все. Речь не о компьютерах, грузовиках без водителей и турагентах. Я говорю о машинах, занимающих рабочие места людей, что приводит к массовым беспорядкам – именно это происходило в начале XIX века в Англии. И сходство между тем, что происходит тогда и сейчас, просто поражает. В прошлый раз это ничем хорошим не закончилось. Спросите луддитов.
История первых луддитов может поведать куда больше, чем предполагает современное значение этого слова. Луддиты не выступали против новых технологий потому, что ненавидели изменения; они были квалифицированными специалистами, видевшими, что машины отнимают у них работу, и решившими дать отпор.
Это происходило в Англии в начале XIX века – в разгар индустриальной революции, толчок которой дало производство тканей. В то время сукно было очень дорогим и труднопроизводимым; большинство людей могли позволить только один или два комплекта вещей. Производство ткани состояло из многочисленных специализированных шагов, и им в основном занимались искусные ремесленники, работавшие на дому или в небольших цехах. Женщины брали немытую шерсть и ткали из нее пряжу. Мужчины делали из нее грубую ткань на ручном ткацком станке. Затем другие люди, называвшиеся стригальщиками, срезали с ткани пух огромными восемнадцатикилограммовыми ножницами.
Многие люди, умевшие изготавливать ткань, жили богато по меркам того времени и обладали свободой работать на себя. Ткачи заходили в паб с пятифунтовой банкнотой, торчавшей из шляпы, – демонстративное потребление сотни лет назад до того, как был придуман этот термин. У ремесленников даже была традиция, «святой понедельник», заключавшаяся в том, чтобы напиться в воскресенье и устроить себе выходной в понедельник.
Тот факт, что работа хорошо оплачивалась, отчасти сулил ей уничтожение. Если вы рабочий, большая зарплата – это хорошо. Но если вы торговец тканью, вынужденный платить всем этим прядильщикам, ткачам и стригальщикам, в какой-то момент вы начинаете задумываться о более дешевом способе производства. И в это время в Англии люди начали создавать новые машины, которые делали все эти вещи. Кто-то изобрел станок для прядения шерсти. Другой человек придумал станок, превращавший эту шерсть в ткань с помощью меньшего количества рабочих. А третий нашел способ срезания пуха с ткани без стригальщиков и их восемнадцатикилограммовых ножниц.
Так же как в Кремниевой долине сегодня, в Англии всюду кипела деятельность. Люди становились богатыми, люди заключали сделки. Один из примеров – чулки. Тогда они были большими (обратите внимание на лодыжки людей того времени). Согласно легенде, рабочий по имени Роупер из сельской Англии смастерил «грубый и несовершенный» прототип станка для изготовления эластичных чулок. Затем местный фермер, решивший попробовать себя в чулочном деле, продал лошадь за £5 и на эти деньги купил права на станок Роупера. Фермер умер в богатстве; неизвестно, что по поводу этой сделки думал Роупер.
Действительно, впервые в истории технологические изменения для рабочих происходили в столь крупном масштабе и так стремительно. Сегодня нам представляется, что изменения постоянны и что некоторые профессии – кузнецы, телефонистки, туристические агенты – просто исчезнут. Но тогда мир был другим. Вещи значительно не менялись от поколения к поколению. Раньше британский закон даже запрещал новые машины, угрожавшие рабочим потерей мест. Однако британское правительство сделало выбор в пользу новых машин. Квалифицированным рабочим того времени это казалось плохим решением.
Мы восхваляем людей, которые создают новые рабочие места, но в конечном счете мы становимся богаче, уничтожая рабочие места – придумывая, как выполнять тот же объем работы с меньшим числом людей.
Суконщики сочли, что смогут убедить страну изменить свой выбор, начав своего рода подпольную войну против машин. В 1811 году в газетах, на стенах рынков и в почтовых ящиках владельцев машин стали появляться загадочные письма. Вот одно из них (кстати, стригальные машины – это устройства, заменившие стригальщиков с гигантскими ножницами):
Владельцу стригальной машины мистеру Смиту в Хилл Энде, Йоркшир
Сэр,
до нас дошли сведения, что вы являетесь владельцем этих отвратительных стригальных машин. Мои люди изъявили желание, чтобы я написал вам и честно предупредил о необходимости отказа от них… Если они не будут выведены из эксплуатации к концу следующей недели, я отправлю одного из моих лейтенантов минимум с 300 солдатами, чтобы уничтожить машины. Кроме того, обратите внимание, если вы заставите нас зайти настолько далеко, мы усугубим ваше горе, сжегши ваши здания дотла, и, если у вас хватит наглости стрелять по моим людям, у них есть приказ убить вас и сжечь ваш дом…
Генерал армии
исправителей несправедливости
Нед Лудд…
Говорят, что Эдвард Недд Лудд, лидер повстанцев, предводитель луддитов, прятался в Шервудском лесу в Ноттингемшире, как Робин Гуд. У них есть еще нечто общее – оба этих персонажа вымышлены. За несколько десятилетий до этого чулочник с таким именем сошел с ума и разбил оборудование для изготовления чулок. Так, по крайней мере, рассказывал один редактор газеты. Но генерал Лудд, лидер армии исправителей несправедливости, был вымышленным персонажем – кто-то придумал его, и миф распространился.
Люди и раньше писали разгневанные письма, временами нападая на фабрики. Но каким-то образом назначение несуществующего генерала все изменило. Появление вымышленного Неда Лудда представило происходящее в грандиозном масштабе. Речь шла не о нескольких рассерженных работниках. Возникла тайная армия, «бойцов» которой люди стали называть луддитами, распространившая свое влияние по Северной Англии.
Луддизм не был культом, сопротивляющимся техническому прогрессу. Луддиты также не были прототипами хиппи, возвращающимися из городов в деревни. Они просто хотели избавиться от машин, которые забирали у них работу. В Ноттингемшире весной 1811 года они начали применять силу. Почти каждую ночь, неделя за неделей, банды вооруженных вязальщиков выходили на улицу с топорами и кузнечными молотами, врывались на фабрики и вдребезги разбивали деревянные машины, использовавшиеся для вязания чулок.
За несколько месяцев Нед Лудд стал фольклорным явлением. Когда владелец фабрики шел по улице, дети дразнили его: «Я Нед Лудд!», «Нет, я Нед Лудд!». Один государственный служащий получил письмо от человека, назвавшегося адвокатом Неда Лудда и выдвинувшего ему обвинения в Суде Лудда. Люди пели о Лудде в пабах.
Довольно петь старые рифмы о Робине Гуде,
Его подвигу я дивлюсь мало.
Я буду петь о свершениях генерала Лудда,
Ныне – героя Ноттингемшира.
Лудд сжег хлопчатобумажную фабрику, он уничтожал машины для резки шерсти. Нападения исчислялись десятками, и их число росло.
С момента революции во Франции прошло всего несколько десятилетий, и власти Британии были в ужасе. В 1821 году Парламент внес законопроект о наказании людей, уничтожающих станки, смертью. Лорд Байрон, поэт, также имел малоизвестную карьеру в Парламенте. Его первая речь касалась этого законопроекта. Действия луддитов, сказал Байрон,
…явились результатом самого беспрецедентного бедствия… ничто, кроме абсолютной нужды, не могло повергнуть большую, некогда честную и трудолюбивую группу лиц в совершение бесчинств настолько опасных для них самих, их семей и общества…
Эти люди хотели копать, но лопата была в чужих руках; им не было стыдно умолять, но никто не услышал их. Их лишили средств к существованию; другие рабочие места заняты; и их бесчинства, которые мы, несомненно, осуждаем, вряд ли могут вызвать удивление.
Оставив в стороне ощутимую несправедливость и определенную неэффективность законопроекта, я хочу спросить: неужели в ваших законах недостаточно смертных казней? Неужели на уголовном кодексе так мало крови, что нужно пролить больше, чтобы люди вознеслись на небеса и свидетельствовали против вас?.. Это ли способ решения для голодающего и отчаявшегося народа?
Да, решила Палата лордов. Смерть путем повешения стала способом решения для голодающего и отчаявшегося народа. Законопроект был принят Парламентом как чрезвычайная мера. Однако нападения становились все масштабнее.
В ночь на 11 апреля около сотни луддитов собрались на поле вблизи городка Хаддерсфилд на севере Англии. Многие из них были стригальщиками – рабочими с тяжелыми ножницами, срезавшими лишние волокна и пух с шерстяной ткани. Эти люди собирались напасть на фабрику на окраине города. По дороге к ним присоединялись другие недовольные; в итоге их набралось около 150 человек. В качестве оружия они брали все, что могли найти, – пистолеты, молотки, топоры. У некоторых были только камни. Они не преследовали владельца фабрики Уильяма Картрайта. Они собирались уничтожить его станки, лишившие их работы.
Картрайт только начал использовать стригальные машины, заменявшие стригальщиков. За месяц до этого луддиты уничтожили вагон новых машин, направляющийся на фабрику Картрайта, и фабрикант был готов к прямой атаке.
Он стал спать на фабрике вместе с четырьмя солдатами и пятью рабочими. Солдаты размещались на верхнем этаже, где они могли прятаться за каменными укрытиями и стрелять по нападающим. Картрайт усилил дверь фабрики железными клепками и засовами. Он поставил бочку с серной кислотой на верх лестницы, чтобы вылить ее на атакующих, которые войдут через дверь. Ворота снаружи фабричного двора патрулировали два охранника.
Сразу после полуночи луддиты вступили на территорию фабрики. Они схватили охранников и прорвались через ворота, используя топоры. В помещении фабрики начала лаять собака. Картрайт проснулся и разбудил солдат, которые стали стрелять со второго этажа. Луддиты с молотками и топорами попытались сломать дверь, но у них ничего не вышло. Они отступали и снова нападали. Они выбили окна, но не тронули никого, кто был внутри. Два луддита были убиты солдатами.