И он сделал гениальный пропагандистский ход. Фишер знал, что люди считают доллар стабильным, а цены изменчивыми; он хотел убедить их, что повсеместные изменения цен означают изменение стоимости самого доллара. Поэтому вместо публикации «индекса цен» он начал публиковать «индекс покупательной способности денег». Вместо утверждения «цены выросли на прошлой неделе» Фишер своим индексом говорил «покупательная способность доллара упала». В математическом смысле это другой способ сказать то же самое. Но этот сдвиг был необходим.
«Я пришел к пониманию, что люди не могут быть заинтересованы в стабилизации доллара, пока не увидят его нестабильности, – писал Фишер. – Индекс покупательной способности доллара давал возможность нескольким миллионам человек утром каждого понедельника читать о еженедельном изменении курса доллара». Фишер понял, что если он хочет привлечь людей к своему движению, сначала ему нужно изменить их отношение к деньгам.
Во время бума 1920-х годов Фишер продал свою компанию по расчету индексов за целое состояние, затем вложил его в бурно развивающийся фондовый рынок и наблюдал, как оно растет. Он тратил деньги на свои главные страсти, включая 20 000 долларов в год на пропаганду идеи стабильных денег и зарплату личному тренеру и врачу на полной ставке. Врач изобрел разновидность волейбола, которую Фишер назвал «боевым мячом». Фишер «построил цементный корт за розовым садом, где он управлял… представителями своего персонала, изможденными утренними и дневными тренировками», – писал его сын.
Фишер был счастливым бойцом. Он верил, что он и другие ученые бьются над решением мировых проблем. И он был уверен, что новые технологии того времени – радио, массовое производство потребительских товаров – и новое, лучшее управление оправдывают бурный рост фондового рынка.
В своей речи 15 октября 1929 года Фишер сказал, что рынок достиг «постоянно высокого плато». Его заявление на следующий день опубликовала на главной полосе New York Times: «ФИШЕР СЧИТАЕТ ЦЕНУ АКЦИЙ ПОСТОЯННО ВЫСОКОЙ». Фишер как нельзя лучше выбрал время. Две недели спустя рынок рухнул.
В той мере, в какой сегодня помнят Фишера, он прославился поразительной ошибкой в отношении фондового рынка. Но насчет денег он был прав. Крах фондового рынка в 1929 году был, очевидно, ужасен. Но одного этого было недостаточно, чтобы вызвать Великую депрессию. То, что превратило крах во всемирную катастрофу, было золотым стандартом и глубокой нестабильностью, которая сопровождала его.
Честно говоря, не только золотой стандарт разрушил мир. Этому способствовали могущественные институты, находившиеся в центре денег и считавшие себя хранителями золотого стандарта: центральные банки. В Соединенных Штатах это означало Федеральную резервную систему.
Глава 11Просто не называйте это центральным банком
Сегодня Федеральная резервная система (Федеральный резерв, ФРС) – один из самых могущественных институтов в мире. Она может создавать триллионы долларов из ничего, оказывая влияние почти на всех, кто пользуется деньгами в любом уголке земли.
Но когда в 1929 году рынок акций обвалился, Федеральному резерву было меньше двадцати лет. Это был странный центральный банк, который сначала никто не хотел даже так называть, потому что Америка потратила уже сто лет на склоки по поводу того, нужен ли ей вообще центральный банк.
История этой борьбы отражает попытку понять, как делать деньги в условиях демократии. Что должно делать правительство, а что необходимо оставить свободному рынку? Кто получает прибыль и за кого можно поручиться? И, вероятно, самое главное: кто должен печатать деньги?
Эта история начинается за век до основания Федерального резерва, когда второй по влиятельности человек в Америке (банкир) вступил в войну с самым влиятельным человеком в Америке (президентом) из-за центрального банка, причем никто точно не знал, что такое центральный банк.
Банкира звали Николас Биддл. Он вырос в Филадельфии. Биддл был вундеркиндом и в 1801 году стал первым студентом, окончившим Принстон в возрасте пятнадцати лет. Как и многие люди, окончившие университет и не знавшие, чем заняться, он стал адвокатом и ненавидел свою работу. Биддл писал в одном из писем, что его жизнь свелась к «защите безнадежных дел о пороке и несчастье, чтобы потом умереть в краю, где я рос». В качестве подработки он вел литературный журнал и редактировал издания Льюиса и Кларка, известных исследователей.
Когда Биддлу было двадцать четыре года, его избрали членом законодательного собрания штата Пенсильвания. Споры о банках и деньгах были традиционным американским досугом в начале XIX века (тогда бейсбол еще не придумали), и Биддл погрузился в самую гущу событий.
Идея печатания денег правительством была настолько нелепа, что об этом не могло быть и речи. Во время Американской революции Континентальный конгресс напечатал бумажные деньги для ведения войны, затем напечатал еще немного, и еще. Так что вскоре они ничего уже не стоили. Стандартным источником бумажных денег были частные банки, которым правительство предоставляло право заниматься банковской деятельностью. Каждый банк печатал свои собственные бумажные деньги, которые можно было обменять по запросу в банке на серебро или золото. Все были с этим согласны.
Борьба – вечная американская борьба за власть и деньги – была бы окончена, если бы Конгресс разрешил создание единого национального банка. Конечно, это было бы удобно. Банк бы печатал бумажные деньги для использования людьми по всей стране, а государство могло бы использовать банк для удобного перемещения денег из штата в штат. Но единый национальный банк также значил бы огромную концентрацию власти в частных руках. В связи с этим велись дебаты, должна ли Конституция разрешить его создание (Джеймс Мэдисон, отец Конституции, неоднократно высказывался по этому поводу).
Конгресс в итоге создал национальный банк, а двадцать лет спустя прикрыл его, потом создал второй национальный банк. Вполне логично его назвали Вторым банком Соединенных Штатов. История Второго банка началась не самым лучшим образом – команда его работников украла деньги. Также политика банка частично стала причиной масштабного финансового кризиса в 1819 году. Тогда президент Монро назначил Николаса Биддла директором банка. Четыре года спустя коллеги-директора Биддла выбрали его президентом банка.
Трудно переоценить, какой властью обладал президент банка. Представьте, если бы сегодня председатель Федерального резерва также был бы президентом JPMorgan Chase – корпорации крупнее Apple, Google и ExxonMobil, вместе взятых. Таким был пост президента Второго банка США. Это была вторая самая важная по влиятельности должность в Америке. К счастью, Биддл хорошо справлялся со своей задачей.
К тому времени, как он стал президентом банка, в стране действовало примерно 250 банков, контролируемых штатами, – по сути, государственных банков. Все они предоставляли кредиты и выпускали свои бумажные деньги. Как и банки во все времена, иногда они теряли контроль – начинали одалживать все больше денег все более рискованным заемщикам. Когда банк выдавал слишком много денег или часть его займов оставалась непогашенной, могло случиться так, что он больше не мог обменивать выпущенные им бумажные деньги на золото. Конечно, это было плохо для людей, хранивших в нем бумажные деньги, но в общем смысле это также отрицательно сказывалось на местной экономике. Когда ценность доллара становилась неясной, когда кредиты замораживались, ведение бизнеса затруднялось.
Биддл наделил Второй банк США новой ролью. Он стал регулировать банки, принадлежащие конкретным штатам, и в целом всю банковскую систему в попытке предотвратить резкие колебания в кредитовании со стороны государственных банков. Он заявил Конгрессу, что считает обязанностью Банка «удерживать государственные банки в надлежащих рамках, чтобы заставить их строить бизнес в соответствии с возможностями».
Государство до сих пор принимало государственные банкноты для оплаты таких вещей, как таможенные пошлины и приобретение земли (в то время еще не было подоходного налога). Выступая банкиром федерального правительства, Банк позволял людям вносить эти платежи в своих филиалах. Аккумулирование государственных банкнот позволяло Банку подчинять себе любой государственный банк путем требования выдать взамен банкнот золото или серебро или передать выданные банками займы.
Биддл также использовал Банк для сдерживания колебаний в международной торговле, накапливая золото по мере его поступления в страну и рассредоточивая его по государственным банкам в периоды, когда ценный металл утекал из страны и банкам становилось все труднее его находить.
Проект был очевидно успешен. Люди стали больше доверять банкам, в США наконец-то появилась цельная финансовая система. Эпоха была процветающей и стабильной.
Сегодня идея использовать некий «главный» банк для регулирования деятельности других банков и потока денег в экономике очевидна. В США и в других странах есть центральные банки, которые выполняют эту задачу. Но эта идея не очевидна в теории, и она не была очевидна в 1820-е. Банк Англии существовал больше столетия, но люди до сих пор спорили о его функциях. Был ли он просто частным банком? Были ли у него какие-то обязательства перед народом?
Термина «центральный банк» еще не существовало, но Биддл опережал свое время. Один современный историк назвал его «первым в мире самоосознанным центральным банкиром» – первым человеком, руководившим центральным банком с убежденностью, что он несет ответственность не только перед деньгами акционеров, но и перед деньгами народа.
В 1828-м, когда Биддл находился на вершине своей власти, президентом был избран Эндрю Джексон. Он был прямой противоположностью Николаса Биддла.
Джексон ушел на Войну за независимость США в тринадцать лет, осиротел в пятнадцать и впоследствии стал колонистом и генералом. Биддл редактировал литературный журнал; Джексон убил человека на дуэли. Первый прославился памятной речью; второй – победой над британцами в Битве за Новый Орлеан на войне 1812 года. Биддл редактировал издания Льюиса и Кларка; Джексон снискал добрую – для своего времени – славу и дурную для нашего за уничтожение коренных американцев. Биддл научился контролировать бумажные деньги народа; Джексон – ненавидеть бумажные деньги.