своих домах?..
Запоздало пожалев,что грубо обошелся и с так выручившим его приятелем, Стас озадаченно покрутилголовой….
И только тут понял,что бежал сюда, в Покровку, не от родителей, а от себя самого…
Эта мысль словнообожгла Стаса.
Не отдавая отчета втом, что делает, он машинально оделся, вышел на улицу, долго бродил по темнымзакоулкам и пришел в себя лишь у того самого единственного фонаря – околоколодца.
Очнулся, услышавмяуканье.
Маленький пушистыйкотенок стоял у колодца и словно звал его.
- Брысь! – попривычке цыкнул Стас, не любивший, когда ему мешают думать и вообще отвлекают.
Но котенок неиспугался. Наоборот, замяукал еще громче.
Стас пригляделсявнимательно и только тут понял, что котенок не может бежать. Он вообще не могидти, потому что примерз ко льду!
Незнакомое чувствожалости неожиданно охватило Стаса.
Он подбежал ккотенку, опустился на колени и, с помощью домашних ключей осторожно принялсяотдирать его ото льда, приговаривая:
- Ты что, тоже отмамы сбежал? Зря! Это я тебе, брат, по своему собственному опыту скажу! И Никтоже вон правильно говорил. Они же ведь только для нас и живут! Погоди, сейчасмы тебя освободим! И как ты это совсем не замерз-то? Ну, а, если бы я сюда непришел?
Странное дело –котенок, словно понимая, слушал его и, даже не дергаясь, не мяукая, терпел,пока Стас освободит его из ледяного плена.
- Ну, и куда ты такойтеперь? – оглядел он дрожавший от головы до лап живой, пушистый комок. –Замерзнешь же ведь совсем! А вот куда! Ко мне домой! Там я тебя и отогрею! Инакормлю! Если, конечно, найду чем…
Дома, к счастью,среди принесенных на завтра Леной продуктов, оказалась банка рыбных консервов.Стас открыл ее, положил в блюдце. Котенок набросился на консервы с такойжадностью, что стало ясно – убежал он от своих родителей гораздо раньше, чемСтас от своих!
- Все, а теперь –спать! – раздеваясь, скомандовал Стас.
И до чего жепонятливым оказался этот котенок!
Он тут же забрался накровать и, деликатно свернувшись в калачик у самых ног Стаса, быстро уснул.
Самому же Стасу спатьне хотелось. Он потянул к себе тетрадь и, поглядев на спящего котенка, вдругусмехнулся от мысли, что хоть кому-то в Покровке было хорошо от его приезда…
«…Особенностарался смуглолицый мужчина в недорогом, запыленном халате. Отчаянно помогаясебе локтями, он пядь за пядью пробивался вперед, волоча за собой мальчика летпяти.
- Дайте пройти…Пропустите же! – слышались эллинские, с сирийским акцентом, слова.
Вдогонку ему неслосьнедовольное:
- Куда лезешь?
- Сам на крестзахотел?!
- Хоть бы ребенкапожалел, сирийское чучело!
- Я не сириец! –возражал с виноватой улыбкой мужчина.
- А кто же:вавилонянин? Эфиоп?!
- Я – грекос!
- Собираясь ссилами перед последним броском, мужчина оглянулся и подбадривающе крикнул:
- Держись, Теофил!
Однако, передниеряды были спрессованы, как кирпичи в крепостной стене. Убедившись, что дальшене проскользнула бы даже ящерица, мужчина стал что-то жестами объяснятьмальчику, словно тот был глухой, потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу,поднял его на плечи и замер:
- Ну?!
Мальчик бойкозавертел грязной шеей, увидел кресты, воинов…
- Отец, –испуганно закричал он. – Там – Иисус! Весь в крови, избитый! За что они такего?!
Мужчина больноущипнул сына за пыльную пятку:
- Я для чего тебяподнял? Никодима… брата своего – видишь?..
Теофил изогнулся,прищурился от старания, разглядывая несущих кресты:
- Нет!
- Хвала богам! – соблегчением выдохнул мужчина. – А дядю Келада?
- Вижу, вон он! –Теофил показал пальцем на могучего легионера, идущего в первой шеренге. Тогосамого, на которого делал ставку центурион. – Сказать ему, что мы тут?
Вместо ответамужчина опустил сына на мостовую и задумался вслух:
- Где же намтеперь искать нашего Никодима? Иерусалим, что пшеничное поле перед жатвой:попробуй отыщи нужное зернышко… Но мы точно знаем, что он должен был искатьвстречи с Иисусом. Пять дней мы ходим по пятам за этим пророком. Вчера, правда,потеряли его, но, хвала Тихэ[5],снова нашли. Так проследуем же за ним до конца!
Мужчина напрягспину, точно выталкивая сползшую в канаву повозку, отчего лицо его и впрямьпочернело, как у эфиопа, и потянул за собой сына назад.
Когда онидобрались до края площади, центурия уже сворачивала на одну из ничем непримечательных улиц. Иисус, пытаясь удобнее перехватить тяжелый крест,приподнял голову, и все увидели титулум на его шее.
Площадь в одинголос на еврейском, латинском и эллинском выдохнула:
- «Иешуа… Иезус…Иисус Назорей Царь Иудейский!»
- Отец! –воскликнул Теофил. – У нас только рабов распинают. А здесь – слыхал – царей!
- Чш-шш! – виспуге зашикал мужчина. – Как бы они за такие слова и тебя на мне не распяли!
К счастью, голосмальчика утонул в новой волне шума. Потрясая посохами, грозя кулаками, иудеипризывали на голову так надсмеявшегося над ними прокуратора гнев своего Бога.
Молчал, казалось,лишь один человек: кудрявый юноша, лет пятнадцати, в красной накидке поверхзеленого хитона. Он стоял в отдалении от толпы и смотрел на шествие полнымислез глазами.
- Послушай! –подходя, окликнул его мужчина. – Ты молодого антиохийца не видел, похожего наменя, только со шрамом на горле?
Юноша отрицательнопокачал головой.
Мужчина,догадавшись, что он не в силах выдавить ни одного слова, со вздохом кивнул накресты:
- И ты паломник кИисусу? Не бойся нас! Я – Апамей из Антиохии-на-Оронте. Мы ведь тоже приехали кнему. Подумать только: всего несколько дней назад как пышно встречал его этотгород! Даже мы с сыном кричали ему «Осанна!». Я голосом, а он пока еще знаками.
- Вот так! –подтвердил Теофил, показывая жестами, как он приветствовал Иисуса.
- Он его отглухоты исцелил! – дрогнувшим голосом объяснил мужчина. – Тебе тоже помог?
Юноша посмотрел насына, отца. Улыбнулся, словно вспоминая что-то радостное, но утраченноебезвозвратно. Наконец, проглотил ком, мешавший ему говорить:
- Нет! Я … егоученик.
- Иоанн! –послышался негромкий окрик.
Из-за углаближнего здания выглянуло обрамленное бородкой лицо:
- Что там? КакУчитель?
- Ведут на распятие!Говорят, бичевали…
- М-мм… -простонал бородатый, и лицо его исказила болезненная гримаса. – Все пропало!
- Постой! – видя,что юноша собирается уходить, спохватился мужчина. – Ученик Иисуса, ответь мне:а много ли было у твоего учителя учеников?
- Таких, как мы сПетром – нет. Но тех, кто приходили и уходили – сотни, а может, тысячи! –подумав, ответил юноша.
- И скольковремени ученики проводили с ним?
- Кто как! Мы тригода, иные – три дня…
- Три дня! –обрадовался мужчина. – А не было ли среди них антиохийца со шрамом? Я говорю освоем сыне! Он… гм-м… потерялся в дороге…
- Отец проклял ивыгнал его, за то, что он изменил нашим богам! – вставил Теофил, непропускавший из разговора ни слова.
- Да, это так, -сникая, признался мужчина и быстро добавил: - Но - простил! Теперь вот хочусказать ему об этом. Но как найти его, где?..
Мужчина, схвативюношу за рукав, стал описывать одежду сына, другие приметы, как вдруг имя,произнесенное невдалеке, заставило его смолкнуть на полуслове.
- Теофил, тыслышал? – спросил он.
- Да, - кивнулмальчик. – Кто-то позвал Накдимона.
- Так ведь это наиудейском. А по-нашему – Никодим! Это – он!
- Хоть вамповезло! – грустно улыбнулся юноша. – И мне пора. Петр прав, надо бежать. Нокак… как покинуть Учителя в такую минуту?..»
Глава вторая
Божий дар
1
Старушка даже рукамивсплеснула…
…И уступила зима весне.
Все тот же первый автобус принял Василия Ивановича и покатилпо широкой сухой дороге.
Та же кондукторшадремала на своем сидении, держа на коленях кожаную сумку, из которойсерпантином свисали билеты.
Только старушек наэтот раз было не две, а одна. Та самая – добрая. Она улыбнулась ВасилиюИвановичу, как старому знакомому. Он тоже приветливо кивнул ей и, порывшись вкарманах, достал металлический рубль. С недавних пор у него почти совсем нестало водиться мелочи. Хорошо хоть этот рубль оказался… Помня, как ошибся впрошлый раз, он внимательно посмотрел на монету – афинская тетрадрахма быларазмером как раз с нее – и стал ожидать, когда подойдет кондуктор.
Та тоже сразу узналаего и, еще внимательней, чем он, оглядела плату за проезд. Придраться было не кчему, разве к тому, что в такое раннее время ездят с крупными деньгами, и она,