- Я бы поверилему, увидь сам хоть одно чудо!
- Нет – что оноставил после себя: скрижали, как Моисей? Пророчества, равные Исайе? Свою школу?
Устав от криков,жары, хныканья Теофила, Апамей потерял интерес к происходящему. Он помнилтолько о старшем сыне и, увидев, наконец, могучего воина, окликнул его:
- Келад! ТыНикодима не видел?
- Нет! – счищаяпучком травы с рук кровь, легионер приветливо подмигнул Теофилу. – Найдетсятвой брат, никуда не денется!
Глаза мальчикараспахнулись, он болезненно сморщился и юркнул за спину отца.
«Догадался, чтоэто ты прибивал их к крестам!» - показал на сына глазами Апамей, хотел ещечто-то спросить, как вдруг запела труба. Лонгин приказывал центурии покидатьгору.
Нить, окаймлявшаяместо казни, привычно сложилась вчетверо. Легионеры строем потянулись кЭфраимским воротам Иерусалима. На вершине горы осталось лишь несколько воинов,во главе с самим центурионом.
- Еще немного, имы тоже пойдем! – обещал Апамей измученному вконец сыну. – Во-он тех людейвидишь? – Он показывал на спешащих по дороге паломников. – Только поглядим –нет ли среди них нашего Никодима!
Но иудеи шли, шлибесконечной чередой. Проходя мимо, они останавливались, читая титулум,прикрепленный к дощечке над головой Иисуса, одни злословили в его адрес, иныеплакали… И Апамей никак не решался покинуть гору.
Наконец, мальчикуснул на коленях отца, и тот молча взирал на прохожих.
Распятые давно ужезамерли на крестах. Было видно – любое движение причиняло им нестерпимую боль.Осыпавший в начале казни проклятьями римлян теперь изредка вторил иудеям.Второй лишь однажды, скосив глаза, зашевелил губами, Иисус повернул к немуголову, ответил. Бунтовщик, успокоенный, замолчал.
Подул резкийветер, нагоняя тучи. Разом потемнело, словно наступил вечер. Воспользовавшисьэтим, на вершину поднялись женщины, ведя под руки мать Иисуса. Им помогал тотсамый юноша, который разговаривал в антиохийцами на площади. Судя по всему, онтак и не смог оставить Учителя.
Тьма сгущаласьпрямо на глазах. Размылись и пропали очертания города, дороги, старойкрепостной стены. Потеряв надежду разглядеть в такой мгле сына, Апамей заерзална камне.
Теофил проснулся иудивленно посмотрел на небо, отца:
- Разве уже ночь?
- Нет – день! Самне пойму, что творится… - пробормотал антиохиец, с тревогой озираясь вокруг.
- А почему тогдатак темно? Мне страшно!
- Не бойся! –прижав сына к груди, через силу улыбнулся Апамей. – Говорят, здесь бывает такоепри ветре хасмит.
-Элои!.. Элои!.. –вдруг раздался с вершины голос, похожий на протяжный стон.
Он исходил отодного из распятых.
Апамей, движимыйнепонятным порывом, схватил сына за руку и поспешил наверх.
- Что тут? – спросилон у стоявшего перед центральным крестом иудея.
- Да вон! –показал тот пальцем на запрокинувшего к небу лицо Иисуса. - Илию пророка зовет.
- Скорее, Гелиоса![10]- поправил его эллин-прозелит.
- Шахена… -отчетливо, с еще большей мукой в голосе произнес Иисус.
Прозелит, невыдержав, крикнул беспечно играющим в кости легионерам:
- Дайте же емупить! Он - жаждет…
Один из воиноввстал, встряхнул кувшин, убеждаясь, что в нем еще есть поска[11],и, обмакнув губку, нацепил на палку иссопа.
- Постой! – окликнулего размешивавший в глиняном кубке игральные кости. – Давай лучше посмотрим, непридет ли этот пророк спасать Его?
Но легионер,подняв палку, уже дотянулся до лица распятого.
Иисус жадно припалпересохшим ртом к пахнущей уксусом губке. Затем, утолив жажду, обвел глазамипритихшую, едва различимую в сгустившихся сумерках толпу. Взгляд Егоостановился на маленьком щуплом сирийском мальчике, глядевшем на распятого снеподдельным участием.
Словно огромная,сильная волна окатила Теофила с головы до ног. Она была такая могучая и вместес тем ласковая, эта волна, что он невольно зажмурился. А когда открыл глаза, тоИисус уже снова глядел на небо. Он вдруг громко произнес несколько слов нанезнакомом Теофилу языке и, вскрикнув, уронил голову.
- Отец! Он узналменя! – возбужденно заговорил мальчик, подумав, что распятый решил отдохнуть. –А что Он сказал?
Апамей не успелответить, как земля вдруг дрогнула, и между камнями зазмеились трещины.
- Землетрясение! –хватая на руки сына, закричал антиохиец. – Прочь! Скорее бежим от этогопроклятого самим Зевсом места!
Побросав игральныекости, вскочили с камней и перепуганные охранники. Один кинулся вниз, остальныепоследовали его примеру.
- Куда? – зарычална них центурион. – Назад!!!
Покачнувшись отнового толчка, Лонгин оглянулся, глядя на заметавшихся, заголосивших людей.Затем поднял глаза на крест, где висел уже испустивший дух Иисус. И воскликнул:
- Клянусь Марсом итем, к кому обратился этот человек, поистине, это был – Сын Бога!..»
Глава вторая
Первая молитва
1
Василий Ивановичвдруг заметил, как округлились от ужаса глаза Насти…
«...Черезнесколько часов, когда тьма рассеялась без следа, и наступил настоящий,
настоянный на розовых лучахсолнца и запахах трав вечер, на дороге, ведущей к Эфраимским воротамИерусалима, появился одинокий путник.
Это был худощавыймужчина, с небольшим шрамом на шее, удивительно похожий на Апамея, толькомоложе.
Он шел быстро, ипо походке, уверенным взмахам посоха чувствовалось, что он исходил немалодорог.
Мужчина явнокуда-то спешил, что было неудивительно: в святом городе начиналось времяпасхального ужина. Привыкший к крестам, которые, словно колючки репейника,появлялись всюду, где ступала обутая в калигу нога римского воина, он скользнулглазами по возвышению у дороги, как вдруг табличка, белеющая на одном изкрестов, заставила его остановиться и неверными шагами подойти поближе.
Оказавшись передвысоким крестом со следами запекшейся крови, мужчина сначала по-еврейски, потомна латыни и, наконец, по-эллински прочитал надпись. Он ошеломленно огляделся,видя вокруг безлюдную местность, затем опустился на камень и, обхватив головуруками, зарыдал:
- Прости за то,что я так долго шел к Тебе! Но если бы Ты знал, из какого я далека, и что мнепришлось для этого вынести...»
Пролог был готов.
Василий Ивановичотпечатал его в двух экземплярах: один Соколову, второй на всякий случай себе.Чтобы не тратить время, которого, как он понимал, уже не оставалось на черновойвариант, он решил писать саму повесть прямо на пишущей машинке.
Услышав в его комнатенаступившую тишину, Настя попросила разрешения войти и с восторгом сказала:
- Где ты купил такиепродукты? Всегда теперь покупай их там! Даже живя в Москве и заходя в лучшиемагазины, я не видела ничего подобного.
- Я тоже! – улыбнулсяВасилий Иванович, вспоминая келью старца.
- Ну, а какпродвигается твоя работа? – вытягивая шею, с порога посмотрела на письменныйстол Настя.
- Да вот, уже начистозакончил пролог!
Эта новостьвстревожила Настю, но она не подала виду и, словно ни в чем не бывало,похвалила мужа:
- Молодец!
И осторожно спросила:
- А о чем тысобираешься писать дальше?
- Как это о чем? –удивленно посмотрел на жену Василий Иванович и… замялся. За изучением материалаи писанием пролога он совершенно забыл продумать сюжет самой повести. Этого емуеще только не хватало!
- Ты что-то собиралсяписать о кладах и путешествии своего главного героя по тем местам, откуда всеэти монеты! – с еще больше тревогой заметив его состояние, напомнила Настя.
- Ну да, конечно! –подхватил Василий Иванович. – Действие начинается за несколько лет до событий,описываемых в прологе. В доме, где живет Апамей со своей женой, сыном Никодимоми племянником Келадом, его предками спрятан клад. Об этом, из найденногосемейного архива, узнает его далекий родственник, живущий, скажем, в Синопе.Одна беда: он точно не знает, где именно находится этот клад. Приехав вАнтиохию под видом иудейского купца, он пытается уговорить Апамея продать емудом. Тот отказывается, так как предками завещано ни в коем случае не продаватьего. После долгого торга Апамей готов уже согласиться с условием, что останетсяжить в небольшой сторожке-пристройке. Но остается одно препятствие: как онивчетвером смогут жить в тесноте, учитывая, что жена вот-вот родит еще пятого.
Василий Ивановичзамолчал, собираясь с мыслями.
- И что же, твойАпамей - так и не продает дом? – с каким-то по-особенному живым интересомспросила Настя.
- Почему? Лжекупец ина это предлагает выход. Он готов забрать вместе с собой в морское плаваниеНикодима, доставить его на остров Кос, где тот обучится на врача в знаменитойшколе Гиппократа. Келад же вызывается ехать сам, так как мечтает стать воиномили гладиатором. Апамей дает согласие. Он и сам даже не понял, как этослучилось – лжекупец очаровал всех. Апамея – деньгами. Келада – боевымпиратским приемом, позволяющим перехватить руку нападающего и вонзить его