«Обязуюсь уплатить леди Лидиард пятьсот фунтов стерлингов (500 ф. с.). Феликс Свитсэр».
Леди Лидиард получила эту денежную ценность при обстоятельствах, придавших ей романтический интерес. Это было последнее известие, какое ей суждено было получать от своего высокоталантливого племянника. К документу была приложена записка, которая не может не иметь значения в глазах каждого благоразумного человека, следящего за обращением ценных бумаг.
Нижеследующие строки совершенно конфиденциальны:
«Наш несравненный Муди известил меня, любезная тетушка, что вы решили (вопреки его совету) отказаться от преследования. Я не имею ни малейшего понятия о том, что он разумеет под этими словами; тем не менее, я очень благодарен ему, что он напомнил мне об одном обстоятельстве, имеющем некоторый интерес для вас лично.
Я удаляюсь на континент для поправления здоровья. Во время приготовлений к путешествию всегда что-нибудь забудешь. Пока Муди не зашел ко мне, я совершенно забыл, что имел удовольствие несколько времени тому назад занять у вас пятьсот фунтов.
При том свидании, о котором я упоминаю, ваш разговор и обращение дали мне понять, что я не получу денег если прямо попрошу их. Оставалось одно: взять их, не спрашивая. Я их взял, пока Муди отлучился, чтобы прислать мне рюмку кюрасао, и вернулся в картинную галерею как раз вовремя, чтобы принять этот очаровательный напиток из рук слуги.
Само собою, вы спросите, зачем я нашел нужным сделать этот „принудительный заем“ (употребляя финансовое выражение) в свою пользу. Я руководился побуждениями, которые, надеюсь, делают мне честь: положение мое в то время было в высшей степени критическое. Кредит мой у ростовщиков совершенно иссяк, все друзья отвернулись от меня. Мне оставалось или взять деньги, или обесчестить имя моего семейства. Если есть на свете человек, искренно привязанный к своей семье, – человек этот я. Я взял деньги.
Представьте себе положение ваше как моей тетушки (я ничего не говорю о себе), если б я выбрал другой исход. Исключенный из Жокей-клуба[10], исключенный из Таттерсолза[11], лишенный права держат пари, одним словом, публично объявленный обманщиком пред благороднейшим в Англии учреждением – Терфом[12], – и все это за неимением пятисот фунтов, чтобы зажать рот величайшему негодяю, Алфреду Гардиману! Я не буду огорчать вашу чувствительность (и мою также), останавливаясь на этом. Дорогая и изумления достойная женщина! Вам принадлежит честь спасения семейного имени, себе я могу приписать только низшую заслугу – я доставил вам случай сделать это.
Моя расписка, как вы увидите, прилагается при этом письме.
Не могу ли я сделать для вас что-нибудь за границей? Ф. С.».
К этому остается только прибавить, во-первых, что Муди был вполне прав в своей уверенности, что Феликс Свитсэр сообщил отцу Гардимана об обстоятельствах, при которых Изабелла оставила дом леди Лидиард, и, во-вторых, что Феликс Свитсэр передал французской полиции вполне точно рассказ мистера Троя о покраже, не изменив в нем ничего, кроме номера похищенного билета.