К тому времени, когда Джексону исполнилось восемнадцать, он владел землей в Теннесси и магазином совместно со своим шурином. В командировке в Филадельфию он продал часть земли в кредит торговцу, затем использовал кредит для покупки товаров для магазина (грубо говоря, взял именной чек у торговца, затем подтвердил его для покупки товаров). Торговец плохо разбирался в деньгах, и Джексон оказался в затруднительном положении. Ему пришлось продать магазин, чтобы откупиться от кредиторов. После этого Джексону разонравились долги, банки или бумажные деньги. Он считал, что деньги – это серебряные или золотые монеты, а все другое – схема, состряпанная банкирами, чтобы обворовывать простых людей.
Джексона избрали президентом в 1828 году. В 1829 году во время визита вежливости Биддла в Белый дом Джексон сказал ему: «Мне твой банк не нравится больше, чем все другие».
Это могла быть неправда. У Джексона был образ человека из народа в противоположность элите с Восточного побережья и осмотрительности федеральной власти. Как раз воплощением всех этих не жалуемых президентом качеств и был Банк США: федеральное правительство предоставляло особые привилегии богатым банкирам, использовавшим их, чтобы стать еще богаче. Джексону было ясно, что столь сильная концентрация власти в частной компании недемократична – по его словам, «опасна для наших свобод».
В то время компании создавались со специального разрешения законодателей, лицензии имели ограниченный срок действия; если законодателям не нравилась компания, они могли уничтожить ее, не продлив лицензию. У Банка США была двадцатилетняя лицензия, истекавшая в 1836 году. Биддл хотел продлить ее до переизбрания Джексона; Конгресс встал на сторону Биддла и принял законопроект о новой лицензии Банка. Биддл появился в Палате представителей, а потом устроил вечеринку, чтобы отпраздновать это событие.
«Они торжествовали бурно, произносили тосты, выступали с речами и праздновали победу, – писал позднее генеральный прокурор Роджер Тони, – прилагая все силы к тому, чтобы их радость была достаточно шумной, чтобы ее услышали на улицах, и достаточно публичной, чтобы она достигла ушей президента. А насладившись своим триумфом, мистер Биддл покинул Вашингтон, не соизволив нанести президенту обычный визит вежливости. Это считалось его победой – или, скорее, определенным предвестником низложения генерала Джексона». Другими словами, по версии Тони, этой вечеринкой Биддл показывал Джексону средний палец.
Джексон был жестким политиком, и он ответил в типичной для себя манере. После той демонстративной вечеринки он сказал вице-президенту: «Банк, мистер Ван Бюрен, пытается менять убить. Но это я убью его».
Несколько дней спустя Джексон наложил на законопроект о продлении лицензии вето. Он пользовался достаточной поддержкой в Конгрессе, чтобы продлевать его: лицензия Банка так и не будет обновлена. Джексон победил, Биддл проиграл. В США не будет центрального банка более семидесяти лет.
Когда срок действия лицензии Банка США истек, Биддл получил лицензию от законодателей Пенсильвании и превратил учреждение в Банк Пенсильвании США («Пенсильвании» звучит как последняя печальная нота). Он мечтал о возвращении – о получении новой федеральной лицензии. Вместо этого банк в 1841 году разорился. Пребывавший в отчаянии Биддл умер три года спустя.
Когда Джексон в 1832 году наложил вето на повторную лицензию Банка, он передал эту новость Конгрессу, сопроводив ее посланием, частично написанным Тони, его генеральным прокурором. В послании Банк критиковался как опасная концентрация власти в частных руках. Это был разумный довод! То была глубокая концентрация власти, и, хотя Биддл был хорошим банкиром, думающим о народе, его преемник мог оказаться злодеем.
Джексон также называл Банк инструментом богачей.
«Достойно сожаления, что богатые и наделенные властью слишком часто подчиняют правительственные акты своим корыстным целям, – говорилось в послании к вето. – Когда законы призваны делать богатых богаче, а могущественных – более могущественными, скромные члены общества – фермеры, механики и рабочие, – у которых нет ни времени, ни средств обеспечить себе подобные привилегии, имеют право жаловаться на несправедливость действий своего правительства».
Но вето Джексона отрицательно сказалось не только на богатых или банкирах в целом. Оно стало ударом по Банку Соединенных Штатов и его богатым инвесторам – а также неожиданной удачей для государственных банков и их богатых инвесторов. Теперь, без Банка Соединенных Штатов, который сдерживал их, государственные банки могли дать себе волю, выдавая все больше займов и печатая больше бумажных денег, чем когда-либо.
В 1840—1850-х во многих уголках Америки всякий, кто хотел печатать деньги, занимался этим. Неудивительно, что желающих было много.
До этого времени, если вы хотели основать банк, вам нужно было специальное разрешение от законодательных органов штата. Зачастую это означало подкуп половины законодателей в штате (и подкуп больше половины для точного получения лицензии). Следовали скандалы.
В 1837 году, вскоре после того, как Второй банк перестал быть национальным и Соединенные Штаты оказались без национальной бумажной валюты, штаты стали принимать законы, позволяющие любому, кто следовал определенным правилам, основать банк и печатать свои собственные банкноты.
По правилам, чтобы печатать деньги, банк должен был приобрести облигации и разместить их в государственном банковском регулятивном органе (во многих штатах это должны были быть государственные облигации, но некоторые из них разрешали банкам использовать облигации железнодорожных компаний или даже ипотечные кредиты). На каждый доллар облигаций, размещенных банком, он мог напечатать доллар бумажных денег, которые затем можно было ссудить своим клиентам. Любой мог войти в банк и обменять бумажные деньги на серебряные или золотые монеты. Если банк разорялся, государственный регулятивный орган мог продать размещенные банком облигации и использовать полученные средства для выкупа бумажных денег, напечатанных банком.
Это была так называемая нерегулируемая банковская деятельность, и, что малоудивительно, она не всегда работала. Иногда облигации падали в цене настолько, что даже когда их продавали, для выкупа бумажных денег оказывалось недостаточно золота или серебра. А иногда банки просто игнорировали правила.
Штаты пытались поддерживать устойчивость банков требованием к минимальному золотому и серебряному резерву, а также проведением проверок. В ответ мичиганские банкиры ставили на дорогах шпионов. Последние оповещали местного банкира о приближении инспектора, чтобы тот смог наскрести немного золота до проведения проверки. «Золото и серебро перемещались по стране с волшебной скоростью, – писал в 1838 году государственный банковский комиссар с необычной склонностью к поэтичности. – Звон металла был слышен в глуши леса; но, как и с ветром, никто не знал, как он здесь оказался и куда направляется». Некоторые банки показывали инспекторам коробки, якобы полные золотых монет. На самом деле в них были насыпаны гвозди, лишь сверху присыпанные золотом.
Но были и добросовестные банки. Причем их было большинство. Однако банкноты, печатавшиеся сомнительными банками, выглядели такими же настоящими, как банкноты честных банков. В США было много банкнот – в одно время Chicago Tribune сообщала о 8370 разных видах бумажных денег в обращении. Это вызывало ежедневную путаницу.
Клиент заходит в магазин и хочет купить мешок муки. Он дает владельцу магазина клочок бумаги, скажем, с изображением Санта-Клауса и названием банка, находящегося в сотнях миль в Уопане, Висконсин, который (при всем уважении) звучит как выдуманное название города. На банкноте с Санта-Клаусом значится $2. Как владельцу магазина узнать, не обманывают ли его?
Он достает Thompson’s Bank Note Reporter – удобное периодическое издание с указанием всех банков в Америке, изображениями их банкнот и отметкой о надежности банка в плане обмена денег на золото или серебро.
Владелец магазина открывает журнал на разделе «Висконсин», находит Банк Уопана – банк настоящий – с кратким описанием двухдолларовой купюры банка: «2 доллара, Санта-Клаус, упряжка с северными оленями, домики и т. д.». Это настоящие деньги!
В Reporter также говорится, чтобы владелец магазина сделал 1 %-й дисконт на купюру (другими словами, оценил эту $2-ю банкноту в $1.98). Дисконты менялись от города к городу – чем дальше от банка-эмитента, тем больше скидка с учетом стоимости возврата купюры в банк для обмена. И, конечно же, при наличии признаков скорого банкротства банка дисконт мог стать очень большим.
Thompson’s Bank Note Reporter также опубликовал руководство по выявлению подделок (мир с тысячами разных видов денег – это сбывшаяся мечта фальшивомонетчика) и приложение с описанием всех зарубежных монет, циркулировавших наряду с американскими деньгами.
Это был мир, где правительство установило несколько правил и самоустранилось – мир, где существовал свободный рынок самих денег. Это было сделано намеренно. «Люди… требовали, чтобы право заниматься деньгами было таким же свободным в своем осуществлении, как право обращения с пшеницей или тюками хлопка», – писал один суд, поддерживающий свободное банковское право Нью-Йорка. Это был мир, о котором мечтали соратники Джексона.
Вот как выглядел путь из Кентукки в Вирджинию в этом мире согласно журналам путешественника:
Направлялся на родину с деньгами Кентукки… в Мейсвилле захотел получить деньги Вирджинии; не смог их достать. В Уилинге обменял $50 банкноту Кентукки на банкноты Северо-Западного банка Вирджинии; добрался до Фредериктауна, где не действуют ни деньги Кентукки, ни деньги Вирджинии; заплатил $5 банкнотой Уилингтона за завтрак и обед; на сдачу получил две $1 банкноты Пенсильванского банка, $1 Железной дороги «Балтимор и Огайо» и мелкие купюры