— Какие из них? — сухо.
— Номера 1, 3 и 5.
Шоррл, шуррр… страницы зашуршали, словно сухие листья, когда пальцы Пирса и Джеффа торопливо листали папки. Первая рекомендация — "Фонд Медицина".
Инвестиционные основные моменты:
— Продукт: комплект, диагностирующий 236 типов раковых клеток.
— Запуск в июне 2012-го. За полгода — выручка 11,12 млн долларов.
— Анализ, сравнение, рынок…
И в финале — жирная строчка, словно крик на бумаге: "Обеспечить акции как можно быстрее. IPO раньше среднего по отрасли".
Пирс дочитал — и брови сомкнулись в тяжёлый хмурый мост.
— IPO на этом этапе?.. — слова резанули воздух, словно треск сухой ветки.
Компании живут по своим циклам — как люди. Сначала — в тесном кругу родных инвесторов: основатели, друзья, венчурные дяди, ангельские тёти. Те, кто терпеливо греют ребёнка у камина роста, не требуя немедленной отдачи.
Но вечное детство не предусмотрено. Рано или поздно — взрослеть, выходить на публику. На биржу. Первичное размещение акций, IPO — словно бал, на который выводят невесту. С помпой, с приданым, с надеждой на богатого жениха.
Капитал врывается рекой, но и хлёсткая плеть рынка бьёт больнее, чем ласковые руки ранних инвесторов. Толпа нетерпелива. Ей не нужны мечты о завтрашнем дне — только прибыль здесь и сейчас. Малейший сбой — и акции летят вниз, как сорванный лист в осеннем вихре. Особенно если компания — зелёный росток, без корней доверия.
Поэтому на бал выходят только зрелые. Те, чья ценность измеряется миллиардами, кто прошёл испытание временем. А здесь — всё иначе. Компания едва набрала вес в 5 миллиардов, с одним продуктом, которому чуть больше года. Ещё рано. Слишком рано. Выпустить её в открытый рынок сейчас — всё равно что отправить двенадцатилетнего ребёнка в ночной мегаполис.
— И всё же… они пошли на это? — вопрос звенел, как стальная струна.
Брент кивнул. Решили рискнуть. Подняли занавес, вывели хрупкую фигурку на сцену IPO. А Сергей Платонов не просто предугадал этот шаг — он шепнул: "Хватайте акции немедленно". Время — как влитое.
Шоррл, шуррр… страницы шуршат дальше. Две другие компании — такие же. Рекомендации под IPO. И снова преждевременность, снова ощущение, что в мир выбрасывают детей — десяти, пятнадцатилетних. Не запретно, но странно. Тревожно. Как будто Платонов видит будущее сквозь дым.
— Странное совпадение, — наконец проронил Пирс. Слово осело тяжёлым камнем, но воздух стал ещё гуще. Одно совпадение — ладно. Два — уже странно. Три из десяти? Это не совпадение. Это вызов здравому смыслу.
Но сидеть в тишине вечно нельзя.
— Если эта "выпечка" правда, клиентам это не продашь, — голос Пирса сухой, как шаги по мрамору. — На подходе к IPO они не сольют акции. Рекомендация бесполезна.
Акции Платонова уже недосягаемы. Оставалось ждать, когда ударит гонг публичного предложения. Но срок… слишком сжат. Взять — не успеть. Для текущей стратегии эти бумаги — мёртвый груз.
Скрииич… скрииич… ручка Пирса впилась в бумагу, оставляя царапающие звуки — словно когти по стеклу.
Перьевая ручка легко чертила длинную линию, оставляя за собой глянцевый след чернил на белоснежной бумаге. Три зачеркнутых пункта. Всего три — и этого хватило, чтобы Сергей Платонов лишился трех очков уже на старте. У него оставалась одна замена, жалкая попытка прикрыть дыру, но этого было мало — три пробоины не закрыть заплаткой.
— Есть ли у нас замены?
Вопрос Пирса разрезал тишину стальным лезвием.
— Подожди!
Грохот!
Брент резко вскочил, так что бедро звонко ударилось о край стола. Боль прошила кость тупой волной, но сейчас она не имела значения — слишком ясно звучала директива.
"Используйте список нового найма. Без исключений".
— Несправедливо менять выбор! — голос Брента звенел, как натянутая струна.
— Но новичок даже не знает о выпечке, разве нет?
Выпечка. Слово прозвучало почти абсурдно в этих стенах. На самом деле это был частный запрос. Компания, готовящаяся выйти на биржу, рассылала RFP — запросы на предложение — только избранным. Инвестиционным банкам вроде Goldman, JP Morgan или Deutsche Bank. И даже среди них — лишь тем, кто сидел в подразделении здравоохранения. Брент знал: у Сергея Платонова не могло быть ни единого шанса узнать об этом. Смысл был прост — дать парню возможность исправить ошибку, возникшую не из-за небрежности, а из-за незнания.
Логично. Почти благородно. Но Брент не собирался отступать.
— Господин Пирс, вы сами сказали, что будете сравнивать новичка с сотрудником с двухлетним стажем. А эта информация — именно то, что дает этому человеку преимущество! Это все равно что заставить кого-то бежать в гонке без обеих ног, только потому что сопернику десять лет!
Пирс повернул взгляд к Сергею. Глаза его были спокойны, как гладь темной воды. И вдруг — короткий кивок.
— Старший Брент прав. Ничего менять не нужно.
Принял потерю очков. Просто так. Как будто три минуса ничего не значили.
"О чем он думает?" — мысли Брента бешено метались, пока на лице Сергея медленно расцветала ухмылка, как пятно масляной краски на чистом холсте.
— Убирать нечего. Сделано верно.
— Кто ты… — слова Брента захлебнулись.
Цель этой ставки никогда не заключалась в том, чтобы просто получить одобрение клиента. Это лишь средство. Настоящее испытание — доказать истинность утверждения: восемь из десяти выбранных мною пунктов всегда приведут к сделке.
Фраза ударила в голову, как молоток по наковальне.
— То есть это не провал, а успех?
— Да. Как вы отметили, у меня нет доступа к данным о выпечке. Следовательно, это очко, заработанное мастерством.
Аргумент звучал ледяным лезвием: ответ не ошибочен — напротив, он верен. Продукт признан рынком. Более того, он уже распродан.
— Ни в коем случае! В этой ставке выбор клиента — решающий! Засчитывать очки до старта — это все равно что объявить счет до выстрела пистолета!
— Да ладно, старейшина. Правила — не торговый автомат, чтобы выбирать как захочется. Если нельзя менять из-за ошибки, нельзя менять и из-за правильности.
— Это….
Сергей ловко использовал слова Брента против него же. Тот пытался продолжить, но язык запутался в собственных узлах.
— Хорошо. Оставляем как есть. Джефф сообщит корректировки отдельно, — Пирс резко подытожил встречу.
За стеклом конференц-зала воздух дрожал от гулких голосов и звона клавиатур. В отделе M\&A царила суета, как в муравейнике, куда кто-то воткнул палку. Между рядами столов промелькнула знакомая фигура — вице-президент из финансового подразделения, курирующего сделки с заемными средствами. Его шаги звучали уверенно, будто каждый каблук был печатью приказа.
— О? Мистер Мастерс? Что привело вас сюда…?
— Хотел обсудить недавний LBO….
Даже если бы вопрос был срочный, вице-президент обычно не заявлялся бы лично. Обычно хватает быстрой электронной почты, короткой строчки с пометкой "важно".
— На двадцать третьей странице колоды ошибка….
— Не могли бы дать десять минут?
— Десять минут?
Помощник скользнул усмешкой, указал подбородком на конференц-зал. А в дверях уже показался Пирс.
— Ну… Хотел увидеть всё своими глазами.
Каждый конференц-зал в Goldman — сплошное стекло, прозрачность в чистом виде. Идеальное место для того, чтобы прятать любопытство за видом делового спокойствия. Вице-президент появился именно в этот момент, чтобы взглянуть на разбирательство, прикрывшись благовидным предлогом. Дал подчинённым пару лишних минут, будто между делом.
И всё же равнодушие выглядело фальшиво. Пять человек уже успели прийти с тем же самым предлогом.
— Ха-ха… Верно, не торопитесь.
Сделав вид, что всё понял, он скользнул взглядом за стекло. На сердце лёгкая неловкость — на миг и не больше. Шесть… семь… восемь… Вице-президенты стекались один за другим. Придуманные оправдания постепенно сменялись откровенными пересудами.
— Что тут, чёрт возьми, творится?
— Какая внутренняя возня вызвала такой шум?
— Из всех людей — эти двое… самые безжалостные…
Голдман всегда славился жесткой внутренней политикой, но, чтобы вот так, открыто, напоказ — такое впервые. Пирс и Носорог.
Два имени, от которых веяло угрозой. Оба хищники, оба мстительные и злые.
— Не видел ни разу, чтобы вице-президенты сами кланялись новичку из другого отдела, — пробормотал кто-то вполголоса.
Уолл-стрит — армия в костюмах, со своими чинами и уставами. Здесь начать разговор с новичком — почти признать себя ниже рангом. Но сейчас — все они толпились возле Сергея Платонова, наперебой уговаривали его выдать хоть кроху информации.
Позже, в баре, эти же люди будут глушить горечь скотчем и шептать друг другу:
— В Goldman появился сумасшедший новичок, заставил нас кланяться на этом этапе карьеры.
Слухи, которых добивался Платонов, уже расползались. Правда, пока только среди простого люда, не среди акул Уолл-стрит.
— Говорят, он поставил на кон свою зарплату? В это кто-то верит?
— Ну… только безумец мог бы так поступить.
— Они ржали, когда узнали, что он отказался от пересмотра зарплаты в первый же год.
Имя пока никто не называл, но обрывки уже гуляли по этажам. Правда, не все слова были лестными.
— Он всё это задумал с самого начала?
— Вот почему поднял ставки, поставил на кон всё.
— Признай, парень выжал из шанса максимум.
Слово "договорняк" не осмеливался произнести никто. Никто не хотел попасть в чёрный список Пирса. Но ухмылки и перешёптывания говорили сами за себя: многие считали Платонова шулером, ловко воспользовавшимся моментом.
И вдруг — тишина. Встреча началась. Все притихли. Каждый сжал в руке свой BlackBerry, как оружие.
Кто одержит верх?
Кажется, здравоохранение проседает. У партнёра кислое лицо.
— Подожди… стой! Выражение Пирса… странное.
— Так здравоохранение выигрывает?