зялась за предлагаемую ей роль с самою любезною готовностью. В глубине душа она истолковала себе намерения брата таким образом, что нельзя было оказать ему большой несправедливости. Она думала, что виды Гардимана касательно Изабеллы были самого порочного свойства. Помочь ему в этом деле, в то время как девушка, по-видимому, находилась под заботливым оком ближайшей своей родственницы, мистрис Дромблед считала величайшею «потехой». Злейшие враги ее находили, что у досточтимой Лавинии есть качества, искупающие ее недостатки, и ставили ей в заслугу тонкое понимание юмора.
Такова ли была мисс Пинк, чтобы воспротивиться обаянию мистрис Дромблед? Увы! Бедная учительница! Не успела она пробыть и пяти минут в обществе этой дамы, как сестра Гардимана уже закинула ей удочку, подсекла и подвела ее. Бедная мисс Пинк! Мистрис Дромблед умела надевать личину строжайшего достоинства, когда этого требовали обстоятельства. Она отличалась важностью и большим достоинством, когда Гардиман совершал церемонию представлений. Мало сказать, что она в восторге от встречи с мисс Пинк – эта банальная светская фраза оскорбила бы слух мисс Пинк – она считает это представление существенно для себя важным. В свете так редко приходится встречать людей истинно развитых. Мистрис Дромблед много наслышана о прошлых триумфах мисс Пинк как наставницы юношества. Саму мистрис Дромблед Бог не благословил детьми, но у нее есть племянники, племянницы, и она так беспокоится за их воспитание, особенно за племянниц. Какая милая, скромная девушка мисс Изабелла. Она была бы вполне счастлива, если бы племянницы ее походили на мисс Изабеллу, когда вырастут. Ее занимает вопрос о наилучшем способе воспитания. Она должна сознаться, что искала знакомства мисс Пинк с эгоистическою целью. На завод они приехали, конечно, посмотреть Алфредовых лошадей. Мистрис Дромблед не знает толку в лошадях, она интересуется вопросами воспитания. Она готова признаться, что и самое приглашение Алфреда приняла она единственно в надежде услышать мнение мисс Пинк. Быть может, найдется возможность посвятить несколько минут поучительной беседе об этом предмете. Пожалуй, оно и смешно в ее лета заявлять, что она чувствует себя как бы ученицей мисс Пинк, однако ж, это как нельзя вернее выражает то, что у нее на уме. Таким образом, пролагая себе путь с чрезвычайною ловкостью, мистрис Дромблед опутывала мисс Пинк сетями лести, пока не овладела вполне этою невинною особой. Не успели они осмотреть и половины лошадей, как уже потеряли из виду Изабеллу и Гардимана, а сами заблудились в лабиринте стойл.
– Как это глупо с моей стороны! Вернемтесь-ка лучше да усядемся поуютнее в зале. Когда брат хватится нас, они с вашею очаровательною племянницей станут искать нас в коттедже.
Под покровом такого соглашения, пары окончательно разлучились. Мисс Пинк читала в зале мистрис Дромблед лекцию о воспитании, между тем как Изабелла и Гардиман направлялись к небольшому загону на самом отдаленном конце имения.
– Кажется, вы немного устали, – сказал Гардиман, – дозвольте мне предложить вам руку.
Изабелла была настороже – она не забыла сказанного ей леди Лидиард.
– Нет, благодарю вас, мистер Гардиман. Я лучший ходок, нежели вы думаете.
Гардиман повел разговор по-своему, круто и решительно.
– Не знаю, поверите ли вы, – спросил он, – если я скажу вам, что это один из счастливейших дней в моей жизни.
– Я полагаю, вы всегда счастливы, – осторожно возразила Изабелла, – живя в таком прелестном уголке.
Гардиман спокойно противопоставил этому ответу одно из своих обычных резких возражений.
– Человек никогда не бывает счастлив, пока одинок. Он счастлив вдвоем. Я, например, счастлив с вами.
Изабелла остановилась и отшатнулась назад. Гардиман выражался уж слишком ясно.
– Мы, верно, потеряли мистрис Дромблед и тетушку, – проговорила она, – я нигде не вижу их.
– Сейчас увидите, они только поотстали от нас.
Вслед за этим уверением он, со свойственною ему настойчивостью вернулся к тому, что имел в виду.
– Мисс Изабелла, я хочу предложить вам один вопрос. Я не дамский угодник. Я прямо высказываюсь всякому – в том числе и женщинам. Понравилось ли вам сегодня у нас?
Сдержанность Изабеллы не устояла против такого вопроса в упор.
– Трудно было бы угодить мне, – сказала она, смеясь, – если б я не наслаждалась поездкой в ваше имение.
Гардиман храбро двинулся напролом сквозь препятствие имения к вопросу о его хозяине.
– Вам нравится здесь, – повторил он, – а я нравлюсь ли вам?
Это было серьезно. Изабелла немного отступила и смотрела на него. Он с непроницаемою важностью ждал ее ответа.
– Мне кажется, едва ли вы можете рассчитывать, что я отвечу на этот вопрос, – проговорила она.
– Почему же нет?
– Наше знакомство еще так непродолжительно, мистер Гардиман. И если вы так добры, что забываете разницу между нами, то я должна ее помнить.
– Какую разницу?
– Разницу общественных положений.
Гардиман вдруг остановился и оттеняя последующую речь, ударил тростью по траве.
– Если в моих словах что-нибудь оскорбило вас, – начал он, – скажите мне это просто, мисс Изабелла, и я попрошу у вас извинения. Но не бросайте мне в лицо моего общественного положения. Я покончил со всех этим вздором, заведя этот завод и добывая себе хлеб лошадьми. Что общего между общественным положением человека и его чувствами? – продолжал он, снова ударяя тростью. – Я совершенно серьезно спрашиваю вас, нравлюсь ли я вам, по той простой причине, что вы мне нравитесь. Да, это верно. Вы помните тот день, когда я пускал кровь собачонке старой леди, ну вот с тех пор я и вижу, что в жизни моей какая-то неполнота, которой я до этого времени не подозревал. Это вы пробудили в моей голове такие мысли. Разумеется, вы не хотели этого, но, тем не менее, вы это сделали. Вчера вечером, сижу я один, курю трубку – никакого удовольствия… Сегодня утром сел один пить чай – никакого удовольствия. Думаю, она приедет к завтраку, это будет утешение, позавтракаю с удовольствием. Вот каковы мои чувства в общих чертах. Кажется, не проходило и пяти минут без того, чтоб я не думал о вас то так, то этак с тех пор, как увидел вас в первый раз. Человек моих лет и с моею опытностью знает, что это значит. Это значит, попросту сказать, что сердце его отдано женщине. Женщина эта – вы.
Изабелла несколько раз пыталась прервать его, но без успеха. Когда же исповедь Гардимана достигла кульминационной точки, она настояла, чтоб ее выслушали.
– Вы меня извините, сэр, – серьезно перебила она, – мне кажется, лучше будет пойти в коттедж. Тетушка моя нездешняя и не знает, где нас искать.
– Нам тетушка ваша не нужна, – заметил Гардиман, высказываясь, по обыкновению, самым решительным образом.
– Нужна, – возразила Изабелла. – Я не решусь утверждать, мистер Гардиман, что вам не следовало бы говорить таким образом, но совершенно уверена в том, что мне отнюдь не следует этого слушать.
Он взглянул на нее с таким непритворным удивлением и растерянностью, что она, совсем было уж готовая оставить его, приостановилась и попыталась высказаться яснее.
– Я не имела намерения оскорбить вас, сэр, – сказала она с некоторым смущением, – я только хотела напомнить вам, что есть вещи, о которых джентльмен в вашем положении… – она запнулась, стараясь докончить фразу, но это не удалось, и она начала другую:
– Будь я девушка равного с вами положения в свете, – продолжала она, – я, может статься, поблагодарила бы за внимание и, пожалуй, дала бы вам серьезный ответ. Но при существующих обстоятельствах, кажется, я должна сказать, что вы удивили и огорчили меня. Я знаю, что не могу требовать многого по отношению к себе. Но я думала, что пока в моем поведении нет ничего предосудительного, я имею некоторое право на ваше уважение.
Слушая ее с возраставшим нетерпением, Гардиман взял ее за руку и разразился еще одним из своих отрывистых вопросов.
– Неужели вы могли это подумать? – спросил он.
Она не отвечала ему, только взглянула на него с упреком и пыталась освободиться. Гардиман еще крепче держал ее руку.
– Мне кажется, вы считаете меня чертовским негодяем? – сказал он. – Я могу многое вынести, мисс Изабелла, но этого я не вынесу. Чем же я оказал вам неуважение, скажите, пожалуйста? Я говорил, что вы женщина, которой отдано мое сердце. Ну? Разве не ясно, чего я хочу от вас, говоря это? Изабелла Миллер, я желаю, чтобы вы были моею женой.
Единственным ответом Изабеллы на это необычайное предложение был слабый крик изумления, сопровождаемый трепетом всего тела с ног до головы.
Гардиман обнял ее с такою нежностью, которой, конечно, не ожидал бы от него даже самый старинный из его друзей.
– Подумайте несколько времени, – сказал он, возвращаясь к обычному спокойному тону, – если бы вы хоть немного получше знали меня, вы меня поняли бы и не смотрели бы на меня теперь так, как будто боитесь поверить своим ушам. Что удивительного в моем желании жениться на вас? Ведь не в святые же мне готовиться. В молодости я был не лучше (и не хуже) остальной молодежи. Теперь я уже становлюсь человеком средних лет. Мне не нужно романов и приключений, я ищу спокойной жизни с милою любящею женщиной, которая была бы мне доброю женой. Эта женщина вы, опять-таки говорю вам. Я это знаю и по тому, что сам видел в вас, и по тому, что слышал о вас от леди Лидиард. Она говорила, что вы кротки, добры, способны к привязанности. К этому я должен присовокупить, что у вас именно такое лицо и фигура, какие мне нравятся, скромные манеры и, к счастью, полное отсутствие пошлости в разговоре, чего я не нахожу в молодых особах встречаемых в наши дни. Взгляд мой таков: прежде всего я забочусь о самом себе. Что мне за дело, чья вы дочь – герцога или скотника? Ведь я не на отце вашем женюсь, а на вас. Рассудите, дорогая моя. Надо решить один только вопрос, прежде чем вернемся к тетушке. Вы не хотели ответить, когда я спросил несколько минут тому назад. Не ответите ли теперь? Нравлюсь ли я вам?