Он был одет в прекрасный светло-коричневый костюм, на голове у него была высокая фетровая шляпа такого же цвета, немного темнее, которая очень шла к его наружности. Черты его лица, обыкновенно неподвижные, оживились от удовольствия при встрече с девушкой. Он остановил лошадь – превосходного гунтера, легкого и грациозного. Его руки были ловко обтянуты в желтые перчатки. Послушный слуга, тоже на великолепном коне, ожидал его приказаний. Мистер Гардиман казался воплощением благородства происхождения и благовоспитанности богатства и благоденствия. Какой контраст в глазах женщины он должен был представлять собою с этим застенчивым, бледным и грустным человеком в дурно сидевшем платье, с неуверенным и блуждающим взглядом, стоявшим ниже его в общественном положении и сознающим это! Невольный румянец покрыл щеки Изабеллы, ее стесняло присутствие Муди, устремленный на нее его пытливый взор.
– Вот счастливый случай, на который я не мог рассчитывать, – проговорил мистер Гардиман со своею холодной сухою и спокойною манерой, оживившись в присутствия Изабеллы. – Я только сегодня вернулся из Франции и отправился к леди Лидиард, в надежде встретить вас там. Ее не было дома, мне сказали, что вы в деревне, и люди не знали вашего адреса. Я ничего не мог от них добиться, кроме того, что вы отправились гостить к какой-то родственнице.
Во время этого разговора он посматривал на Муди.
– Скажите, не видал ли я вас где-нибудь прежде? – небрежно спросил он.
– Да, у леди Лидиард.
– Вы ее управляющий, не правда ли? Как поживаете?
Муди, с глазами, опущенными в землю, отвечал ему молчаливым поклоном. Мистер Гардиман совершенно равнодушный к тому, ответил ли ему управляющий леди Лидиард или нет, повернулся в седле и с восхищением посмотрел на Изабеллу.
– Я готов думать, что счастье начинает улыбаться мне. Я направлялся к себе домой, потеряв уже всякую надежду видеть мисс Изабеллу, как вдруг сама мисс Изабелла встречает меня на дороге. Хотелось бы мне знать, также ли довольны вы видеть меня, как я рад видеть вас. Вы живете в нашем соседстве?
Изабелле ничего не оставалось, как отвечать на этот последний вопрос. Гардиман встретил ее на прогулке и, разумеется, уже наводил справки, хотя был достаточно благовоспитан, чтобы сказать ей об этом.
– Да, сэр, – отвечала она застенчиво, – я живу здесь поблизости.
– А кто же ваша родственница? – продолжал Гардиман самым естественным тоном. – Леди Лидиард говорила, когда я имел удовольствие встречать вас у нее в доме, что у вас есть тетушка, которая живет в деревне, у меня хорошая память относительно всего, что касается вас, мисс Изабелла. Это ваша тетушка, не правда ли? Я знаю всех, живущих в этих местах. Как фамилия вашей тетушки?
Изабелла, продолжая держать Роберта за руку, почувствовала, как при последнем вопросе мистера Гардимана рука его задрожала. Если б она вела этот разговор с кем-нибудь равным себе, она бы знала, как устроить так, чтобы не отвечать прямо на вопрос, но что могла сказать этому великолепному джентльмену, на великолепном статном коне? Ему стоило только послать одного из своих лакеев, чтобы узнать с кем живет эта молодая особа, дюжина ртов поспешили бы удовлетворить его любопытство. Она бросила умоляющий взгляд на Муди и произнесла знаменитое имя мисс Пинк.
– Мисс Пинк? – повторил Гардиман. – Да ведь я ее знаю (на самом же деле он не имел о ней ни малейшего понятия). Где я видел ее в последний раз? – Он старался припомнить разные сельские праздники, на которых ему были представлены местные обыватели. – Было то на празднике Колейщиков? Или в начальной школе, когда раздавались награды? Нет. Ну так на цветочной выставке? Не правда ли?
Гардиман действительно видел мисс Пинк на выставке цветов, и Изабелла слышала об этом от своей тетушки, по крайней мере, пятьдесят раз, и теперь должна была в этом сознаться.
– Мне просто стыдно, что я до сих пор еще не был визитом у вашей тетушки, – продолжал Гардиман, – но, говоря правду, у меня столько дела, а вообще я не охотник до визитов. Вы идете домой? Позвольте мне проводить вас и лично извиниться пред мисс Пинк.
Муди взглянул на Изабеллу, она поняла его.
– Я боюсь, сэр, что тетушка не будет в состоянии принять вас сегодня, – сказала она.
Мистер Гардиман не настаивал, он улыбнулся и потрепал шею своего коня.
– В таком случае, до завтра, – сказал он, – я зайду после полудня.
– Позвольте, мисс Пинк живет в…?
Он остановился, как будто ожидая, что Изабелла еще раз поможет его нетвердой памяти. Изабелла снова затруднилась. Гардиман сделал движение, чтоб обратиться к груму. Грум, разумеется, узнал бы адрес, если он его не знал и без того. Кроме того, в конце дороги виднелась целая кучка дач. Изабелла должна была указать на дачи, так как приличие требовало, чтоб она сделала это прежде, нежели грум мог бы предупредить ее.
– Тетушка живет там, в доме, который называется «Лужайка».
– Разумеется, я должен был сам это помнить, но у меня столько дел, о которых я должен думать! Кроме того, мне кажется, что я начинаю стариться, моя память уже далеко не так свежа, как прежде. Я так рад, что виделся с вами, мисс Изабелла, не пожалуете ли как-нибудь с вашею тетушкой взглянуть на моих лошадей? Вы любите лошадей? Любите ездить верхом? У меня есть спокойная лошадь, которая привыкла находиться под дамским седлом, она как раз годится для вас. Я уже, кажется, просил передать мое почтение тетушке?
– Да.
– Как вы хорошо выглядите, вам полезен здешний воздух. Я боюсь, что заставил вас стоять слишком долго, под впечатлением удовольствия встречи я и не подумал об этом. Прощайте, мисс Изабелла, до свидания, до завтра.
Он поклонился Изабелле, кивнул Муди и поехал дальше. Изабелла взглянула на своего спутника. Глаза Муди были все еще потуплены. Бледный, неподвижный, молчаливый он напоминал собаку, ожидающую сигнала своего хозяина, чтобы двинуться в путь.
– Вы не сердитесь на меня за разговор с мистером Гардиманом? – спросила она его с некоторым беспокойством.
При звуке ее голоса он поднял голову.
– Сердиться на вас, моя дорогая? Да за что же бы я мог сердиться?
– Вы так изменились, Роберт, с минуты встречи с мистером Гардиманом. Разве я могла не говорить с ним?
– Конечно, нет.
Они направились к даче. Изабелле было не по себе, в молчаливой покорности Муди было нечто такое, что унижало и огорчало Изабеллу.
– Уж не ревнуете ли вы? – спросила она, робко улыбаясь.
Муди, стараясь казаться равнодушным, отвечал ей:
– Мне некогда ревновать, пока у меня на руках ваши дела.
Она с нежностью пожала ему руку.
– Не бойтесь, Роберт, никогда новые друзья не заставят меня забыть самого близкого и лучшего друга, который в эту минуту около меня.
Она замолчала и посмотрела на него с трогательною нежностью.
– Я могу не видеть мистера Гардимана, когда он придет завтра: ведь он придет к тетушке, а не ко мне.
Это было великодушно с ее стороны. Но Изабелла думала о настоящем, мысли же Муди проникали в будущее. Он уже начинал испытывать всю горечь самопожертвования.
– Поступайте, как вы сочтете за лучшее, – сказал он, – и не думайте обо мне.
В это время они подошли к забору дачи, он пожал ей руку и стал прощаться.
– Вы разве не зайдете? Зайдите.
– Не теперь, моя дорогая, я должен как можно скорее возвратиться в Лондон. Там еще нужно похлопотать по вашим делам, и чем скорее я это сделаю, тем лучше.
Она не обратила внимания на его объяснение.
– Вы не похожи на себя, Роберт, что с вами? О чем вы думаете?
Муди думал в эту минуту о краске, покрывшей лицо ее при встрече с мистером Гардиманом. Он думал о сделанном Гардиманом приглашении посетить его конный завод и покататься на его смирной лошади. Муди думал о том беспомощном положении, в котором он находился относительно Изабеллы – с одной стороны, и высокорожденного джентльмена, восхищающегося ею, – с другой.
Но ему не хотелось обнаружить этот страх и эти сомнения, и он еще раз протянул руку.
Изабелла была действительно расстроена.
– Не прощайтесь со мной так холодно. Она взглянула на него… губы ее слегка дрожали.
– Роберт, поцелуйте меня на прощанье.
Она выговаривала эти смелые слова нежно и грустно, они вытекали из чувства глубокого сожаления, с каким она относилась к нему.
Он вздрогнул, лицо его озарилось радостью, уже исчезавшая было надежда возродилась снова. Но еще минута и он понял, что это была не любовь, а жалость. Когда он коснулся губами ее щеки, он побледнел.
– Не забывайте меня, – проговорил он глухим голосом и удалился.
Глава XVI
Сделав на другой день визит бывшей школьной учительнице, Гардиман так ловко воспользовался благоприятными обстоятельствами, что посещение конского завода состоялось спустя сутки. В распоряжение Изабеллы и ее тетушки был предоставлен собственный его экипаж, а личное присутствие сестры его долженствовало придать особенное значение приему мисс Пинк.
В такой стране как Англия, где ради скачек ежегодно приостанавливаются даже законодательные собрания, весьма естественно, что на конском заводе делом первостепенной важности являлись заботы о лошадином комфорте.
Девять десятых всего поместья Гардимана так или иначе посвящались благородному животному с низким лбом и длинною мордой. Жалкое человечество довольствовалось кое-какими удобствами второго и даже третьего разбора.
Декоративные части, сад и прочее, скудно разбитые, отличались и ограниченностью размеров, что же касается жилой усадьбы, то это был простой коттедж. Зала, кухня, курильная комната, спальня и свободная комната для заезжих друзей, неприхотливо обставленные, совершенно удовлетворяли скромным потребностям владельца имения. Желавший насытиться зрелищем роскоши должен был отправиться в конюшни.
Описав конский завод, мы по порядку должны познакомить читателя с сестрой Гардимана.
Досточтимая Лавиния Гардиман, как это известно в свете, в довольно зрелых летах вышла замуж за генерала Дромбледа. Если назвать мистрис Дромблед самою злокозненною женщиной ее лет во всей Англии, то этим будет сказано все, хотя отнюдь не преувеличено. Она, так сказать, жила и дышала сплетнями: ставить людей в ложные положения, разглашать тайны и вредить чужой репутации, расстраивать дружественные связи и усиливать враждебные отношения – таковы были источники наслаждения, в которых эта опасная женщина черпала неиссякаемый запас отличнейшего расположения духа, делившего ее блестящим светилом общественных сфер. Она была одною из привилегированных грешниц современного общества. Самое злостное коварство с ее стороны приписывали «избытку живости ее характера». Она в высшей степени владела тою фамильярною развязностью, под видом которой (в ее кругу) так часто скрывается наглость. Самоуверенность ее так сильно влияла на всех, что где бы она ни появилась, что ей подчинялись беспрекословно. Это была одна из тех великолепных, подавляющих женщин, с резкими манерами, смелым взглядом, и бойких на язык, которые во всем идут напролом к цели. Высшее общество скромно считало себя рискующим потускнеть в отсутствии мистрис Дромблед. Даже сам Гардиман, почти не видавшийся с нею, так как его чистосердечная прямая натура инстинктивно уклонялась от столкновений с сестрой, и тот не нашел более подходящей особы для того, чтоб очаровать приемом мисс Пинк, в то время как сам он посвятит все свое внимание ее племяннице. Мистрис Дромблед в