополненную ремешком под подбородок и длинным медным проводом.
– Пожалуйста, послушайте, – снова заговорил я, глядя, как старуха идет к емкости с соляным раствором, окунает в него внутреннюю сторону бейсболки и смачивает два кусочка губки. – Да, я вел себя ужасно. Я понимаю, как человек становится таким, но делать то, что собираетесь делать вы, вовсе не обязательно. Давайте подумаем, найдем какой-то…
По лицу побежали струйки теплой воды, и я ощутил соль на губах. Максин Кайт напялила на мою голову бейсболку, застегнула ремешок под подбородком и отступила, чтобы не мешать Лютеру и Руфусу, которые уже подходили с мокрыми губками.
– Лютер, извини. Мне ужасно жаль, что все так случилось. Пожалуйста, поверь мне. Я так виноват, что оставил тебя там…
– Умереть в Пустоши от холода и потери крови. Теперь я в этом уверен. Но почему ты не спрашиваешь?
– О чем?
– Как я спасся. Неужели тебе не интересно?
– А, да… конечно.
– Это было ужасно, Эндрю. Примерно через час после того, как ты уехал, мимо проезжал на снегоходе работник с ранчо Мэддингсов. Парень спас мне жизнь. Занял мое место на крыльце. Если б не он, ты бы здесь не оказался.
Они принялись натирать мои руки и ноги соленой водой, причем делали это с какой-то даже торжественной серьезностью.
Не смей унижаться. Не смей просить этих негодяев, этих чудовищ. Они только балдеют от этого.
– Максин, пожалуйста, посмотри на меня.
Она посмотрела.
– Представь, что здесь сидит Лютер. Разве ты не хотела бы, чтобы кто-то проявил к твоему сыну милосердие? – На слове «милосердие» мой голос дрогнул. – А ведь я тоже чей-то сын.
– Уже нет, – вставил Лютер.
Рядом с циркулярной пилой стояла канистра с неэтилированным бензином. Руфус взял ее, открутил крышку генератора и залил топливо в бак.
– Красавица, не окрестишь стул?
Старуха достала из-за груды хлама бутылку «Кукс», шагнула ко мне и бросила бутылку в спинку стула. Горлышко откололось, и мне на колени пролилось теплое игристое.
– Да будет все в порядке, – провозгласила она.
Кайты зааплодировали и принялись обниматься.
– Помни, сын, – сказал Руфус, – времени у нас мало. Здесь мы больше не в безопасности. Утром нам нужно быть на первом пароме. И вот что, Эндрю, о малышке Вайолет не тревожься. Она поедет с нами. Похоже, наш мальчик проникся к ней теплыми чувствами.
Взявшись за руки, Руфус и Максин отступили в уголок, а Лютер подошел к генератору.
– Нет, – взмолился я. – Пожалуйста, не надо. Лютер, подожди минутку…
Он взялся за тяговую цепь, и я задергался, пытаясь вырваться из ремней.
Удивительно, но Лютер ждал, наблюдая за мной с каким-то извращенным терпением, предоставляя мне возможность измотать себя, выбиться из сил и в то же время давая понять, что своими силами мне не освободиться.
Я перестал дергаться.
Все. Конец.
Перед глазами падали черные звезды.
Я посмотрел на Лютера.
На Руфуса и Максин.
На Вайолет.
Она сидела, вытянувшись, с закрытыми глазами, и губы ее шевелились.
Молишься за мою душу?
Лютер дернул за цепь, и генератор с ревом ожил, заполнив крохотную каменную комнату запахом бензина и грохотаньем, напоминающим ворчание газонокосилки.
Кайт-младший сунул руки в резиновые перчатки, выплюнул лимонную конфету и взял одной рукой провод от бейсболки, а другой – провод, идущий от вибрирующего генератора.
Оставалось только соединить их.
Лютер взялся поудобнее.
Проводки разделяло несколько дюймов.
Я так и не примирился ни с чем.
Цепь замкнулась. Поток голубых электронов выгнулся аркой между проводами, искры полетели во все стороны, генератор зачихал, острое ощущение холода прошло от головы через колени к кончикам пальцев, и меня заполнила невыносимая боль.
Перед внутренним взором молниеносным слайдшоу пронеслись последние образы: дымок, поднимающийся от рук… дрожь всего тела… пристальное внимание Кайтов… выскальзывающая из комнаты Вайолет… и ослепительная белая вспышка, поглотившая весь мой мир.
Глава 64
Генератор задергался и остановился.
Эндрю Томас неподвижно сидел на стуле. От его рук и ног поднимался и тянулся к отверстию в кепке дымок с запахом лимонного леденца.
В наступившей после взрыва тишине было слышно исходящее из его тела негромкое шипение.
Лютер наклонился, приложил ухо к груди Эндрю и прислушался.
– Все хорошо? – поинтересовался через секунду Руфус.
Лютер ухмыльнулся:
– Если оно и бьется, то я не слышу. Да и в любом случае это ненадолго.
Лютер начал расстегивать ремешок на запястье Эндрю, но Руфус остановил сына:
– Не надо. У нас нет времени возиться с… Где Вайолет?
Ви бежала по темному коридору с заклеенным лентой ртом и связанными руками, молча молясь за душу Эндрю Томаса.
Через какое-то время она остановилась и сделала пять глубоких вдохов через нос.
Генератор молчал, и где-то в черном лабиринте слышались шаги Кайтов.
Она снова побежала – и попала в дверь.
Выход.
Ви пнула дверь ногой и оказалась в каком-то жутко пахнущем темном месте.
По туннелю эхом пронесся голос старухи.
Ви ногой закрыла дверь и в отчаянии огляделась – ничего, ни даже полоски света.
Со всех сторон ее окружало зловоние смерти.
Не останавливайся. Выход здесь.
Она повернулась и врезалась головой в чью-то грудь.
Невидимое препятствие отступило. Ви прыгнула в сторону и наткнулась на кого-то еще.
Дверь у нее за спиной распахнулась, и она испуганно вскрикнула в ленту.
Фонарь осветил комнату, и то, что Ви увидела в полутьме, повергло ее на колени.
Их было, наверное, с десяток, и все они висели на цепях в разной степени разложения. Ноги были в нескольких дюймах от пола, и оттого возникало впечатление, что они стоят на полу по собственной воле.
Почему Ты отправил меня в ад?
Даже зная, что за спиной у нее, блокируя выход, стоят Кайты, Ви не удержалась и посмотрела на окружавшие ее лица.
Некоторые определенно провели здесь долгое время, и теперь от них остались только мертвечина, лохмотья и кости. В дальнем углу болтался мальчишка, пытавшийся спасти всех их. Те, на кого она наткнулась, еще покачивались – двое мужчин, чьи раны и одежда были еще относительно свежие. Ви заглянула в их лица – изуродованы.
Один – крупный и мускулистый.
Второй – худощавый, повыше и помоложе первого.
Что-то щелкнуло у нее в голове.
Клейкая лента удержала крик, но она все же успела трижды удариться головой о стену, прежде чем Лютер подошел и оттащил ее в сторону.
Она уже увидела длинные, нежные руки мертвеца, узнала его наручные часы и изрешеченную картечью рубашку в мелкую полоску, потому что сама подарила ее Максу на его последний день рождения.
– Плохая девочка, – сказал Лютер. – Не делай так больше. Ты мне дорога́. Его нет, и ты никогда уже его не увидишь, так что плакать бесполезно.
Он опустился на колени и погладил ее по щеке. Потом вынул из кармана шприц и вколол иглу ей в руку.
Вкус твой внутри меня сахара слаще. Буду так сильно тебя любить.
– Пора, – вмешался Руфус.
Лютер подхватил Вайолет на руки, и Кайты вышли из вешательной комнаты и потянулись гуськом по подвальным коридорам – мимо электрического стула и вверх по скрипучей лестнице.
Через переднюю дверь семейка вышла в предрассветную библейскую темь. Вайолет уже спала на руках у Лютера.
Желтая краюха луны опускалась в залив, дубы выгибались и мерцали, и мороз стелился по траве.
Все забрались в старенький пикап и поспешили прочь от разваливающегося каменного дома.