Повышение процентных ставок было полной противоположностью тому, что должна была сделать ФРС. Сегодня ФРС повышает процентные ставки, когда беспокоится о перегреве экономики – когда почти у всех есть работа, а цены растут все быстрее и быстрее. Она снижает ставки, когда экономика слаба. Повысив процентные ставки осенью 1931 года, ФРС наступила на горло стране, которая уже лежала на земле после двухлетних избиений. Председатель ФРС сказал, что повышение ставок было обусловлено «всеми известными правилами», то есть ФРС сделала именно то, что требовал золотой стандарт.
Десятилетия спустя экономисты Милтон Фридман и Анна Шварц проанализировали историю денег в Америке. Они показали, что политика ФРС по сокращению количества денег и повышению процентных ставок – то есть следование правилам золотого стандарта – превратила то, что было бы неприятным, но обычным спадом, в катаклизм. ФРС и управляемый ею золотой стандарт вызвали Великую депрессию.
Сегодня некоторые люди относятся к золотому стандарту с ностальгией. Политики иногда все еще упоминают о возвращении к нему. Но люди, которые знают, о чем говорят, понимают, что это будет катастрофой. В 2012 году в ходе опроса десятков американских экономистов, представлявших весь политический спектр, спросили о золотом стандарте. Тридцать девять экономистов выступили против возвращения к золотому стандарту. Ни один из них не поддержал его. Среди сегодняшних экономистов золотой стандарт не является спорным вопросом. Почти все они считают, что это ужасная идея.
Но по мере развития Депрессии связь между золотым стандартом и распространяющейся катастрофой все еще оставалась неясной. Люди думали, что они страдают от неизбежных последствий бума 1920-х годов и краха 1929 года. Они считали, что это не имеет никакого отношения к краху самих денег. На президентских выборах 1932 года – после трех лет падения цен и роста безработицы, после периода, когда все мужчины в шляпах стояли в очереди за хлебом, а женщины растили тощих детей в картонных домах в трущобах, – президент Гувер все еще выступал на стороне золотого стандарта.
«Отказ от золотого стандарта в Соединенных Штатах означает хаос, – сказал он в своей предвыборной речи. – Весь человеческий опыт демонстрирует, что, ступив однажды на этот путь, с него нельзя свернуть и что моральная целостность правительства будет принесена в жертву, потому что в конечном счете и валюта, и облигации должны стать бесполезными».
Его оппонент, Франклин Рузвельт, пообещал «надежные деньги» – эта фраза традиционно ассоциировалась с золотым стандартом. Но Рузвельт так и не пояснил, что именно он имел в виду. Рузвельт одержал внушительную победу на выборах в разгар величайшего денежного кризиса в американской истории, так и не сказав никому, что, по его мнению, страна должна делать с деньгами. Насколько мы можем судить, он на самом деле не знал.
Но знаете, кто знал? Ирвинг, чертов, Фишер. Он подпрыгивал от нетерпения, выкрикивая ответ, вот уже двадцать лет. Основная проблема заключалась в том, что стоимость денег была нестабильной и в результате цены падали. Падение цен было основной причиной спекулятивного накопления, дефолтов и банкротств банков. Решение состояло в том, чтобы заставить цены снова начать расти. Но Фишер знал, что для этого американцам необходимо изменить свое отношение к деньгам как таковым.
Фишер больше не был одинок в своих взглядах. Самый известный экономист в Англии, Джон Мейнард Кейнс, находился под его влиянием. А в Соединенных Штатах на стороне Фишера было несколько бизнесменов и относительно неизвестный экономист по сельскому хозяйству Джордж Уоррен. Осенью 1932 года эта команда создала скромно названный Комитет нации по восстановлению цен и покупательной способности, который был преемником Ассоциации стабильных денег Фишера. «Комитет, – писал историк Артур Шлезингер-младший, – придал своего рода псевдореспектабельность движению инфляции».
Действительно псевдо. Уоррен был экономистом из Корнелла, он изучал сельское хозяйство и потратил годы, пытаясь выяснить, как заставить кур нести больше яиц. Когда в 20-х годах цены на продукты и мясо начали падать, Уоррен стал одержим выявлением связи между ценами на золото и товарными ценами. Он потратил годы на сбор и анализ многовековых данных. В конце концов Фишер убедил его в том, что единственный выход из Депрессии – это повышение цен, а единственный способ повысить цены – нарушить столетний принцип золотого стандарта.
Уоррен был лично знаком с Рузвельтом. Рузвельт, когда был губернатором, советовался с ним по поводу деревьев в своем поместье в северной части штата Нью-Йорк и сельского хозяйства в целом. После выборов Уоррен и Фишер переписывались с Рузвельтом и встречались с его главными помощниками, чтобы изложить свои взгляды на деньги.
На следующий день после инаугурации Рузвельта Уоррен сел в небольшой частный самолет (той же модели, на которой Линдберг летал через Атлантику шесть лет назад) и полетел в Вашингтон, чтобы попытаться лично встретиться с президентом.
За несколько недель, предшествовавших этому моменту, ситуация из плохой превратилась в безумную. Теперь, вдобавок ко всем человеческим страданиям из-за Депрессии – безработице, голоду и бездомности, – по всей стране прокатилась волна банкротств, более страшная, чем когда-либо прежде. Когда банки рухнули, а штаты объявили банковские каникулы, сами деньги начали исчезать.
Люди импровизировали. Более ста городов напечатали бумажные долговые расписки, которые распространялись в качестве временных денег. Детройтский универмаг вел натуральный обмен с фермерами – платье за три бочки сельди, три пары обуви за свинью весом в два центнера. Продавец билетов на боксерские матчи в Мэдисон-сквер-Гарден менял билеты на «шляпы, обувь, сигары, расчески, мыло, зубила, чайники, мешки с картошкой и бальзам для ног».
Знаменитая фраза, которую Рузвельт произнес в день своей инаугурации, была, пожалуй, идеальным ответом на крупнейшие набеги на банки в американской истории: «Единственное, чего мы должны бояться, – это самого страха». В разгар масштабных набегов на банки – канонического самоисполняющегося пророчества – сам страх является главной проблемой.
Уоррен встретился с Рузвельтом в Белом доме в 10.30 вечера следующего дня. Несколько часов спустя, сидя в своем кабинете и покуривая сигарету в мундштуке из слоновой кости, Рузвельт подписал документ, который временно закрыл все банки в Америке. Это был его второй шаг в должности президента. Уоррен был в восторге.
Журналисты предположили, что Рузвельт только что избавил Америку от золотого стандарта. Уилла Вудина, министра финансов Рузвельта, это не устраивало. «Нелепо и неправильно говорить, что мы отошли от золотого стандарта, – сказал Вудин. – Мы определенно придерживаемся золотого стандарта. Золото просто нельзя получить в течение нескольких дней». Точка зрения Вудина для репортеров звучала так: «Америка действительно, действительно придерживается золотого стандарта и не могла бы больше его придерживаться, даже если бы попыталась, но Америка, строго говоря, еще больше придерживается золотого стандарта, чем когда-либо».
В марте 1933 года Фишер и Уоррен все еще были аутсайдерами. Ведущие экономисты и банкиры страны, а также советники самого Рузвельта все еще были почти единодушны в своем убеждении, что Соединенным Штатам необходимо придерживаться золотого стандарта. Вудин хотел прояснить это. Но Рузвельт не был уверен. Через три дня после того, как он закрыл все банки в Америке и перекрыл поставки золота в страну, он провел свою первую пресс-конференцию, неофициально заявив журналистам: «Пока никто не спрашивает меня, перестали ли мы придерживаться золотого стандарта или основы в виде золота, все в порядке».
На той неделе, когда банки все еще были закрыты, Конгресс поспешил принять чрезвычайный закон о банковской деятельности. В нем было прописано, как чиновники будут решать, какие банки могут вновь открыться. Он также давал правительству право заставить всех американцев продать свое золото правительству.
В следующие выходные Рузвельт выступил со своим первым обращением по национальному радио. Это был момент глубокой, даже экзистенциальной опасности для страны. Люди всерьез обсуждали крах капитализма, а американские фермеры открыто бунтовали из-за падения цен. Но Рузвельт ни о чем таком не говорил. Вместо этого новый президент сказал: «Я хочу несколько минут поговорить с народом Соединенных Штатов о банковской деятельности». А затем – посреди всего этого безумия – он преподал стране урок по основам функционирования банков и денег.
«Прежде всего, позвольте мне констатировать простой факт, что, когда вы вкладываете деньги в банк, он не кладет их в депозитное хранилище… банк вкладывает ваши деньги в работу, чтобы колеса промышленности и сельского хозяйства продолжали крутиться… общая сумма всей валюты в стране составляет лишь небольшую часть от общей суммы депозитов во всех банках…
Детройтский универмаг вел натуральный обмен с фермерами – платье за три бочки сельди, три пары обуви за свинью весом в два центнера.
Что же тогда произошло в последние дни февраля и первые дни марта? Утратившая доверие большая часть нашего населения поспешила превратить банковские депозиты в валюту или золото – напор был настолько велик, что самые надежные банки не могли получить достаточно валюты для удовлетворения спроса».
Федеральные чиновники, сказал Рузвельт, теперь проверяют каждый банк в стране. Банки, которые окажутся надежными – подавляющее большинство банков, – снова откроются. Больше всего на свете Рузвельт хотел разорвать порочный круг страха, провоцирующий набеги на банки один за другим. «В конце концов, – сказал он, – в перестройке нашей финансовой системы есть элемент более важный, чем валюта, более важный, чем золото, и это доверие народа… Давайте объединимся, чтобы изгнать страх. Вместе мы победим».