хотел отказаться, найдя честные и убедительные причины: мол, когда, наконец,докторскую соберусь писать, как тогда без московских библиотек и архивов?.. Но,к счастью, Настя опередила его. Она вдруг как-то сразу сникла и сама отказаласьот своего предложения.
- Хотя они и там наснайдут… - прошептала она и обреченно махнула рукой.
Василий Ивановичпосмотрел на жену и успокаивающе положил ей ладонь на плечо:
- Мне кажется, что тысильно преувеличиваешь опасность! В конце концов, есть милиция! Зачем нам ихтак бояться?
- Как зачем? Ведь отэтих людей можно ожидать всего. Понимаешь – всего!
- Да будет тебе! -через силу улыбнулся непослушными губами Василий Иванович. - В конце концов,что я им такого сделал? И тем более – ты!
Он действительно нечувствовал за собой никакой вины. Совесть его была спокойна. И, тем не менее,настроение испортилось окончательно…
Отказавшись от ужина,он перенес телефон в свою комнату и, набрав номер Владимира Всеволодовича,сразу сказал:
- Кажется, они насвсе-таки перехитрили!
- Что ты хочешь этимсказать? – насторожился Владимир Всеволодович.
Василий Ивановичподошел к двери, плотнее закрыл ее и принялся объяснять:
- Во время первойвстречи я показал им денарий кесаря, который привез тогда для АшотаТелемаковича. Они утвердили его, как основную монету коллекции. Думали, тотпродаст его за две или за три цены. А Ашот Телемакович категорически отказалсяпродавать за любые деньги!
- Да, дела-а-… -озадаченно протянул Владимир Всеволодович. – А может объяснить ему все исказать, что тебя убить могут за этот денарий?
- Ты что, АшотаТелемаковича не знаешь? - с горечью усмехнулся Василий Иванович. - Он скорееумрет вместо меня, но денарий не отдаст!
- И это правда…
Положение казалосьбезнадежным. Даже Владимир Всеволодович молчал и уже ничего не мог придумать.Василий Иванович вздохнул и с досадой сказал:
- И дался же им этотденарий кесаря! Ведь если разобраться, то до революции вообще считалось, что нанем был изображен не Тиберий, а Октавиан Август!
- Как ты сказал –Август? Откуда знаешь?! – сразу насторожился Владимир Всеволодович.
- Не знаю – а видел!
- Где?!
- В книге – «ЗаконБожий»
- И ты знаешь, гдеэту книгу можно достать?
- Еще бы не знать! –усмехнулся Василий Иванович. – Из моего портфеля! Я ее на время взял почитать!А ты все это – к чему? – в свою очередь насторожился он и услышал оживающийголос:
- К тому, что надопоказать им эту книгу и предоставить на ее основании другой денарий – Августа.Насколько я помню, ты, словно специально для этого приобрел сегодня такойвеликолепный денарий.
- Бесполезно! –вздохнул Василий Иванович. - Градов может сказать, что у нас устаревшие данные.Что теперь наука считает, что на денарии должен был быть изображен именноТиберий. Вот если бы это была статья в современном журнале или хотя бы заметка…
- Я как раз готовлюсейчас небольшое сообщение в один солидный исторический журнал. Вот уже гранкивычитываю, - задумчиво проговорил Владимир Всеволодович. – Но разумеется надругую тему.
- А что если вместонего срочно написать и поставить в номер нужную нам статью?
- Написать можно… Иномер выходит за день до срока сдачи нашего заказа. Но кто же согласится внаучном журнале опубликовать материал на христианскую тему?!
- В другое время,может, это было бы невозможно. Но сейчас ведь – год тысячелетия крещения Руси!
- Да ну? Так ведь этосовсем другое дело! – сразу оживился Владимир Всеволодович. – У нас любятюбилеи! А главному редактору я все это так преподам, что он просто ухватится занашу статью!
- Только подписанаона должна быть – тобой! – предупредил Василий Иванович. – Иначе все будет шитобелыми нитками. Они ведь знают мою фамилию.
- Само собойразумеется. И о денарии кесаря по этой же причине тоже нельзя писать напрямую.Лучше начать с того, о чем говорил сегодня Исаак Абрамович – что наиболееправильным следует считать сребреником Иуды не тетрадрахму Тира или последнегоСелевкида, а гораздо ближе по времени к тридцатым годам – серебряную монетуАнтиохии. Тем более, что Иудея находилась в ее подчинении. А о денарии кесарядать лишь, как противопоставление – мол, а тут, наоборот, нужно больше доверятьдореволюционным данным. Обмолвиться вскользь. Но и этого будет более чемдостаточно, чтобы они вынуждены были уступить нам!
- Ну так что, тогдаза дело? – обрадовался Василий Иванович и услышал уже окончательно решительныйголос друга:
- Да! Я начинаюсрочно писать статью, а ты…
- Знаю-знаю! Можешьне напоминать: заканчивать повесть! Могу порадовать – сегодня уже допишупролог!
- Как – толькопролог?! – ахнул Владимир Всеволодович.
- А ты как думал? –упрекнул его Василий Иванович. – Сам виноват! Настроил меня, чтобы все былострого по Евангелию. Вот я так и делаю. Но ты не беспокойся! Основная часть ужевся продумана-передумана, и ее можно написать за три-четыре дня, максимум занеделю. Самое сложное это пролог, потому что в нем – о Христе!
Положив трубку, онпосмотрел на монеты, подложил к ним новые и взялся за авторучку…
«...Помахав напрощанье юному ученику Христа, отец с сыном бросились к толпе. Но когда онидошли до двух иудеев, один из которых называл другого Накдимоном, мужчина отразочарования едва не выпустил руку сына:
- О, боги! Это неон…
Иудей в богатойодежде с широкими воскрилиями, заметив язычников, взял собеседника под руку ипонизил голос, с горечью говоря:
- Кто, ответь, ктопосле такого позора поверит, что уверовавшие в него не погибнут, но будут иметьжизнь вечную? Ведь закон гласит: проклят всяк, висящий на древе!..
Видя, что чужестранцыне уходят, Накдимон-Никодим развязал кошель. Не желая осквернятьсяприкосновением к язычникам, он бросил монетку прямо на мостовую.
Теофил нырнул заней и, надкусив, сунул за щеку.
- Прости! – сулыбкой извинился за него мужчина. – Мы не нищие. Я – Апамей изАнтиохии-на-Оронте. Дома у меня своя камнерезочная мастерская. Просто я принялтебя за старшего сына…
- Как ты смеешь,сириец! – с гневом вскричал собеседник Накдимона. – Спутать какого-то бродягу суважаемым всеми фарисеем, с нашим учителем?!
- Я – грекос! Имой сын не бродяга, он имеет римское гражданство! – с вызовом заявил мужчина. –А что касается ваших учителей – вижу я, как вы обращаетесь с ними! Сегодняпальмовые ветви под ноги, а завтра – на крест!
Он резко показалрукою в сторону центурии и, не увидев ее, ахнул:
- Однако,заболтались мы тут, Теофил… Идем!
Не теряядостоинства, антиохиец вежливо поклонился Накдимону, ухватил крепче за рукуточно скопировавшего каждое его движение сына и снова заспешил из толпы.
- Мне что? Я живупо закону!.. – доносилось справа.
- …распнут, иможно праздновать пасху, воссылать молитвы Богу! – слышалось слева.
- А что я? Чтосказал священник, то и прокричал!..
Когда Апамей ссыном вышли на улицу, по которой, все также уныло звякая доспехами, брели воины,то увидели, что даже опередили их.
В этом не былоничего удивительного. Легионеров сдерживал выбившийся из сил Иисус. Как ниторопили Лонгина священники, тот лишь разводил руками и красноречивыми жестамипредлагал им самим понести за Него крест.
Улица была узкой игрязной. Кое-где, спасая прохожих от палящего солнца, между домами былинатянуты циновки. Под ними, лениво переговариваясь, сидели старики. Нарядноодетые люди с торжественными лицами несли по направлению к храму годовалыхагнцев.
Столица Иудеи жилаобычной предпраздничной жизнью. Показательная казнь, введенная римлянами именнодля таких дней, вплеталась в нее так же привычно, как лишняя лента в косувдовицы.
- Мессию! Мессиюведут!.. – кричала бежавшая перед процессией иерусалимская детвора.
Старики, прохожиегрозили им палками и громко возмущались:
- Разве такогоМессию заповедовали ожидать нам пророки?
- Жалкий, избитый,оплеванный язычниками!
- Обратитевнимание, он же едва держится на ногах – тьфу!
Лишь немногиевзирали на Иисуса с надеждой.
- Яви свою силу, ивсе поверят, что ты – Мессия! – с болью в голосе кричали на арамейском – иудеи.
- Что ты –Христос! – переводя еврейское слово на эллинский, вторили им прозелиты[8].
Иисус поднялглаза, обвел измученным взором легионеров, священников, кричащих людей…покачнулся… Если бы не грубая помощь римского воина, Он наверняка бы упал,придавленный тяжестью креста.
- Вот и вся егосила! – послышался чей-то язвительный возглас. – Рака![9]
Жующий старик скриком: «Правильно, что на крест – на такого и камень тратить жалко!» бросил вИисуса огрызок сушеной смоквы. В шествие полетели черепки битых кувшинов,кости, палки… Самые отчаянные иудеи, дрожа от ярости, старались дотянутьсяпосохами хотя бы до края креста, который, теряя последние силы, нес Иисус.
- Центурия! –обнажая меч, прорычал Лонгин. – К бою!
Легионеры с