Все происходило стремительно. В следующие несколько месяцев Ло провел слияние Миссисипской компании с другими французскими компаниями, которые якобы специализировались на торговле с Азией и Африкой, но, по сути, мало что делали. Ло также получил право на торговлю табаком во Франции («Они называют это волшебным растением, потому что человек, начавший его потреблять, уже не может бросить», – говорила принцесса Палатина).
Чтобы заплатить за эти приобретения, Ло планировал продать новые акции Миссисипской компании. Люди видели, что предприятие развивается, также у них были деньги – деньги, которые печатал банк Ло. Всем захотелось приобрести акции. Здесь Ло сделал гениальный шаг. Он сказал: «Вы не можете купить новые акции, если вы не владеете старыми». Итак, все ринулись скупать старые акции, и их цена резко начала расти.
Несколько недель спустя компания приобрела права на все доходы Королевского монетного двора в течение следующих девяти лет. Ло спонсировал этот ход другим выпуском акций – и, чтобы их купить на этот раз, вам нужно было иметь акции обоих предыдущих выпусков. Стоимость акций стала еще выше.
К августу 1719 года акции торговались более чем за 3000 ливров каждая, по сравнению с около 500 несколько месяцев назад. Примерно в это время Ло сделал самый важный шаг. Он предложил королю занять достаточно денег для полной выплаты государственного долга Франции. По сути, он хотел объединить займы короля: собрать их вместе и снизить процентную ставку. Король – в лице регента – принял его предложение. Чтобы собрать деньги, Ло продал еще больше акций.
Люди знали, что цена только увеличится, когда акции появятся на открытом рынке, поэтому они шли прямиком к Ло в надежде купить акции лично у него. «Ло постоянно осаждали просители и льстецы; люди выбивали его дверь, забирались к нему домой через окна в саду и вваливались в его кабинет по дымоходу, – писал дворянин того времени. – Речь шла о миллионах». Для обозначения людей, которые разбогатели на акциях Миссисипской компании, изобрели слово «миллионер».
Ло продолжал захватывать бизнес французского государства. В итоге, что было неизбежно, регент предоставил Ло право собирать налоги от имени короля. Французы платили специальные налоги на каждую мелочь, которую они покупали. Закон заменил их единым подоходным налогом, который был более эффективным и менее обременительным для бедных. «Люди танцевали и прыгали по улице, как будто они обезумели от радости, – писал Даниэль Дефо из Парижа той осенью. – Теперь они не платят ни одного гроша налогов за дерево, уголь, сено, овес, масло, вино, пиво, хлеб, карты, мыло, скот, рыбу – словом, ни за что».
Франция ликовала. Деньги были повсюду. В сельской местности фермеры начали выращивать урожай на земле, которая была оставлена под пар. В Париже ремесленники продавали больше кружев, тарелок и одежды, чем когда-либо. Правительство нанимало рабочих для строительства дорог и мостов. Французские солдаты воевали с Испанией – они всегда с кем-то воевали, но на этот раз правительство могло заплатить им, не переплавляя королевское серебро.
Джон Ло все в большей степени становился лицом французской экономики. Он собирал налоги для правительства и получал от него выплаты по государственному долгу. Он обладал монополией на всю торговлю Франции за пределами Европы. И он буквально мог печатать деньги.
Акции Миссисипской компании продолжали расти в цене. Сотни тысяч людей со всех уголков Европы приезжали в Париж, чтобы войти в долю. Они толпились у здания компании, надеясь услышать последние новости, а также купить и продать акции. Толпы не давали проехать экипажам, поэтому власти города перекрыли дорогу для транспорта и поставили железные ворота на обеих ее концах. Каждый день в 7 утра звонили в колокол, били в барабан, открывали ворота, и все бросались покупать и продавать акции. Служащий посольства Великобритании писал, что на улице «с самого утра до позднего вечера толпятся принцы и принцессы, герцоги, пэры и герцогини – словом, вся аристократия Франции. Они продают поместья и закладывают драгоценности, чтобы купить акции Миссисипской компании». Лакей Ло (парень, который сидит на задней части экипажа) так разбогател на акциях компании, что бросил свою работу и нанял двух лакеев – одного для себя, другого для Ло. В начале декабря количество акций достигло 10 000.
Акции компании, которые Ло купил, когда они никому не были нужны, сделали его, беглеца, обвиненного в Англии в убийстве, самой богатой некоролевской особой в Европе. Он купил десяток поместий, несколько особняков в Париже, мешок бриллиантов и 45 000 книг.
В январе 1720 года Ло был назначен генеральным контролером финансов всей Франции, это вторая по значимости должность в стране после регента. Эта работа давала Джону Ло очень высокий статус, который прекрасно сочетался со всем этим богатством. Правительство благодарило его за «важные услуги, которые он оказал Государству, включая учреждение Королевского банка, чью полезность они так ценят; различные договоренности, которых они достигли при выплате государственных долгов; увеличение государственных доходов и улучшение качества жизни народа».
Доля в Миссисипской компании, так же как доля в Apple, GM и любой другой корпорации сегодня, дает ее владельцу бессрочное право на часть всех будущих доходов компании. Рост цены акций Миссисипской компании в 1719—1720-х годах был основан на обещании крупных доходов в будущем. Это казалось достаточно правдоподобным. Испанцы обнаружили гору, полную серебра, в Южной Америке, а голландцы разбогатели, взяв под контроль отдаленные острова, богатые корицей и гвоздикой. Во Франции ходили слухи об изобилии территории Миссисипи: изумрудная гора, крупные залежи серебра, сотни процветающих домов, появляющихся в Новом Орлеане.
Но на самом деле там не было ни изумрудов, ни серебра. К 1719 году французские поселенцы построили всего четыре дома в Новом Орлеане. Но Ло, похоже, считал, что там есть потенциал для чего-то великого. Компания купила десятки кораблей, и Ло вложил свои деньги, чтобы отправить поселенцев к западу от Миссисипи, где сейчас находится Арканзас, для выращивания табака и поиска серебра. Большинство из них погибли от болезней и голода, что обычно случалось с прибывавшими сюда европейцами. Люди из Европы стекались в Париж, чтобы разбогатеть на торговле акциями Миссисипской компании; они не стекались в район Миссисипи. Поэтому Ло протолкнул новые законы о пересылке дезертиров, проституток и преступников в Америку, и в 1719 году корабли невольных поселенцев начали пересекать Атлантику. Это был шаг отчаяния; все шло плохо.
В марте 1720 года Джон Ло сделал шокирующее объявление, которое в итоге разрушит весь его проект. Он сказал, что Миссисипская компания купит или продаст неограниченное количество своих акций по фиксированной цене в 9000 ливров, чуть ниже той цены, по которой акции торговались на открытом рынке. По всей вероятности, он хотел остановить рост цен и стабилизировать рынок. Это закончилось тем, что многие люди продали свои акции обратно компании. А банк (теперь им владела компания) печатал больше бумажных денег для покупки всех акций.
У экономистов есть странный термин: «реальная экономика». Грубо говоря, это вся экономическая деятельность, происходящая за рамками финансов. Плотник, который строит вам дом, работает в реальной экономике. Банкир, который одалживает вам деньги на покупку дома, – нет. Когда экономика хорошо функционирует, реальная экономика и финансы поддерживают друг друга. Банкир выдает вам ссуду, чтобы вы могли купить дом, который построил плотник. Все выигрывают (в теории).
Но бывают времена, когда между реальной экономикой и финансами нет связи. Иногда финансы отстают от реальной экономики. Недостаточно денег или займов, и никто не хочет ни во что вкладывать. Такой была Франция до Джона Ло (Великая депрессия – классический пример из современной эпохи).
А бывают времена, когда финансы несутся впереди реальной экономики. Имеется слишком много денег; слишком просто взять ссуду, и все хотят инвестировать. Люди начинают покупать не ради будущего потока доходов от своих инвестиций, а потому, что они считают, что смогут продать акции дороже через день или месяц. С этим столкнулась Франция в 1720 году – и для реальной экономики это оборачивалось проблемой. Все эти парящие вокруг новые деньги завышали цену основных продуктов, таких как пшеница, свечи, молоко. С осени 1719 года по осень 1720 года цены выросли почти в два раза.
Ло знал, что ему нужно изъять деньги из обращения, чтобы привести финансовую экономику в соответствие с реальной. Он верил в бумажные деньги – он повторял эту мантру пятнадцать лет. И Ло думал, что сможет стабилизировать экономику и наконец разорвать cвязь между ценным металлом и деньгами, если он заставит людей отказаться от золота и серебра в качестве денег.
В первые месяцы 1720 года он объявил владение большим количеством золотых или серебряных монет незаконным. Сразу же у всех появилась куча новых золотых и серебряных украшений. Поэтому Ло запретил изготовление любых золотых предметов больше одной унции, за исключением крестов и церемониальных чаш. Это немедленно вызвало вспышку набожности в Париже; в моду вошли большие золотые кресты. Ло запретил и их.
По мере того как ювелиры богатели, Ло начинал терять хватку. Он протолкнул ряд мер, требующих использования бумажных денег при совершении крупных покупок. Затем он сказал, что к концу года люди больше не смогут обменивать свои банкноты на золото и серебро. Останутся только бумажные деньги.
В мае 1720 года Ло пошел дальше. Он объявил, что стоимость бумажных денег будет постепенно уменьшена вдвое. В этот момент Франция вышла из себя. Люди бесчинствовали три дня. Банк закрылся. Жители бросали в окна камни.
Неделю спустя регент отменил этот указ Ло. Но это уже не имело значения. Система находилась в состоянии свободного падения. Люди заполоняли улицы Парижа не для того, чтобы торговать акциями Миссисипи, а чтобы обменять свои бумажные деньги на серебро. У банка, конечно же, не было достаточно серебра. Фермеры перестали принимать бумажные деньги.