дарственная, заверенная нотариусом!
- Все равно, до восемнадцати лет куплю-продажумогут осуществлять только родители! – жестко сказал Ваня, и Стас жалобнопростонал:
- Зачем тогда паспорта-то дают в четырнадцать?
- Не знаю… - недоуменно пожал плечами Ваня. -Наверное, чтобы билеты на поезд, как ты, сами могли брать. Или, как я слышал,чтобы девчата в известных случаях могли раньше времени замуж выйти! - строгопосмотрел он на стыдливо покрасневшую Лену. –
А чтобы продать или купить дом, машину или еще серьезноечто-то сделать… – он отправил в рот несколько раз упрямо соскальзывавший свилки грибок и безнадежно развел руками: - Так это нет – никак невозможно.
Ваня сочувственно положил ладонь на плечодонельзя огорченного Стаса и вздохнул:
- А с людьми я и говорить даже не стал.Во-первых, сам видишь – без толку. А, во-вторых, здесь дома никому не нужны.Когда вы этот купили, в Покровке целых полгода эта новость – номер один была.Те, кому тут дома по наследству достались, знаешь, как тому, кто его вампродал, завидовали? Вон и сейчас один неплохой дом у пруда предлагают, закопейки считай, и то никому не нужен!
- Да там хозяева такие буяницы – в смысле,буйные пьяницы и лентяи, что так им и надо! – презрительно поджала губы Лена, иВаня, с упреком посмотрев на нее, строго сказал:
- Между прочим, сегодня во время проповедиотец Михаил говорил, что тот, кто осуждает других во время поста, то словно ине постится!
- Точно! – подтвердил Стас.
- А я не осуждаю, а обличаю! – с вызовомначала было Лена, но Ваня остановил ее:
- Ладно, слышал уже и не раз…
Он встал из-за стола, поднес руку ко лбу,чтобы перекреститься, но не найдя в углу иконы, осуждающе покачал головой,перекрестился просто так и сказал:
- Ты, Стасик, давай отдыхай с дороги. А нам сЛенкой пора и честь знать! Да, чуть не забыл! – одеваясь, вдруг вспомнил он: -Отец Михаил велел тебе тетрадь отца Тихона передать!
- Он что меня – видел?! – сразу насторожилсяСтас, но тут же вспомнив о том, что услышал от Вани, махнул рукой: - А впрочем,какая теперь разница…
- Есть разница! Он не только тебя видел, но испросил, почему ты к нему не подошел. А тетрадь эту, как он сказал, - протянултолстую общую тетрадь Ваня, - тебе сам отец Тихон велел передать!
- Когда?! – недоверчиво покосился на нее Стас.
- Когда еще был жив!
Стас, ничего не понимая, посмотрел на Ваню:
- Ты, наверное, что-нибудь путаешь?
Но Ваня был совершенно уверен в том, чтоговорил.
- Да ничего я не путаю! – даже возмутился он.- Все передаю точно со слов отца Михаила. Когда отец Тихон давал ему передсмертью распоряжения насчет вещей в своей монастырской келии, то так прямо исказал: «А тетрадь отдашь Стасу, когда он снова приедет в Покровское. Пустьпрочитает ее и разберется…»
- А, понимаю – во всем том, что тут написано?– уточнил Стас, видя, что тетрадь состоит из большого текста и обрывочныхзаписей.
- Да нет – в самом себе! – отрицательнопокачал головой Ваня и, перехватив удивленный взгляд Стаса, добавил: - Это нея, а отец Михаил, точнее сам отец Тихон сказал…
8
Стас взял состола тетрадь и раскрыл ее…
Закрыв за друзьями дверь на защелку, Стаспринялся ходить по пустому дому.
Здесь все было так, как и в его последнийприезд в Покровку. Тот же скрипучий деревянный пол. Маленькие окна с широкимиподоконниками. Гулкие сени.
Как будто ничего не изменилось.
И, тем не менее, чего-то явно не хватало.Причем, самого главного. И он вдруг неожиданно понял, чего. Голосов отца иматери в родительской комнате.
Вспомнив о родителях, он вздохнул, но чтобы неомрачать себе и без того далеко не новогоднее настроение: в конце концов, ведьэто они обидели его, а не он их, махнул рукой:
- А мне все равно!
И упав прямо в обуви на кровать, принялсяосматривать свою давно забытую комнату.
Вся стена над кроватью была в журнальных игазетных вырезках. Фотографии президентов, генералов, министров, известныхбизнесменов, курсы валют… Он приклеил их здесь, когда еще совсем мальчишкойразмышлял, по совету отца, о смысле жизни. То есть, выбирал, как и для чегобудет жить дальше. Кто-то из этих, самых известных тогда людей, теперь уже былв отставке, кто-то скрывался от правосудия, кто-то сидел в тюрьме, кого-товообще уже не было на этом свете…
- Надо же – и эти люди были для меня когда-токумирами!– с усмешкой подумал Стас – Ничего, скоро они сами будут завидоватьмне! Конечно, те, что еще живы…
Мысль о том, что некоторые из тех, ктобезучастно смотрел на него со стены, уже умерли, а Гиппократа, под скульптурнымпортретом которого он три года назад приписал «Император Деций», и вовсе нетуже больше, чем две тысячи лет, несколько омрачила его. Толку-то стараться,стремиться к власти, зарабатывать все больше и больше денег, наслаждатьсяжизнью, если все равно это когда-то закончится? Вернее, не кончится, а тольконачнется…
Но он сразу постарался отогнать и эту мысль:
- А мне все равно!
Эта фраза всегда успокаивала его. Услышав ееот кого-то из старших приятелей, он уже год или два защищался ей, словно щитом,от всего, что не устраивало или раздражало его.
Но на этот раз она прозвучала как-тонеуверенно, и это озадачило Стаса.
- Все равно! – решительнее повторил он,поднялся с кровати, включил портативный компьютер и, через свой мобильныйтелефон, подключился к интернету.
- Ну, Ленка, ну Ленка… почти совсем обнулиласчет… Теперь только бы денег хватило… – бормотал он, быстро, почти не глядя,нажимая на клавиши и, наконец, выдохнув: «Уф-ф!!», с облегчением откинулся наспинку стула. Денег на счету опять было столько, что можно разговаривать хоть сзаграницей. Этому научил его один из старших дружков – знакомый программист. Онне то, что, перекидывал деньги с чужого счета на свой телефон, но и по-крупномузарабатывал, как сам говорил, взламывая небольшие банки.
«Да, узнал бы отец, что я сейчас сделал… –усмехнулся он и зябко передернул плечами.… - А мама, наверное, вообще бы с умасошла! И – то ли еще будет дальше? Хотя, конечно, с банками, то есть с законом,связываться я никогда не буду! Моя задача – только глобальный вирус! Иначе папас мамой точно до славы своего сына не доживут!»
Вспомнив снова родителей, Стас посмотрел нателефон, у которого Лене удалось-таки отключить звук, и озадаченно хмыкнул.
Новых вызовов почему-то не было… Вернее, были,но – от забывших поздравить его друзей.
Он хотел сказать: «А мне все равно!», но вслухнеожиданно для него самого вырвалось:
- Ничего не понимаю…
Стас принялся ходить по пустым комнатам,пытаясь отвлечься. Можно, конечно, было выйти на улицу. Толку-то теперь дальшескрываться! Но там было холодно, скучно, неуютно…
Мысли о родителях, о том, что ему ещепредстоит держать перед ними ответ за побег, о том, что зря он сюда приехал,наконец, о той же Вечности, смешались, словно в калейдоскопе, который, как никрути – каждый раз увидишь что-нибудь новое. Только там все узоры красивые, атут – один мрачнее другого!
В игры на компьютере играть не хотелось. Стасвообще не любил их, считая это детской забавой, недостойной его внимания,особенно учитывая цель, которая перед ним стояла.
И тогда он решил прибегнуть к уже испытанномуздесь, в этой самой комнате, средству. Почти три года назад, он тоже, чтобыотвлечься, начал читать повесть, написанную отцом Тихоном учительском почеркомв тетради, очень похожей на ту, что передал ему сегодня Ваня…
Он взял со стола тетрадь и раскрыл ее.
Да, обложка была та же. Но сама тетрадь –совсем другой.
В ней тоже была рукопись исторической повестиили романа, но ее первые страницы, а потом все поля и кое-где обратные сторонымелкими-мелкими строчками покрывали дневниковые записи, чужие цитаты и собственныемысли отца Тихона. Речь шла о хорошо знакомом Стасу большом подмосковномгороде, о школе, которые везде одинаковы, о нумизматическом клубе в Москве, гдеон частенько бывал, после того как получил паспорт, о домашних делах ижизненном пути отца Тихона, тогда еще учителя истории Василия ИвановичаГолубева…
И – удивительное дело: записи были совсемкороткие, но все такие точные и ясные, что Стас без труда стал зримовосстанавливать события, которые, по странному совпадению, начались, судя попервой указанной дате, с того самого года, когда он появился на свет!
Глава вторая
«Выгодный» заказ
1
Разошедшуюся не на шутку женщину труднобыло остановить…
…Было еще темно, и вредких окнах отсыпавшегося после рабочей недели большого подмосковного города только-тольконачинал загораться свет, когда к автобусной остановке подбежал худощавыймужчина лет тридцати пяти. Самый первый автобус, с хрустом наехав на подмерзшуюза ночь лужу - начинался апрель, уже не зима, но еще не весна - принял редкогов этот час пассажира и помчался дальше по пустынной дороге.
Оглядевшись в поискахкондуктора, мужчина увидел, что женщина с большой черной сумкой, из которойвысовывались разноцветные змейки билетов, дремлет в высоком боковом кресле. Онпоказал двум старушкам с пушистыми веточками верб десять копеек, что, мол,готов заплатить за проезд. И, с трудом переводя дыхание, сел у окна.
Одет мужчина был вкороткую шубку из искусственного каракуля или, как называли такие, «на рыбьем