Слова отозвались внутри, словно глухой удар по железу. В груди поднялась тяжесть — не страх, нет, скорее холодная решимость, та, что крепнет, когда уже нет пути назад. Когда взгляд скользнул вверх, на лице Рэйчел играла странная смесь растерянности и вины, будто она только что наступила на чьё-то сердце и не знала, как извиниться. История прозвучала убедительно. Каждое слово резонировало с такой чистотой помыслов, что сомнения просто не имели шансов появиться.
— Извини… Я не знала, что у тебя такие обстоятельства…, — её голос дрогнул, словно тонкая струна под пальцами музыканта.
Что и требовалось от этой девушки, додумать для себя историю как надо.
— Естественно, ты не знала. Потому что никогда об этом не говорил.
Улыбка легла мягко, как тёплый свет фонаря на мостовой дождливой ночью. Указательный палец поднялся к губам — жест лёгкий, почти заговорщический.
— Сохрани это в тайне. Если узнают, что зарабатываю деньги, ради спасения чьих-то жизней…. На Уолл-стрит меня разорвут на куски.
Она кивнула. Конечно, понимает. В мире, где запахи денег перебивают аромат утреннего кофе, добродетель — это предмет насмешки.
— Я обещаю, что сохраню этот секрет.
Обещание прозвучало искренне. Вот и умничка. Хотя, по правде, значения это не имело. Даже если разболтает, всегда можно отмахнуться: мол, красивая сказка для впечатлительной девушки. Но тайны умеют сближать — почти как лёгкое прикосновение к коже, от которого пробегает ток.
Хм. В общем, неплохо.
Главное качество управляющего фондом — никогда не терять деньги. Вот и всё. А тут… добавился благородный оттенок. История обретает вес, когда её приправляешь жертвенной целью. И судя по взгляду Рэйчел, она проглотила приманку.
Она отвела глаза, словно боялась, что на лице слишком ясно написана растерянность.
— Извини за грубость… Я ведь ничего не знала.
Теперь она ещё и виноватой себя будет чувствовать. Вообще, класс.
— Не стоит об этом.
— Кстати…. Сколько нужно?
Вот оно! Теперь тебе девочка уже не сорваться с крючка.
— Минимум — четыре с половиной миллиарда. Максимум — пятьдесят. Долларов, естественно.
Её губы приоткрылись, словно она услышала не цифры, а приговор:
— Что?! Это вообще возможно?
— Сделаю так, чтобы стало возможным.
Голос вышел твёрдым, как камень, хотя в глубине пряталась деталь, о которой она никогда не узнает: эти деньги будут не моими. Их дадут акулы — те, кто привык к запаху крови в воде. Среди них и сама Рэйчел.
Вот так родился ещё один секрет. И снова — тёплая близость, рождённая ложью.
— Ты потрясающий.
Улыбка Рэйчел засияла, искренняя, будто солнце пробилось сквозь дым большого города. И это… кольнуло. Совесть шевельнулась, словно проснувшийся зверёк.
— Рэйчел явно не такая, как остальные на Уолл-стрит….
В ней нет той жадности, что пахнет железом и потом, нет вечного напряжения в челюстях, нет взгляда, острых, как бритва. Она мягкая, доверчивая — чужая среди хищников.
— Завидую… У меня нет такой цели, как у тебя. Всё вышло случайно… оказалась на Уолл-стрит.
— Когда-то и жизнь моя была обычной… пока не случилась трагедия.
В комнате повисла тишина, густая, как дым дорогой сигары, а за окнами шумел город — гул машин, пронзительный свист такси, далёкий ритм мегаполиса, в котором деньги пахнут сильнее, чем цветы.
— И все же… впечатляет.
Слова прозвучали мягко, как лёгкий вздох.
— Рэйчел, попробуй подумать об этом уже сейчас. Чего ты сама хотела вначале?
— Ну, даже не знаю. Отец мечтал, чтобы стала юристом, но мне эта идея всегда казалась чужой.
В её голосе чувствовалась нерешительность, словно она боялась прикоснуться к собственным желаниям. Даже сейчас — в тишине кабинета, среди шелеста бумаг и едва уловимого аромата кофе — разговор становился своего рода разведкой. Сбор информации в такой момент выглядел немного некрасиво… но подсказка стоила того.
"Отец — юрист…"
Мысль звенела в голове, как металлический шарик, ударяющийся о стенки. Но странно — разве обычный юрист может заставить доктора медицины склонять голову? Что это за человек? И как он вписывается в её историю?
Ответы придут позже. Слишком рьяно копаться в чужих тайнах — верный способ навлечь подозрения. Пока хватит.
— Пойдём?
— Конечно.
Когда она поднялась, от её движения на коже остался едва заметный запах дорогого парфюма — что-то цветочное, тёплое, с горькой ноткой.
— Кстати, с завтрашнего дня перехожу в отдел слияний и поглощений. Так что не удивляйся, если меня не будет.
Значит, завтра мы уже в разных мирах — каждый в своей воронке дел. Придётся искать повод для новой встречи. Семена нужно бросать сейчас.
— Что касается этой встречи — всё должно пройти гладко. У компании есть собственный отдел маркетинговых исследований.
— Тогда зачем им мы?
— Потому что им на самом деле нужна не эта информация.
Она нахмурилась.
— Что? Что ты имеешь в виду….
Слова обрываются на полуслове — в воздухе повисает намёк. Ответа не будет, только улыбка — загадочная, как у восточного мудреца, и короткая фраза:
— Если действительно любопытно — попроси разрешения пойти на встречу с клиентом завтра.
Доктор не откажет ей, если она попросит. А после той встречи… любопытство сожмёт её в тиски. Она захочет спросить, но не решится. И тем сильнее будут звучать в голове те загадочные слова.
Фраза, сказанная с лёгкой улыбкой, будто случайно:
— Если понадоблюсь — приходи в любое время.
Дверь за ним закрылась, и в комнате осталась тишина. Рэйчел вернулась домой, рухнула на кровать, уткнувшись лицом в прохладную простыню. Какое-то время ворочалась, разбрасывая подушки, словно в надежде вытряхнуть из памяти его слова.
— Что я только что сказала?
Образ Сергея с горькой полуулыбкой, будто на губах задержалась невыговоренная история, стоял перед глазами.
— Мои родители умерли.
Эта фраза звучала дважды — на приветственном ужине и теперь. Она не придавала ей значения, пока пазл не сложился. Потерял семью.
— Он потерял близких из-за болезни.
Вдруг всё встало на свои места. Его странное прошлое, резкая смена профессии. Хотел стать пластическим хирургом, чтобы зарабатывать, но после утраты — бросил всё и ушёл на Уолл-стрит.
Чтобы другие не испытали той же боли.
Сюжет, достойный фильма. Даже для неё, выросшей в мире, где деньги всегда были под рукой, эта история звучала как вызов.
"А разве он не был выпускником медшколы?"
"Готов сделать что угодно ради денег?"
"А что ты сделаешь с этими деньгами?"
Слова вырвались тогда импульсивно, на волне раздражения, когда он так яростно защищал Голдмана. Слова избалованной дочери богатых родителей, не знавшей настоящей нужды.
Щёки загорелись от стыда. Перед глазами встал его взгляд — жёсткий, почти хищный, но в глубине глаз пряталась боль.
"Я не ожидала, что он посмотрит та…"
Рэйчел всегда тянулась к миру без конфликтов. Сергей был другой — он провоцировал, словно испытывал мир на прочность.
Но тогда он сказал:
— Я видел, как дорогой человек умирал в страшных мучениях, теряя человеческое достоинство. Я не хочу больше никогда быть таким беспомощным.
— И не позволю никому пройти через это.
Эти слова прозвучали, как удар молота по наковальне — внутри что-то дрогнуло.
За провокационной бравадой и резкими словами прячется история, о которой большинство и не догадывается.
Мысли снова возвращаются к тому, как приходилось вести себя рядом с ним — словно избалованная девчонка из богатого квартала. Даже подушка, избитая до взмокших ладоней, не смогла вытрясти из памяти стыд, липкий, как пролитый мед.
"Ему ведь все равно, да?"
В ушах все еще звучал его спокойный голос: все в порядке. Ни тени скрытой злобы, ни холодного металла в интонации — только ровный тон, как гладь воды без ряби.
— Да, все будет хорошо.
Повторение этих слов тянулось в голове, как молитва перед сном. Под веки мягко легла темнота, и в ней удалось найти хрупкий покой.
Но утро впилось в виски резким светом. Рядом — пустой стол, холодный и безмолвный. Мысли нахлынули с новой силой, тяжелой волной, от которой подогнулись колени. Каждое слово, сказанное вчера, теперь звенело, как ложка, упавшая в пустую чашку.
"Разве не будет странно спросить, все ли с ним в порядке?"
Колебание тянулось, как резина, пока резкий скрип двери не разрезал воздух. В кабинет шагнул доктор, запах его утреннего лосьона смешался с едва уловимым ароматом кофе из соседней комнаты.
— Рэйчел?
— Да?
— Сегодня встреча в Колтоне. Присоединитесь к нам.
Слова упали, как камень в воду, подняв рябь недоумения. Во время тренировки уже звучали намеки, но теперь приглашение стало фактом.
Обычно аналитики не сидят рядом с клиентами за столом переговоров. Это право — привилегия старших. Но теперь ей предстояло ступить туда, куда путь обычно закрыт.
"Это снова из-за прошлого?"
Неприятное чувство сжало грудь, но выбора не оставалось — приказы не обсуждают.
Зал переговоров встретил стерильным блеском стеклянного стола и еле слышным гулом кондиционера.
— Джон! Мы давно не виделись лично, а не только по телефону! — голос управляющего звенел радушием.
— Разве не прошло всего две недели? — ответ прозвучал с суховатой насмешкой.
— Ха-ха, а такое ощущение, что два года!
После обмена теплыми фразами управляющий повернулся к ней.
— Это Рэйчел Мосли из нашей команды. Ее отец — партнер в юридической фирме Cravath & Swaine.
— О, так ли это?
Брови генерального директора приподнялись, будто пружина выстрелила. Название фирмы он узнал мгновенно — в Нью-Йорке таких слов не забывают.
Cravath & Swaine — не просто фирма. Это дверь, ведущая в самое сердце нью-йоркской элиты. Газеты писали об этом так:
— Есть три пути в высший свет Нью-Йорка: Гарвард, Goldman Sachs и Cravath