Деньги, дворняги, слова — страница 13 из 23

«Он и подошёл ко мне! – хочу я ответить ей. – Только на ногах не удержался!»

Но тут раздаётся громкий звонок. Это значит, что кто-то хочет, чтобы мы открыли калитку.

Этот звонок всюду найдёт тебя и заставит бежать ко входу, улыбаться и отвечать на разные вопросы. Только на второй территории его не слыхать.

Мама ахает:

– Гости уже! А может, и волонтёры…

Я вскакиваю из-за стола, хватаю телогрейку и поспешно выталкиваю во двор, к собакам, нашего Снежка. Он не хочет на мороз – а куда денется? Его собратья сидят по своим клеткам, как по отдельным крепостям, в осаде. Всё же наш приют – собачье царство, кошек здесь раз-два и обчёлся. И они сразу же шипят, если вблизи от клетки пройдёт какая-нибудь собака. Они тогда ощериваются и выгибают спины за решётками. Или, наоборот, прячутся в клетке в дальний угол, в темноту, как будто их вовсе нет.

Бывает, какая-нибудь кошка тихонько замурлычет, когда ты убираешь в клетке или ставишь тарелку с кормом. Это – если ты как следует помыла руки. От тебя ведь всегда собаками пахнет!

Только Снежку всё равно, какой у кого запах. Человек перед ним, собака ли – он подойдёт, потрётся о твою ногу или о твой мохнатый бок и замурлычет громко. Дядя Юра говорит – как трансформатор.

А вот с сородичами Снежок не очень ладит. Но они ему на пути и не встречаются. Он единственный из наших котов не сидит в клетке, а ходит где вздумается.

Янина совсем не любит кошек. Она старается их в приют не принимать. Говорит, что их трудней пристраивать. Но Снежка она ценит и называет ещё одним служителем приюта, а ещё – нашей достопримечательностью. И нашим лицом.

Как и собаки, Снежок отчаянно интересуется гостями. И когда гости видят, как он пробирается у собак под брюхами, чтобы выйти вперёд и обнюхать вас, это хоть на кого произведёт впечатление. Людям сразу хочется сделать для зверей что-нибудь доброе, а ты с копилкой – тут как тут. Как Янина когда-то трясла перед нами копилкой, так и мы трясём. Но нам-то нечего было туда опустить. А мне теперь опускают и пятисотки, и сотни, и даже одну тысячную, и я думаю, как Янина обрадуется.

И на моё «спасибо» все отвечают:

– Это вам спасибо!

– Как хорошо, что в нашем городе работает собачий приют!

Лера Каледина тоже просовывает свёрнутые купюры в щель копилки, сразу несколько, а после идёт в служебный домик, а за ней целая ватага девчонок-волонтёрш. В домике они рассаживаются и открывают клетки и берут на руки щенков. И начинают их живенько так, дружно гладить, тискать и щекотать. Лера кивает на стол и говорит так, будто нас с мамой здесь нет:

– Служители даже не убрали за собой.

И я кидаюсь в комнату, хватаю нашу посуду со стола, чтоб мама могла спокойно и дальше резать мясо для собак. А Лера со своей группой поддержки начинает чаепитие. Запах из клеток им нисколько не мешает. Только щенки мешают на коленях. Они не сидят спокойно – ёрзают и тоже лезут пить из чашек. Лера мелко ломает шоколадку, и все её подружки разбирают по кусочку – будто они не могли чаёвничать в каком-то другом месте. Сама я в первые дни глядела на служителей и не понимала, как они здесь едят. Теперь и сама, конечно, ем. Но мы-то целый день здесь, нам – куда деваться?

Снова звонят. Это пришёл Андрей, хозяин Арчика. Того, что плачет ночью, даже если на небе нет луны.

Бывает, Андрей приезжает вместе со своей мамой, но сейчас он один. Значит, будет вполовину меньше разговоров. И расспросов: «А как Арчик покушал, а долго ли он гулял? А подружился ли он уже с какой-нибудь собакой? А не обижает ли кто-нибудь его?» И не надо будет отвечать уклончиво: мол, всё хорошо, вы не волнуйтесь. Такого, мол, обидишь, как же! А мы смотрим…

Янина велела нам к Арчику вообще не подходить. Она сказала: «Мне ваши трупы в приюте не нужны. Я за вас отвечаю».

Арчик – волкодав, гора, даже в сравнении с Сарамой.

Я не очень разбираюсь в породах, у нас же в основном дворняги, – и про породу Арчика могу сказать только одно: как бы она ни называлась, она в любом случае чистая, без примесей. Потому что за Арчика заплачены ну просто бешеные деньги. Андрей, его хозяин, говорит, что ещё в моём возрасте решил: всё у него должно быть высшего сорта, и собака тоже. Ещё, например, у него есть какая-то машина. Но он её оставляет за калиткой, и я не знаю, что в ней необыкновенного. И ещё он говорит, что ремонт у себя дома тоже сделает самый-самый…

Из-за ремонта они и сдали Арчика к нам.

Мама Андрея долго рассказывала про этот ремонт Янине, когда они ходили вместе по первой территории. И моей маме тоже пыталась похвалиться, какие у них будут потолки и лестница на второй этаж. И они даже сделают джакузи.

Мама улыбалась ей в ответ, а потом устала улыбаться и сказала: «Вы меня простите, у меня на второй территории щенки некормленые». И мама Андрея тогда стала самому Арчику рассказывать, что у него будет своя комната – сразу напротив лестницы. Стены и пол там будут чем-то выложены – я не вникала чем. И не знаю, что он сам-то уяснил из её слов. Наверняка он не понимает, когда хозяева упрашивают его потерпеть до конца месяца. Хотя бы до 28 числа. Да что там, он не знает простых команд – «фу!» или «сидеть!». Вообще он не обучен ни одной команде.

Не знаю, где Андрей взял его, такого. Про Арчика можно подумать, что он попал сюда с Луны. Лунный пёс. У него очень густая – необыкновенно густая – короткая шерсть, белая в серых пятнах. Среди снега она отливает голубым, а в сумерках немного серебрится.

Он толстый. Лапы у него огромные. Щёки висят и качаются двумя пустыми мешками. Словом, на Арчика и глядеть бывает страшно, даже если он молчит. А его угораздило однажды зарычать на саму Янину.

Мы с мамой тогда ещё стажировались, а Света почему-то в свою смену не вышла, и хозяйка подменяла её. Она только успела рассказать нам, как её всегда слушаются собаки, что это врождённое, она может делать с ними что угодно, и в школе она хотела стать ветеринаром. Но её мама с папой решили, что это слишком тяжёлая и грязная работа для девочки, вот она и стала журналистом.

«Но призвание меня всё-таки нашло», – говорила нам Янина, когда мы обходили вольеры с ведром каши – с обедом для всех.

И мама тут не выдержала, вставила: «Во-во! У меня Валька тоже как вы! Не знаю, откуда это в ней. Ещё грудной была, везу её в коляске, а она увидит какую-нибудь собаку и орёт, чтоб дали ей погладить!»

Я представила румяного младенца, который уакает и тянет руки ко всем пробегающим собакам. Наверно, и когда я взрослой стану, мама всё равно будет рассказывать об этом всем подряд. Я испугалась, что Янина сейчас начнёт смеяться, как смеялась Мальвина Сергеевна, квартирная хозяйка. Но Янина посмотрела на маму отсутствующим взглядом, не понимая, почему надо слушать про меня, при чём тут я? И я от этого на маму ещё больше разозлилась.

Мы все втроём как раз к Арчику вошли. И вдруг это страшилище возьми и зарычи!

Янина взвизгнула, толкнула мою маму к калитке и сама выскочила из вольера. Я выбежала следом за ними. И уже из-за решётки Янина зашипела на Арчика: «Ты на кого, на кого голос повышаешь? Ты хоть знаешь, с кем говоришь?!» И меня поразило, сколько злости было в её голосе.

И тут же она оглянулась на нас с мамой. Прямо на глазах её лицо сделалось прежним, улыбчивым, и она велела нам к этой собаке никогда не подходить, если нам жить хочется.

– А как же… – начала мама, но Янина только рукой махнула. Мол, зверюга не пропадёт – хозяева её навещают каждый день. Уже надоели всем, как в ботинке гвоздь, и нам надоедят.

А дальше стала втолковывать нам, что мы должны всё равно им улыбаться. А главное – ни под каким видом не давать понять, что здесь у нас никто с Арчей не справляется. Деньги-то за него идут.

Как будто хозяева могли бы передумать держать своё волкодавище у нас! Куда бы они с таким пошли? Как будто в нашем городе есть ещё приюты, где справятся даже со здоровенным псом, у которого невесть что на уме? И где нет нашей Янины…

Я думаю вдруг, что хорошо бы сходить в такой приют, где её нет. Хотя бы посмотреть, как там.


Андрей пристёгивает поводок, чтоб выйти со своим ненаглядным Арчиком во двор, а я тем временем поспешно загоняю в вольеры остальных собак, чтобы не вышло драки, а Снежка поднимаю на руки, чтобы утащить в дом. Но в дверь опять звонят, и я хватаю нашу копилку и так бегу вместе со Снежком встречать кого-то. И снова трясу нашим ящиком перед какими-то людьми. На этот раз немолодыми, старше мамы, мужчиной и женщиной. А женщина отводит мою руку с копилкой и говорит:

– Наверно, ты новенькая. Мы волонтёры, мы ходим к вам чистить вольеры. Дай нам, пожалуйста, лопаты.

И в самом деле они идут с лопатами на вторую территорию, к щенкам. Я утром убиралась там, но ещё раз обойти всех не помешает. Я забегаю в дом, чтобы оставить копилку и Снежка, и объявляю маме – громко, так, чтобы и Лера со своими слышала:

– Там волонтёры пришли! Сразу взяли лопаты и пошли на вторую территорию!

И Лера тогда поднимается из-за стола и говорит:

– Девочка моя, мы содержим этот приют. И тебя с мамой. Мой папа даёт деньги, вам из них зарплату платят…

Мама появляется на пороге с половником в руке, а с половника жидкая каша на пол капает. Мама говорит:

– Нам эта работа не очень важна. Она в семье нам погоды не делает… Мы ходим сюда только в свой выходной…

И Лера уже примирительно, даже чуть испуганно отвечает:

– Женщина, вас никто не гонит отсюда… Спасибо вам даже. Я – да, могу спасибо сказать. Янина вас хвалит, вы хорошо убираетесь. Объясните своей дочке только, что не надо дерзить…



И они все сразу уходят. Мы с мамой разносим собакам кашу с мясом. Нам помогает Андрей. Вообще-то он нормальный человек, это у него собака ненормальная.

А после мы запираем дверь за последними посетителями, и моем полы, и чистим у малышей клетки, и пьём чай, и встречаем, наконец, дядю Юру, ночного сторожа. Теперь можно домой.

Снег у нас под ногами в темноте говорит хрум-хрум, хрум-хрум, хрум-хрум. И я только теперь вспоминаю, что сегодня дома у нас был отец. И я не успеваю испугаться, как мама вдруг говорит: