тандарт. В Соединенных Штатах из года в год за 20,67 доллара вы получали унцию золота, а за унцию золота вы получали 20,67 доллара. Это было столь же просто и постоянно, как тот факт, что час равен шестидесяти минутам, а шестьдесят минут равны часу.
Переход всех крупных экономик мира на золотой стандарт решил множество экономических проблем. Это упростило международную торговлю. Поскольку валюта каждой страны всегда конвертировалась в золото по одному и тому же курсу, относительная стоимость различных валют оставалась неизменной (за 4,87 доллара вы всегда покупали 1 фунт стерлингов). По сути, международный золотой стандарт был подобен единой международной валюте. Наряду с новыми технологиями, такими как пароходы, железные дороги и телеграф, золотой стандарт способствовал первой крупной волне глобализации. Люди в таких странах, как Соединенные Штаты и Аргентина, стали богаче, продавая товары в Европу, а люди в Европе стали богаче, инвестируя в такие страны, как Соединенные Штаты и Аргентина. Снизились тарифы, особенно в Великобритании. Золото утекало и притекало, как вода. Мечты Смита и Юма сбылись. Что могло пойти не так?
Во второй половине XIX века, когда страны одна за другой присоединялись к международному золотому стандарту, мировая экономика росла быстрее, чем мировой запас золота. Количество вещей, которые люди хотели купить, увеличивалось быстрее, чем количество золота, доступного для покупки вещей. В результате спрос на золото вырос и оно подорожало. При модели золотого стандарта, когда золото дорожает, цена всего остального падает.
В мысленном эксперименте Юма, где золото неожиданно исчезает, а цены на все падают, ничего не меняется внутри страны, потому что относительные цены остаются прежними. Заработная плата рабочих падает точно так же, как и цена товаров, поэтому каждый может купить прежнее количество вещей. Но Юм в своем мысленном, слишком прекрасном для реальности эксперименте, по большому счету, упустил важную функцию денег: долговой инструмент.
Если сегодня я займу 1000 долларов, а завтра моя зарплата и цена всего, что я покупаю, сократятся вдвое, мне придется туго. Теперь мне нужно будет работать в два раза больше, чтобы ежемесячно выплачивать долги! С другой стороны, если у меня нет долгов и есть 1000 долларов в банке, я окажусь в шоколаде, когда цены будут падать: теперь я смогу купить в два раза больше вещей, чем вчера. Снижение цен плохо для должников и хорошо для кредиторов.
После того как в 1873 году Соединенные Штаты перешли от смешанного стандарта, золотого и серебряного, к золотому, цены падали в течение двадцати лет. Это было очень хорошо для богатых людей, на чьи деньги можно было купить все больше и больше вещей. Это было очень плохо для бедных людей, которые задолжали деньги и должны были работать все больше и больше, чтобы просто иметь возможность вносить те же ежемесячные платежи. В результате разгорелась борьба по поводу того, что в Америке должно считаться деньгами.
Фермеры, которые часто занимают деньги для покупки земли, были обмануты принципом золотого стандарта и падающими ценами, которые пришли с ним. Некоторые поддерживали партию гринбекеров, которая призывала правительство изъять (зеленые) бумажные деньги, не обеспеченные драгоценным металлом; это движение свернулось во время Гражданской войны. Но это была радикальная позиция (бумага, которую нельзя было обменять на золото или серебро, все еще казалась абсурдом), хотя она так и не стала популярной.
Поэтому фермеры начали призывать Соединенные Штаты вернуться к прежним временам, когда правительство было готово обменять деньги на золото или серебро. В том мире любой мог принести необработанное серебро или золото на монетный двор США и получить взамен монеты. Добавление серебра в список обмена означало бы просто-напросто, что денег стало больше. Это бы привело к росту цен, что облегчило бы фермерам выплату долгов.
Вот что всегда происходит с деньгами: что бы ни было деньгами в данный момент, оно начинает казаться естественной формой, которую должны принимать деньги, а все остальное кажется безответственным безумием. Эта недальновидность достигла своего апогея вместе с идеей золотого стандарта. После двадцати лет следования золотому стандарту люди уверовали, что это единственный естественный способ существования денег. Так живет каждая цивилизованная страна. Кому придет в голову что-то менять?
К 1890-м годам почти все республиканцы и большинство демократов согласились с тем, что Соединенные Штаты должны придерживаться золотого стандарта, и просьбы фермеров в основном оставались без внимания.
Все изменилось – по крайней мере, для демократов – 9 июля 1896 года, когда их партия собралась в Чикаго, чтобы выбрать кандидата в президенты. Поздно утром тридцатишестилетний бывший конгрессмен по имени Уильям Дженнингс Брайан встал со своего места и поднялся на сцену. Он собирался произнести самую знаменитую речь в истории президентской кампании и развернуть дискуссию о значении денег.
Брайан был известен как оратор – он перемещался по стране, получая деньги за выступления, – и выглядел он соответствующе. «Его рослая, широкоплечая фигура радует взор, – писала одна газета. – Выражение его лица с сильными чертами читается издалека». Еще одна вещь о Брайане, которая не была обычной, учитывая, что он собирался говорить для 20 000 человек на арене размером больше футбольного поля без микрофона: у него был очень громкий голос. Его жена однажды сказала, что сидела в гостиничном номере и прекрасно слышала своего мужа, который разговаривал в трех кварталах от отеля.
В тот день в Чикаго, столкнувшись с расколом в партии, Брайан обращался непосредственно к оппонентам: демократам, выступающим за сохранение золотого стандарта в Америке.
Когда вы приходите к нам и говорите, что мы нарушим ваши деловые интересы, мы отвечаем, что своими действиями вы нарушили наши деловые интересы. Мы говорим вам, что вы слишком ограничили в своем применении определение бизнесмена. Человек, который работает за зарплату, в такой же степени бизнесмен, как и его работодатель…. Фермер, который выходит утром из дома и трудится весь день… такой же бизнесмен, как и человек, который идет на торговую биржу и делает ставки на стоимость зерна. Шахтеры, которые спускаются на 300 метров под землю… и извлекают из ее недр драгоценные металлы… такие же бизнесмены, как и те немногие финансовые магнаты, которые прячут в хранилищах деньги мира. Мы пришли, чтобы выступить от имени этого более широкого класса бизнесменов.
В своих мемуарах Брайан вспоминает, что идея о том, что золотой стандарт на самом деле вреден для бизнеса – если вы определяете бизнес в широком смысле, – была самым важным аргументом его речи. Но никто не помнит эту часть, потому что речь на самом деле не была аргументирована. Это было нечто среднее между объявлением войны и проповедью. И по мере того, как Брайан переходил от роли политического спорщика к роли воинственного проповедника, целевая аудитория менялась. Он прекратил попытки убедить сторонников золотого стандарта и начал сплачивать сильверитов.
Мы сражаемся, защищая наши дома, наши семьи и потомство. Мы подавали прошения, но они были отвергнуты. Мы просили, но наши просьбы никто не услышал. Мы умоляли, но они насмехались, когда пришла беда. Больше мы не просим, не умоляем и не подаем прошений. Мы бросаем им вызов!..
Если они осмелятся выйти в открытое поле и защищать золотой стандарт как благо, мы будем сражаться с ними до конца, имея за своей спиной производственников страны и мира… мы ответим на их требования о золотом стандарте, сказав: «Вы не должны сдавливать чело труда этим терновым венцом. Вы не должны распинать человечество на золотом кресте!»
Произнеся последнюю фразу, Брайан отступил от трибуны, вытянул руки, как будто был на кресте, и несколько секунд простоял молча. Это был смелый ход, и было неясно, как его воспримет аудитория.
Как оказалось, очень хорошо. Когда Брайан спустился со сцены в толпу, один репортер написал: «Все, казалось, тут же сошли с ума». Люди кричали, размахивали зонтиками и подбрасывали шляпы. Два оркестра начали играть две разные песни. Старики плакали. Фермер стукнул кулаком по стулу и закричал: «Боже мой! Боже мой! Боже мой!» Толпа подняла Брайана на плечи и понесла по полю, где проходило выступление. Делегации из десятков южных и западных штатов бросились со своими знаменами, чтобы встать рядом с делегацией Брайана из Небраски. На следующий день они избрали его кандидатом в президенты от демократической партии.
Уильяма Маккинли это не впечатлило. Маккинли был кандидатом от республиканцев, и его фишкой в том году были речи с крыльца своего дома в Огайо. На следующий день после выдвижения Брайана, через два дня после его речи о «золотом кресте», Маккинли встал на стул на своем крыльце и произнес собственную речь перед группой республиканцев:
Мои сограждане, недавние события возложили на патриотический народ этой страны ответственность и долг, большие, чем когда-либо со времен Гражданской войны. Тогда это была борьба за сохранение государственности Соединенных Штатов. Сейчас идет борьба за сохранение финансовой чести правительства…
В наших принципах поддержка честного доллара, незапятнанной национальной веры… Мы придерживаемся этой позиции и представляем ее на трезвый и внимательный суд американского народа.
Как и Брайан, Маккинли больше продавал мораль, чем какой-либо конкретный экономический аргумент. Но вместо морали угнетения Брайана (золотом) и спасения (серебром) мораль Маккинли включала такие понятия, как «ответственность», «долг» и «честь». Любой человек «трезвого и внимательного суждения» отдал бы предпочтение «честному доллару», привязанному к золоту, – в неясную противоположность нечестному доллару серебра.
Логика представленной морали гласила, что если золотой стандарт и вызвал падение цен и нанес ущерб заемщикам, его использование стало во благо для вкладчиков – это сделало их деньги более ценными. Это вознаградило добродетельную бережливость и наказало бездельников, которые жили не по средствам и вынуждены были занимать, чтобы прокормиться.