— Ха! Так это правда! Вот что значит настоящий мужик!
— Ладно, и я в деле! Ставлю свою зарплату!
— И я, 7000 на Бренте!
Как и ожидалось. Эти ребята не рванули бы сюда только ради пары вопросов — они пришли участвовать.
— Можно узнать имя и отдел, господин?
— Группа TMT. Скажи просто Crack, и поймут.
— Лжец из Синдиката.
Блокнот раскрылся с сухим шорохом страниц, шариковая ручка заскользила, оставляя резкие линии. Имена фиксировались одно за другим, словно в списке участников странного обряда.
Когда записи были закончены, двое парней и Рэйчел уже исчезли в толпе.
"Они услышали?"
Ответ не заставил ждать. Стоило вернуться в отдел, как пространство разорвал поток вопросов, словно пчелиный рой.
— Шон, разве… это правда?"
— Что именно?
— Ставка на твою зарплату.
Прямое попадание. Личная тема, далёкая от рабочих вопросов. Когда это всё успело дойти до неё? Принцессы раньше там не было. Старшие, едва завидев, всё время прячутся, как будто от чумы — неудивительно, что она заинтересовалась.
Вопросы сыпались ровно, без пауз. Ответы были честными, без лишних эмоций. Тогда прозвучало её замечание:
— Но твой противник опытен….
— Всё в порядке. Игры без шансов на победу не начинаются.
— …Понимаю.
Сомнения сквозили в её глазах, даже несмотря на ровный тон. Но куда неприятнее было не это. Лёгкая складка появилась на её бровях — не забота, а раздражение от чужой безрассудности.
"Был ли напор слишком сильным для принцессы?"
Люди, привыкшие к исключительно здоровой пище, вряд ли знакомы с глутаматом натрия.
Ей явно не по душе, что кто-то устраивает шум с зарплатой на кону. Плечи у Рэйчел едва заметно напряглись, взгляд стал холоднее, словно кондиционер прибавили на пару делений. Но всё в порядке. К непривычной приправе привыкают. Глутамат натрия сначала бьёт в виски, а потом лишь подчёркивает вкус мяса. Пусть её рецепторы спокойно перестраиваются, пока перед глазами вспыхивают новые возможности, как индикаторы на трейдерском табло.
Что здесь по-настоящему ценят? Деньги. А чтобы деньги работали — нужна ликвидность. Ставка с собственной зарплатой щёлкнула, как кнопка на терминале, и правила игры сменились. Дальше — покер. Не сделал колл или рейз — значит, сбросил карты. Сбросил — вышел из партии. О таких забывают быстро, как забывают вчерашний тикер без объёмов. Остаются те, кто ещё ставит.
Те, кто приходит сам и кладёт на стол месячный чек, делятся на два сорта. Или смельчаки на дофамине, которым нужен острый укол риска, или люди настолько обеспеченные, что потеря зарплаты не щекочет даже совесть. Нужен второй сорт — из них получаются будущие клиенты фонда. Привлечь инвестора в хедж-фонд — не поход за кофе. Здесь свой допуск, свои фильтры. Работают с высокой волатильностью и без гарантий компенсаций в случае провала. Среднестатистического обывателя в такой бассейн не пускают — утонет. Законно инвестировать сюда можно тем, у кого деньги не последние.
Условия просты, как формула в шапке отчёта: годовой доход свыше 200 000 долларов. Или активы свыше 1 миллиона. На калькуляторе в голове это быстро превращается в рубли: больше… много в общем, даже без учёта стоимости жилья. И минимальный тикет в фонд — около 80 тысяч долларов. Итог один — клуб для богатых."
Кто эти богатые? В основном белые. Кому белые доверяют свои деньги? Тем, кого знают. Не расизм — геометрия сети. Когда сумма со множеством нулей, рука тянется к знакомому имени. В этом выбор не только про симпатию — чистая эгоистика. Кажется, что так появляется информационное преимущество: за бокалом вина можно спросить то, чего не прочтёшь в презентации. Здесь же срабатывает особая страховка: одно дело — потерять деньги абстрактного клиента, и совсем другое — деньги зятя лучшего друга. В первом случае легко развести руками, во втором — будешь осторожнее, а перед бурей, скорее всего, прозвенит предупреждение. Пульс фонда можно считывать по косвенным признакам — настроению, привычкам тратить, редким оговоркам.
Это и есть та самая валюта — доверие. Крупные фонды надуваются не потому, что всегда показывают фейерверк доходности, а потому что умеют аккумулировать доверие. Вывод прост: связи решают. Особенно связи с богатыми белыми. Допустим, удастся создать фонд и показать крепкую доходность — побегут ли к незнакомцу с чемоданами? Через два года — тридцать. Сколько людей принесут миллион парню из непафосной семьи с русской фамилией? Большинство займёт выжидательную позицию: посидим-ка год-другой, посмотрим на стабильность. Но моя жизнь с таймером на экране не даёт роскоши ждать.
Другая геометрия: тот же парень оказывается коллегой их сына. И слухи ползут по коридорам, что ещё со времён Goldman Sachs этот Sergey Platonov — редкий глаз-алмаз. Тогда чек может лечь на стол сразу. Так работает инерция доверия. Чем она выше — тем шире воронка.
— Эй, новичок! Можно и мне? Спорим. — голоса сами находят.
Без активного поиска люди старшего звена подходят один за другим. Ладонь встречает крепкие рукопожатия, ладони пахнут кремом, кофе и металлом лифтовых кнопок. Взгляд машинально сортирует каждого, будто сканер штрих-кодов.
Ха! Вот за этим всё и затевалось.
— И кто ещё в деле? — любопытство выпирает, как плохо приглаженный галстук.
Этот — минус. Слишком интересует состав игроков. Видно желание использовать ставку, как социальный лифт. Если для роста нужен такой костыль — толку, как от пустого графика без данных.
— Имя? А, вы наверняка слышали. Шерер.
Этот — пометка на полях. Интонация как будто фамилия должна звенеть, как колокол на Нью-Йоркской бирже. Может, блеф. Значит, позже понадобится тихая проверка — кто он, где сидит, кому звонит, какие письма оставляет следы в круговой рассылке.
Воздух в отделе пахнет бумагой, свежей краской маркера и перегретым пластиком системных блоков. По стеклу перегородок бегут отражения мониторов. Где-то далеко клацает степлер, рядом мягко гудит принтер. На экране мигом вырастают списки, а в блокноте прибавляются строки — аккуратные углы букв, короткие штрихи, подчёркивания. Ставки складываются в живой реестр будущих связей, словно кто-то щёлкает фишками за зелёным сукном.
Пусть привыкают к новой приправе. Здесь кормят не только цифрами — здесь кормят репутацией. А репутация любит жар, соль и точный тайминг.
— Ты что, новичок?
Испанец с безмятежным взглядом, в котором таится намёк на уверенность, может оказаться крайне перспективным.
На Уолл-стрит люди с цветной кожей чаще всего принадлежат к одной из двух категорий: либо упрямые иммигранты, пробившиеся сквозь толщу обстоятельств, либо наследники зарубежных капиталов, привыкшие к роскоши.
Если этот мужчина готов рискнуть своей зарплатой, скорее всего, он из второй группы. А значит, нужно впечатлить его с первой же секунды.
— Вы тоже делаете ставки, сеньор?
— Нет, но слышал, есть парни, которые поднимают шум из-за этой затеи. Разве поставить на свою зарплату — такая уж проблема?
— Дело не в сумме.
— Тогда в чём же?
— В этом и есть прелесть. Разница, как между игрой в футбол со счётом и без него.
— Ах!
На лице Гонсалеса расцвела широкая улыбка, он звонко хлопнул себя по ладони.
— Да, когда есть счёт, играть веселее! Можно присоединиться?
— Разумеется. Только представьтесь: имя и отдел, уважаемый.
— Департамент природных ресурсов. Зовите Гонсалес.
Слова прозвучали как приятная музыка. Ещё один многообещающий игрок. Возможно, наследник горнодобывающей империи.
"Тем не менее, пока он уступает Рэйчел."
У иностранных богачей в США редко бывают глубокие связи, а значит, сила сложного процента работает в пользу Рэйчел. Её история пока остаётся туманной, но то, как перед ней преклоняются врачи, говорит об одном — доверие.
К этому моменту список растянулся на пятнадцать имён пожилых господ. Число скромное, но влияние ощутимое.
— Слышал новость? К пари присоединился Гонсалес.
— Ха, вот это да. Интересно, какой теперь общий банк?
— Должно быть, перевалило за 110 тысяч долларов.
Если бы ставка Пирса осталась единственной, весь азарт сошёл бы на нет за день-два. Но теперь каждый новый участник превращал эту игру в настоящий шепоток в коридорах. Пари, доступное только тем, чьи карманы полны золотом — богатым обитателям Goldman Sachs. Сумма уже доросла до годовой зарплаты, и слухи лишь подливали масла в огонь.
Однако к полудню в воздухе повис тревожный запах новой истории.
— Слышал об этом?
— Что именно?
— Врач по здравоохранению сцепился с Пирсом.
Поговаривали, что из-за этого пари уже грызутся два управляющих директора. И кто знает… возможно, ситуация опять качнётся в неожиданную сторону.
Пока Сергей Платонов устраивал переполох, отдел здравоохранения балансировал на грани.
Всё началось с того, что один из управляющих директоров оказался в ярости. Доктор медицины с прозвищем "Носорог".
— Что задумал этот ублюдок? — глухо пророкотал он, и даже воздух в кабинете дрогнул от его голоса.
Рино, как его звали за глаза, был одним из кандидатов на следующую руководящую должность, соперничая с Пирсом. По показателям эффективности Пирс уверенно занимал первую строчку, а Рино шёл следом, но разрыв между ними был настолько огромным, что без чуда догнать его казалось невозможным. Все ожидали, что Пирс выйдет победителем.
И именно тогда перед глазами замаячила редкая возможность. Рынок биофармацевтики вдруг ожил, словно кто-то вдохнул в него жизнь. Сектор, прозябавший в коме с момента финансового кризиса, неожиданно подал признаки движения, будто тёплый ветер разогнал холодный туман.
Это было только начало десятилетнего биотехнологического бума, но в компании Рино об этом ещё не догадывались.
Тем не менее в воздухе витала странная энергия, словно электричество перед грозой. Рынок, казалось, жил собственной жизнью, готовый сорваться с цепи. Оседлать эту волну… только бы ухватиться за гребень, и тогда — может быть… может быть — появится шанс обойти Пирса.