дороге….
Беседа сразускомкалась, стала неинтересной.
Ваня с Леной, быстрозасобиравшись, ушли домой.
И Стас снова осталсяодин.
4
И только тут Стаспонял, что бежал сюда не от родителей, а от себя самого…
Темнело так быстро, как может темнеть только вдеревне.
Это в Москве сосветящимися допоздна окнами многоэтажек, яркими рекламами и хорошо освещеннымиулицами и проспектами можно не дождаться темноты до самого рассвета. А тут, гдена весь квартал единственный фонарь, да и тот где-то у колодца, вечер такойкороткий, что ночь почти без предупреждения вступает в свои права.
Стас сидел, невключая света. И не потому, что опасался быть обнаруженным. Дом никто не хотелкупить. Да если бы и захотел – все равно он не смог бы этого сделать… Чего емутеперь было бояться?
От тишины звенело вушах. Ничто не мешало думать. А думать было, о чем.
Разговоры с ГригориемИвановичем и дядей Андреем, которым подвела итог Лена, никак не шли из головы.И родители как назло не звонили… А он, вспомнив свою реакцию на недавнийзвонок, понял, что, оказывается, ждет их звонка. Ждет и…боится его! Даже думатьо том, что он теперь скажет им, было страшно. И Стас снова переключился намысли о своей идее, здание которой, совсем недавно казавшееся ему незыблемым ипрекрасным, разваливалось прямо на глазах.
Оно дало трещину всамом фундаменте, уже после разговора с Григорием Ивановичем. Потом, послетого, как Ник сказал всю безжалостную правду о больших деньгах, поехали стены.И, наконец, после того, как он пообщался с дядей Андреем, стала рушиться крыша…
«Все как три годаназад, с точностью, как теперь любят говорить, до наоборот!» – с горечьюусмехнулся Стас. Сначала разговор с Григорием Ивановичем, потом с Ником, затемс дядей Андреем. Не хватало только Юрия Цезаревича. Помнится, директор здешнейшколы тогда сказал, что жить нужно для того, чтобы оставить добрую память, аеще лучше славу в потомках.
Ну, потомкам,понятно, хорошо и удобно от того, что сделали для них предки. А им-то самимкаково при жизни, да и потом, после нее?
Всё, абсолютно всёперед лицом Вечности теряло свой смысл. То, что казалось крайне важным,незыблемым, главным – на самом деле не выдерживало проверки одним-единственнымвопросом: а что потом?
Да, действительно,можно построить роскошный дом… написать классическую книгу… сколотить несметноесостояние… А потом? Ведь через сто лет об этом никто и не вспомнит. А черезтысячу и следа от тебя не останется на земле. А через миллион лет? Черезмиллиард?..
Зачем же тогда жить?И почему до сих пор молчат родители? Ну не могут они так просто молчать!!!
Зачем, зачем, зачем?Сто зачем и одно почему.
И это одно «почему»,как только он снова вспомнил о нем, перевесило все сто «зачем».
«Может, в Москве что?Или с самой Москвой?! - неожиданно с тревогой подумал Стас. – Да нет - об этомбы сразу стало известно! Хотя откуда? У Ленки «елевизор», Григорий Ивановичвообще наверняка не смотрит его. Ну и что? В магазине бы только об этом иговорили!» - принялся успокаивать себя Стас и ахнул:
«Стоп! Совсем я одичалв этой деревне! А интернет?»
Он торопливо включилноутбук, подключился через телефон к интернету и с облегчением выдохнул:
- Слава Богу! Стоитзлатоглавая!
Но не успел онпорадоваться этому, как новые сомнения стали одолевать его: а вдруг с мамой на нервнойпочве что? Но тут папа поможет! Он все-таки светило в медицине. А если что сним самим? Помнится, мама говорила, что в последнее время у него началопошаливать сердце…
Стас вскочил ибросился включать свет: во всех комнатах, по всему дому.
Теперь он был бы рад,если бы вдруг пришел участковый и, увидев его, позвонил родителям. Сам-то онникак не мог позвонить им первый…
Это неожиданнонапомнило ему давний случай, когда он, еще трехлетним ребенком, случайно заперна защелку маму в ванной и потом не открывал, боясь, что она накажет его. Такони сидели оба весь день и плакали, пока не вернулся с работы папа…
- Что же мне теперьделать? – чуть было не застонал Стас, но тут новая спасительная мысль осенилаего:
«Постой-постой… Я немогу позвонить им… Но у меня В Москве есть приятель, сосед, которого я могупопросить зайти и узнать, как там они… Ну, конечно! И как я сразу до этого недодумался?!»
Стас покосился начерное окно.
«А не поздно ли уже?– машинально подумал он и тут же усмехнулся: - Какое поздно? Это тут уже ночь,а для Москвы – еще рано!
Торопясь еще больше,чем когда подключал ноутбук, он набрал номер, поздравил приятеля с Новым годоми осторожно спросил, не видел ли тот его родителей.
- Нет, - отозвалось втрубке. – А что?
- Да погоди ты! Лучшескажи – сегодня ночью или днем ничего такого в подъезде шумного не было?
- Как это не было?Все-таки Новый год! Пели, пили, стреляли, дрались…
- Да я не о том! Я очем-нибудь необычном… Ну… скорая помощь к кому-нибудь не приезжала?
- Да стояла, вроде,сегодня одна. А что?
«Нет! Только не это…»- похолодел Стас.
- Слушай, будьдругом! - взмолился он. – Сходи ко мне домой!
- Зачем?
- Да просто разведай.Посмотри на моих, как там они – и сразу же сообщи мне!
- А чего это я тудани с того, ни с сего пойду?
- Ну… будто ко мне!
- А ты что – не дома?– только теперь сообразил приятель.
- Нет! Я… далеко!
- Вот новости! Что утебя там случилось? – заинтересовался приятель. - Ты вообще где?
- Потом, потомобъясню! – пообещал Стас. - Скорее иди! Только, смотри, аккуратней, не выдай! Ине вздумай говорить, что это я тебя попросил!
- Ладно… хорошо… - -озадаченно хмыкнул приятель, хотел было еще что-то спросить, но Стас, опережаяего, отключил телефон.
Минуты, которыепотекли, как это ни банально звучало, показались для него вечностью.
Он снова выключилсвет… Прижался разгоряченным лбом к холодному стеклу, за которым было видносветящееся окошко в доме Григория Ивановича. Очевидно, он читал или молился.
«Хорошие они у тебя!»- вспомнились вдруг его слова.
Еще бы не хорошие! Если разобраться, то за все время они ни разу даже не выпороли его! Хотя и былоза что. Взять хотя бы эту Покровку. После того, как он, нарушив запрет отца неходить на карьер, чуть было не погиб на нем во время обвала, а потом и мамаучуяла, что он покурил, порки, казалось, было не избежать. Но обошлось. Да ипотом, когда он закурил уже всерьез, другие родители так бы поговорили с ним,что он на все жизнь забыл бы про сигареты. А они как поступили?
Память услужливоподсказала еще один эпизод, уже не из далекого детства, а из совсем недавнейюности…
Над диваном Стасанесколько лет висел портрет Сергея Есенина. Родители купили его сыну, когда тотначал писать стихи. На этом портрете во рту великого поэта была курительная трубка.
Но вот однажды,проснувшись, он привычно обвел глазами стену и… подавился зевком. Зажмурился,открыл глаза и ему стало не по себе от того, что он продолжал видеть. Во ртуЕсенина не было трубки!
Стаса, словнопружиной, подняло с дивана.
- Мам! Пап! –врываясь к родителям, закричал он. - Там… У меня в комнате… Идите скорее!!!
Не смотря на то, чтоотношения родителей с сыном были натянуты с того дня, когда мама в очереднойраз обнаружила в его карманах сигареты, родители охотно последовали за ним.
- Глядите! Есенин… -показывая пальцем на стену, начал объяснять Стас.
- Ну да, - поглядевна портрет, как ни в чем не бывало, пожал плечами отец. – Сергей АлександровичЕсенин!
- Да нет же! Нет! –закричал Стас. - Он всегда был с трубкой, а теперь видите – ее нет!!!
- Вот видишь, Есенин– и тот бросил курить! – учительским тоном сказала мама, а папа довольноусмехнулся.
И тогда Стас понял,что это он купил новый, очень похожий, портрет Есенина и, пока сын спал,повесил его вместо прежнего…
- Ну вы даете! –только и смог тогда вымолвить он.
И с того часа раз инавсегда бросил курить!
…Звонок телефонамигом вернул его из далекой во времени и пространстве Москвы в - увы! - близкуюнынешнюю Покровку.
- Ну? – заторопил онприятеля. – Как они? Где?
- Дома. Здоровые.Только немного грустные… Будто и не Новый год на дворе! - отчитался приятель. -Бросились на звонок так, будто под дверью стояли. Наверное, тебя ждут! Ну,теперь-то ты можешь мне все рассказать?
- После, когдаприеду! – усмехнулся Стас и - приятель уже больше был не нужен ему – жесткоотрезал: - Все, конец связи!
«Ждать-то, конечно,они ждут, – бросив на кровать телефон, подумал он. - И Григорий Иванович прав –на радостях сразу простят. Но… почему не звонят? Обиделись? Конечно, обиделись!Ну, а как на такого не обидеться?!»
Стас сталприпоминать, каким он был со своими родителями. Да и разве с ними одними?Память теперь крутилась перед ним, как калейдоскоп. И с каждым новымвоспоминанием ему все яснее становилось, что - сколько он ни жил, что бы ниделал – все делал только для одного себя, в своих интересах. Даже эта его идеяс глобальным вирусом, осуществи он ее, и правда, была бы за счет не то, чтонескольких других – а всех остальных людей! Ведь всё теперь на этихкомпьютерах! И что было бы тогда с людьми в самолетах, в больницах, да просто в