Денарий кесаря — страница 10 из 60

хорошего чая.

            Это было хоть и несамое простое из всех трех, но очень приятное для него дело.

            Прочитав запись,Василий Иванович улыбнулся и вздохнул: Настя…

            Полгода назад этасовсем молоденькая, ослепительно красивая учительница, бывшая в составе однойиз очередных комиссий из Москвы, подошла к нему и, стесняясь, попросилаостаться еще на один урок. Разумеется, он не мог отказать ей. За этим урокомпоследовал еще один, потом еще – последний, на тот день для Василия Ивановича.Они вдвоем вышли из школы, он предложил проводить красивую учительницу домой инеожиданно услышал в ответ, что это невозможно, потому… что у нее нет дома. Этопотом уже он узнал, что она сбежала после развода от своего мужа,преуспевающего, как их теперь называют, предпринимателя… А тогда, сам ужасаясьсвоей наглости, сказал:

            - Тогда позвольте мнепроводить вас… к себе!

            И, опережая всевопросы, отказы и сомнения, решительно добавил:

            - Дело в том, что уменя двухкомнатная квартира. И одна из комнат – отныне в вашем распоряжении!

            Так Настя осталась унего дома. Женой ее можно было считать только по паспорту. Они расписались лишьдля того, чтобы она поменяла фамилию и могла затеряться для своего бывшегомужа. Но даже после этого Настя никому не открывала дверь, не устраивалась наработу и старалась как можно реже выходить из дома.

            Ей хорошо, спокойнобыло у приютившего ее человека. Она отогревалась у него, словно птица, едва незамерзшая во время стужи. Особенно она любила его рассказы, которые он повторялей после уроков, и готова была слушать их без конца. А сам Василий Иванович,как это бывает у цельных натур, впервые в жизни и навсегда полюбил Настю.

            В конце концов, у неетоже появилось серьезное чувство к нему, но она пока тщательно скрывала его,словно еще боясь чего-то. К тому же она была свидетелем сердечных приступов,которые время от времени бывали у него, и как только могла, берегла от любыхтревог и волнений.

            Сам же ВасилийИванович во время этих приступов, засыпая после укола скорой помощи, каждый размысленно прощался с Настей. Он с трудом скрывал от нее свой страх передвозможной для него в любой момент смертью. Точнее, не самой смертью, а того,что после нее его больше не будет никогда. Ни-ког-да!.. Какое безжалостное,жуткое и леденящее слово! Его разум отказывался принимать то, что он можетнавсегда исчезнуть, и никак не мог смириться с этой страшной несправедливостью,какая только может быть для венца творения природы – человека…

            Как мог ВасилийИванович сказать о своем чувстве Насте со своей болезнью, которая началась ещев Покровке?.. Еще в детстве, несмышленым мальчишкой он, разгоряченный(забирался на купол храма, чтобы помочь взрослым сорвать него крест) выкупалсяв реке и после этого заболел жесточайшей ангиной, давшей осложнение на сердцеи… инвалидность на всю жизнь. Да и вправе ли он был даже мечтать о полноценнойсемье, с детьми, когда даже на подработку у него не всегда хватало сил?..

            Так они прожилиполгода, с трудом дотягивая от зарплаты до зарплаты. И каждое воскресеньеНастя, пользуясь случаем, просила Василия Ивановича купить в Москве на целуюнеделю самых дешевых продуктов, но при этом  никак не могла отказаться отприобретенной за время жизни с бывшим мужем привычки к дорогому хорошему чаю…

            Доехав до станции«Улица 1905 года», Василий Иванович вышел из вагона и поднялся наверх. Дорогашла через сквер. Год назад он даже и не подозревал о ней. До этого у него былавсего лишь горстка старинных монет, оставшаяся еще от детства. Он собирал их,выменивая у друзей – Гришки, Андрея и Юрки - на почтовые марки и голубей…

            Самой старой срединих была полушка 1735 года. Он гордился ей, но почему-то всегда втайне желалиметь в коллекции монету Ивана Грозного. О более ранних он и мечтать не смел.Казалось, что такие монеты, если и существуют, то находятся только в музеях….

            И вдруг однажды всеизменилось. Он случайно узнал, что в городе есть место, где собираются местныеколлекционеры. Как ему сказали, не меньше двадцати человек. Он приехал туда,но, увы! Половина из них занимались собиранием значков и почтовых марок. А унумизматов же были точно такие монеты, что и у него самого. Однако на егосчастье, в тот день к ним зачем-то приехал коллекционер из Москвы. Тоже – леттридцати пяти, как и Василий Иванович, только солидный, красивый, весьстаринного интеллигентного склада. И материал в его альбоме-кляссере былсолидный, красивый: большие рубли Екатерины Второй, Анны Иоанновны, ЕлизаветыПетровны и даже Петра Первого.

            - А монет ИванаГрозного у вас случайно нет? – полюбовавшись на них, спросил Василий Иванович иуслышал в ответ:

            - Увы! Столь простогоматериала у меня не бывает. А вас что, интересует Иоанн IVВасильевич?

            - Да не столько он,как просто давно уже хочется приобрести или хотя бы увидеть что-нибудьподревнее!

            - А, ну тогдапосмотрите вот это! – охотно предложил москвич и достал из прозрачного кармашкаальбома медную монету с женским профилем. – Я с ней еще не разбирался, но какмне сказали при обмене, это – шестой век!

            - Шестой век?! –только и смог ошеломленно переспросить Василий Иванович. Но то, что услышал онпосле, лишило его всякой надежды на приобретение этой монеты. Оказалось, чтоона стоила больше половины его месячного заработка. К тому же на руках у негобыла всего треть этой суммы….

            С непередаваемымсожалением он протянул монету обратно, и нумизмат из Москвы вопросительновзглянул на него:

            - Что, не подходит?

            - Нет, почему,подходит! И даже очень… – со вздохом ответил Василий Иванович и признался: -Просто у меня нет сейчас таких денег…

            - Да разве этовопрос? Не извольте беспокоиться! – неожиданно с пониманием улыбнулся москвич,и сам предложил рассрочку: – Я оставлю вам свой телефон, отдадите, как толькосможете!

            Обмениваясь номерамителефонов, они разговорились и узнали, что, оказывается, коллеги: оба кандидатыисторических наук. Только Владимир Всеволодович был археологом.

            Радости ВасилияИвановича не было границ. Шутка ли – шестой век! Но оказалось, это – еще тольконачало!

            Покопавшись в своейдомашней библиотеке, он, сладко холодея от неожиданного открытия, вдругопределил, что монета не шестого, а второго века, причем не нашей, а - до нашейэры!

            Несмотря на позднийчас, Василий Иванович немедленно позвонил в Москву и, извинившись, сказал, чтоу него возник очень серьезный вопрос по приобретенной сегодня монете. В ответпослышался слегка недовольный голос: а в чем, собственно, дело? Тогда онобъяснил, что продавший ее Владимир Всеволодович даже не представляет,насколько она древнее и, следовательно, дороже! Разумеется, он готов доплатить.Но – тоже по частям. Хотя бы в течение года…

            В ответ на это трубканадолго замолчала. Как сказал потом Владимир Всеволодович, его до глубины душипотрясла такая честность и порядочность позвонившего ему человека. До этого он,по собственному признанию, за одним-двумя исключениями, имел в нумизматическихкругах дела с такими людьми, которые сами не стеснялись говорить, чтовстречаются в основном для того, чтобы обмануть друг друга… Наконец, онзаговорил, и уже теплым, радушным голосом пригласил своего коллегу в ближайшеевоскресенье в Москву, где повел в клуб нумизматов, в котором оказалосьмножество монет времен античности, и до которого в это раннее апрельское утроВасилию Ивановичу оставалось сделать всего несколько шагов…

4

Василию Ивановичу стало как-то не посебе…

            Заплатив на входерубль, Василий Иванович с трудом дождался, пока дежурный запишет данные егопаспорта, и вошел в зал. Он не случайно приезжал сюда в самое раннее время. Впамяти с детства остались слова: «Кто рано встает, тому Бог дает!» Нельзясказать, чтобы он верил в них, но и не считаться с этим почему-то не мог. Темболее, что уже несколько раз, опередив таким образом других, он необычайнодешево купил почти коллекционные монеты.

            Клуб еще тольконачинался. Его завсегдатаи выносили раскладные столики, образовывавшие длинные ряды,и выкладывали на них свои кляссеры.

            Василий Ивановичтеперь уже совершенно спокойно шел мимо монет шестого, пятого, четвертоговеков, и уж тем более копеек Ивана Грозного, которые, как оказалось, былисовсем крошечными, размером с мизиничный ноготь, серебряными монетками.

            - У вас ничегоантичного нет? – без особой надежды на что-нибудь новенькое, спрашивал он укаждого из владельцев столиков, слыша одно и то же:

            - Пока нет!

            И вдругстаричок-искусствовед, от которого он никак не ожидал услышать положительногоответа, потому что тот собирал только настольные медали, неожиданно сказал,протягивая большую серебряную монету:

            - Есть - афинскаятетрадрахма[1].Пятый век до Рождества Христова. Классический период. Лежала у меня для красотылет тридцать, да вот срочно понадобились средства - на приобретение иреставрацию иконы!

            - Как! Вы собираетеиконы? – дожидаясь, когда старичок достанет из портфеля монету, удивилсяВасилий Иванович. И услышал в ответ еще более удивленное:

            - Да разве ихсобирают?

            - А что же вы с нимиделаете?

            - Спасаю,мил-человек! – искусствовед испытующе взглянул на покупателя – можно ли с нимтак откровенничать? – и, поняв, что можно, добавил: - От варварства иуничтожения!

            - Но потом ведь всеравно вешаете на стену и смотрите на них? – продолжал стоять на своем ВасилийИванович.

            - Да разве же наиконы смотрят? – старичок-искусствовед достал, наконец, монету, с сожалениемпосмотрел на нее, потом – почему-то с еще большим сожалением на Василия