Как опытный военный он подсчитывал, получив точные донесения из крепости. Два батальона уничтожены. Склады боеприпасов, запасы горючего, даже склады напалма горят. Артиллерия располагает немногим больше двадцати тысяч снарядов. А лишь при безуспешном отражении атаки на Хим-Лам было выстреляно шесть тысяч. Блиндажи и укрытия оказались совершенно недостаточными, чтобы выстоять под артиллерийским огнем Вьетминя.
Чтобы оправдаться перед Наваром, Коньи по радио порекомендовал де Кастри провести контратаку с десятью боеспособными танками, чтобы внести смятение в наступательную концепцию противника. Коньи догадывался, что из этого ничего не выйдет. Но его тут же похвалил Наварр из Сайгона. Кроме того, он тут же приказал Коньи сбросить на парашютах еще два батальона для подкрепления гарнизона заблокированной крепости.
Над Дьенбьенфу поднималось серое, неприятно прохладное утро. Едва пробивавшийся через тяжелые облака свет еще сильнее терялся в клубах дыма. Обливаясь потом, отряд саперов смог в какой-то степени починить небольшой кусочек ВПП. Этого должно было хватить для прибывавшей из Ханоя спортивной авиетки, везущей консервированную кровь.
- Вы летите на этом самолете назад! – отдал де Кастри приказ Поль Буржад в очень формальном тоне. На ее лице еще отражался ужас прошедшей ночи, она была бледна. Де Кастри был не наедине с ней. Для поддержания дисциплины он должен был провести только официальное прощание. Никаких поцелуев, только рукопожатие, после того, как женщина упаковала свои пожитки. Пилот спортивного самолета, один из тех авантюристов, которые хотели пережить что-то необычное в дальневосточных владениях Франции, тихо присвистнул, увидев даму, карабкающуюся к нему в кабину. Но тут он заметил вдалеке разрыв снаряда и недружелюбно прошипел мадемуазель Буржод:
- Быстро пристегнитесь и закройте фонарь.
Взвыли оба мотора, которые он предусмотрительно не выключал, потом летчик отпустил тормоза и пошел на взлет. Разворачиваясь над Хим-Ламом, он увидел над разбитым командным бункером красное знамя Вьетминя с желтой звездой.
Во второй половине дня, когда из Ханоя, наконец-то, снова смогли взлетать самолеты, над Дьенбьенфу десантировался 5-й парашютный батальон. Он попал под прицельный огонь вьетнамцев и сразу понес первые потери. Между дымящимися очагами пожаров возникали новые. Два сбитых самолета упали на землю. Там вверх поднимались высокие языки пламени. Потом их погасил сильный холодный зимний ливень с грозой. Он превратил всю Дьенбьенфу в печальный грязный ландшафт, полный скрученными, грязными парашютами. Эту грустную картину лишь подчеркивал свисавший с мачты над бункером де Кастри французский «триколор».
На склонах вокруг котла артиллеристы Народной армии в это время вытаскивали пушки из казематов и устанавливали их на позиции. Командиры батарей высказывали штабу опасения, что при большом темпе огня некоторые орудия могут упасть. А темп огня должен был быть очень высоким. Новая цель называлась Док-Лап, холм на севере. Французы называли этот укрепленный пункт «Габриель». Было решено с наступлением темноты обстрелять не только Док-Лап, но и весь центральный сектор обороны, чтобы помешать противнику вести эффективный ответный огонь. За это время готовящиеся к атаке на Док-Лап подразделения получили 75-мм безоткатные орудия для усиления своей огневой мощи, а взводы минометчиков переместились вперед, чтобы принять на себя основную нагрузку огневой поддержки.
Кенг, выбранный в качестве проводника, вел людей с тяжелыми поворотными плитами и короткими стволами, в шутку называемыми «артиллерией маленького человека», по незаметным для противника тропам севернее уже захваченного Хим-Лама. Там минометы должны были принять передовые отряды, уже подготовившие позиции для ведения огня. В благодарность за труды минометчик подарили Кенгу сигареты, которыми он поделился со своим радистом, когда вернулся назад на свой пост.
Над долиной лежала тьма, но тумана не было. Дождь очистил воздух. Теперь Кенг и радист из своего укрытия могли прекрасно видеть, как взрывались снаряды между центральными укреплениями. Их уже нельзя было сосчитать. Повсюду блистали взрывы, горело пламя, и поднимался дым. На перепаханной разрывами взлетной полосе горел еще один самолет. Горевшие там французские машины уже стали привычным зрелищем. Мечта о превосходстве в воздухе, на который французские колониальные офицеры все еще возлагали большие надежды, рассеивалась под ударами зениток, умело используемых Народной армией.
- В общем-то, жалко долину, – сказал радист Кванг До. Он закурил и продолжил: – Крестьяне раньше выращивали там много риса, как мне говорили. Справедливее было бы вести войну на французской территории…
Кенгу эта идея показалась немного странной. Франция далеко, а французы здесь, поэтому и бить их нужно здесь. Но он не стал спорить с Кванг До. Этот прирожденный часовщик обладал каким-то очень острым чувством справедливости. Он много размышлял, хотя не все его идеи были здравыми. Поэтому Кенг пробормотал сквозь дым сигареты «Мелия», которую курил: – Почва там внизу совсем не так хороша, как в дельте Красной реки. Поэтому люди здесь занимались больше торговлей, чем земледелием. Приходили лаосцы с севера, таи с высоких гор, и всем им можно было обмениваться...
Он закашлялся. Эти трофейные сигареты, которые производили французы под свой вкус в Сайгоне и Пномпене из черного табака, не обладали вообще никаким ароматом. Что они в сравнении с завернутой в кукурузный лист сигаретой из светло-желтого, пахучего местного табака!
- Иногда, – заметил Кванг До, – мне здесь совсем скучно. Сижу тут и смотрю, как воюют другие...
Кенг снова ничего не ответил, потому что ему понравилась мысль радиста, хотя она и не была совсем правильной. Он был уже долго тут и привык к своему заданию: наблюдать и сообщать об увиденном. Одно из многих дел, необходимых для обеспечения общего успеха. Теперь он внимательно смотрел в направлении бывшего поселения Муонг-Тхан, где был центр крепости. Каждый раз, когда вблизи взрывался снаряд, было видно собиравшихся там солдат. Кенг взял бинокль. Это не был ночной бинокль, но и он немного помогал. Посмотрев какое-то время, он увидел танки «Чэффи», собиравшиеся в этом месте. До этого французы держали их спрятанными в подземных укрытиях далеко друг от друга. Что означала эта концентрация на северном фланге от командного центра, если не подготовку к атаке?
Можно предположить, что французы со своими танками поспешат прийти на помощь Док-Лапу. Они догадываются, что это будет следующей целью наступления. Или они даже обнаружили готовящиеся к атаке войска в их укрытиях и хотят нанести им удар с фланга.
Он обратил внимание Кванг До на свои наблюдения. Маленький радист тоже посмотрел в бинокль, затем подтвердил, что видит то же самое.
- Итак, – сказал он, – мы все-таки не напрасно сидим здесь, мой мальчик! Пойдем, нужно сообщить в штаб.
Штаб Народной армии после получения этого сообщения приказал немедленно начать атаку на Док-Лап. Она началась с массивного артиллерийского обстрела. Одновременно открыли огонь безоткатные орудия, уже установленные у подножия холма, к ним добавились минометы. Части изготовившихся к атаке войск отошли немного на юг и заняли новые позиции. Если французские танки прибудут, они именно здесь попытаются прорваться. Но танки не пришли. Сначала нужно было издалека доставить горючее, потому что близлежащие склады топлива сгорели.
Поздно вечером огонь вьетнамской артиллерии по Док-Лапу был таким ожесточенным, что французы не отважились даже высунуть голову над баррикадами из мешков с песком, не говоря уже о стрельбе по вьетнамским штурмовым саперам, ползущим вверх, снимавшим проволочные заграждения и приближавшимся все ближе.
Де Кастри получал с форта «Габриель» все более отчаянные мольбы о помощи. Он приказал перейти к контратаке. Но самый старший офицер в «Габриель» майор Мекенем, которого буквально только что сменил новоназначенный командир, тай по фамилии Кха, по причине завершения срока службы и предстоящего отправления во Францию, посоветовал своему преемнику отказаться от этой идеи. Он сам не рискнул бы даже пробежать до центра, чтобы, возможно, успеть сесть на какой-то самолет до Ханоя. Что уж говорить об атаке из «Габриель»!
Кха выглядел довольно беспомощно. Его солдаты не могли высунуться из своих дыр под градом осколков. Чуть позже его командный пункт был поражен прямым попаданием. Разместившийся немного в стороне радист передал де Кастри последний истеричный вопль о помощи: – Командир и штаб погибли. Они поднимаются по склонам. Помогите же нам! Стреляйте, наконец! Где наша артиллерия? Помогите нам, или мы пропали...
Полковник Пиро, командующий артиллерией, хваставшийся при каждом удобном случае, насколько его батареи лучше пары стволов, которые, возможно, притащил Вьетминь, получил от де Кастри такой ужасный нагоняй, с которым ему еще не приходилось сталкиваться. Комендант кричал ему, почему он ничего не предпринимает.
- Но что я могу сделать, мой полковник, – отчаянно отвечал артиллерист. – Не могу же я стрелять по своим войскам. Вьетминь слишком близко к ним.
- Обойдусь без ваших объяснений! – ругал его де Кастри. – Сделайте хоть что-то, докажите, что вы на что-то способны!
За полчаса до полуночи обстрел Док-Лапа несколько стих. Его гарнизон знал, что предстоит штурм, но был деморализован. Им еще никогда не приходилось сталкиваться с противником, так виртуозно владевшим искусством войны, как эти наступающие вьетнамцы. И никогда еще колониальная армия, привыкшая охотиться на безоружных или плохо вооруженных врагов, не попадала под такой убийственный артобстрел. Некоторые солдаты попытались проскользнуть на юг, другие пробирались на запад и доползали до укреплений «Югетт», которые пока не атаковали.
В командном бункере де Кастри появился очень взволнованный сенегальский наемник из части Пиро и сообщил, что его командир погиб. Поисковая команда нашла его немного позже – в пустом бункере, разорванного ручной гранатой, которую он взорвал сам. Полковник де Кастри приказал молчать о причине смерти и немедленно похоронить Пиро. В Ханой он передал радиогр