Сочтя обстановку благополучной, Денис Васильевич никак не предполагал, что чьи-то зоркие глаза неотлучно следили за ним: сначала из-за шторы в одном окне, затем – в другом.
Давыдов ступил на крыльцо – и только перешагнул порог барского дома, как мужик, косая сажень в плечах, одним ударом повалил его наземь. Двое других заткнули ему рот мокрой тряпкой, накинули на голову сермяжный мешок из-под муки и крепко-накрепко связали веревками по рукам и ногам.
– Ну, чаво, порешим муродера? – предложил молодой мужик. – Не то француз помешает...
– Порешить-то завсегда успеем, – рассудил верзила, – дело это нехитрое. А может, еще и нашим сгодится. Чин-то на нем, вишь, не простой – офицерский. Пущай охолонется да посидит покуда под замком...
Он взвалил мешок с Давыдовым на плечи и понес к сараю.
Тем часом партизаны не на шутку обеспокоились задержкой своего командира в барском доме. Подъехав к забору, они отвязали коня Давыдова и грозно постучали прикладами в ворота. Ворота оказались запертыми на щеколду изнутри. Тогда урядник Федор Крючков перемахнул через высокий глухой забор и, приземляясь, едва не сшиб могучего мужика с мешком на плечах, – мужик топтался возле сарая.
– Здорово!
– Здорово, кум, коль не шутишь, – ответил плечистый мужик. – Проходь, садись на лавку.
– Откуда, любезный, ты здесь взялся? – поинтересовался Федор, не двигаясь с места.
– Откудова? – передразнил его мужик. – Аль не видишь, что мы здешние?
– А куда подевался наш человек?
– Какой ваш? – грозно надвинулся на него плечистый мужик. – Мурадер? Счас и наши и ваши – все перепутались.
– А я, по-твоему, кто? – напрямую спросил казачий урядник.
– Дак ить как поглядеть. С какой стороны...
– Вот, к примеру, – вступил в разговор другой мужик, значительно уступавший в росте первому, – с какой стороны баба садится корову доить? Ежели считать от рогов, то с одной стороны, а ежели смотреть от хвоста, то с другой...
– Вы мне тут зубы-то не больно заговаривайте! – осерчал Федор. – Что у тебя в мешке?
– Да вот куму ржицы малость нагреб...
– А скажи-ка, любезный, почему у тебя ржица шевелится?
– Шевелится? Ржица-то? – усмехнулся мужик. – А там ешшо поросенок.
– Я вот покажу тебе поросенка, – сдавленным голосом прохрипел из мешка Давыдов: с великим трудом ему удалось выплюнуть тряпку. – Да я тебя, сукина сына, плетьми. Да по этапу.
– А ну, скидавай мешок! Развязывай веревки! Живо! – налетел на оробевшего мужика казак. – Тоже мне, герой!
– Братцы! – опешил мужик. – Да неужто вы свои? Откудова вы здесь взялись, благодетели?
– Откуда-откуда! – в сердцах оборвал его Крючков, а сам меж тем сноровисто обрезал веревки. – Откуда Егор? Да с могучих гор!
– Верно наш, раз по-русски чешешь.
Из мешка показалась встрепанная убеленная мукой голова, из-под густых бровей с гневом, пылко и чуть усмешливо глядели карие глаза.
На помощь попавшему в беду Давыдову подоспели партизаны. Они со всех сторон окружили барский дом.
Дюжий мужик, видя, что угодил впросак, взмолился, упал на колени:
– Простите, Христа ради...
Рядом с ним опустились на колени еще двое:
– Кабы знать... Кабы ведать... А мы уж думали – француз-лиходей.
Денис Васильевич смекнул, куда дело клонится, улыбнулся и дружески похлопал оробевшего «героя» по плечу:
– Молодцы, мужики! Лихо воюете! Так с французом впредь и поступайте! Ловко мешками орудуете! Хоть и задали же вы мне трепку, а все равно молодцы! Я на вас не в обиде!
– Ну и хваты! – засмеялись, поддержав командира, партизаны.
– А теперь, барин, – в один голос обратились мужики к Давыдову, – милости просим в дом. Потолкуем по душам да и перекусим чем Бог послал. Поди, проголодались с дороги-то?
– Как не проголодаться? Проголодались! – Давыдов повернулся к партизанам. – И вправду – хваты! Видали, как неприятеля крушить надобно! Раз – и в мешок!
Все дружно рассмеялись.
– Жаль, мешков на всех не хватит! – с облегчением вздохнул плечистый мужик, радуясь в душе, что беда его миновала. – Эвон, сколь их в Расею наползло, как тараканов за печь.
– Чего-чего, а мешковины найдем, – с этими словами командир вбежал на крыльцо и распахнул настежь двери барского дома. – Я вот вам покажу, как забижать народ честной! – для острастки он грозно нахмурил брови. – Урядник Федор Крючков, не хочешь ли ты попросить прощения у мужиков?
– Какого такого прощения? – возмутился Крючков. – За вас ведь, Денис Васильевич, обида взяла! Вожака партизан в мешок упрятали, пластуны! Да еще поросенком назвали!
– Так не свиньей же, – усмехнулся плечистый мужик, – а с нежностью – поросенком...
– Вижу, Федор, тебе повиниться, что переломиться. Так я заместо тебя у мужиков прощения прошу. За хлеб-соль их благодарю! И урок их к сведению принимаю. Одежду нашу воинскую велю заменить на мужицкую – кафтаны да армяки...
Сей случай лишний раз убедил Давыдова в том, что в народной войне необходимо не только уметь говорить на простонародном языке, но и приноровиться к ней в одежде и повадках.
Денис Васильевич облачился в мужицкий кафтан, отпустил густую окладистую бороду, а вместо ордена Святой Анны повесил на грудь образ Николая Чудотворца. Примеру командира последовали подчиненные. Они тоже надели крестьянскую одежду.
День за днем слава о дерзких налетах партизан широко разнеслась по ближним селам и городам. Народ видел теперь в них своих защитников, стал помогать «налетам» (так крестьяне нарекли партизан) – снабжал продовольствием, выслеживал и обезоруживал французов, доставлял с вестовыми ценные сведения.
Казаки и гусары во главе с Денисом Давыдовым обрушивались на врага нежданно-негаданно. Партизаны жгли мосты, лишали неприятеля провизии, выводили из строя отставшие гарнизоны.
Нередко отряд дневал в лесу близ своего первого «притона» – села Скугорева. Партизаны держались скрытно, не расседлывая коней. Ведь каждую минуту французы могли подкараулить их и перестрелять.
В сумерках партизаны раскладывали костры в разных местах, а сами прятались в бору, коротая ночь без огня. Если же дозорные встречали прохожего, то сопровождали его к командиру. Давыдов допрашивал «чужака» и велел содержать его под надзором до той поры, пока отряд не выступал в поход. В случае если чужаку удавалось бежать, партизаны немедля меняли место стоянки.
После каждого налета на французов они возвращались на свою базу кружными путями.
Проводя бессонные ночи в засадах и схватках с неприятелем, партия Дениса Давыдова появлялась вдоль Смоленской дороги в самых неожиданных местах.
У Царева-Займища разведка донесла «В селе остановился обоз. Но сколько солдат в охране, неизвестно».
Вечер выдался на редкость ясным, холодным Накануне дождь прибил палый лист к земле. Казаки ехали по глухой, едва приметной лесной тропе молча. Внезапно урядник Крючков, скакавший впереди, взмахом руки остановил всадников, заметив разъезд неприятеля. Французы не спеша спускались в овраг и направлялись к селу.
«Как быть? – держа руку на поводьях чуткой гнедой лошади, прикидывал вожак партизан – Знать бы, что Царево-Займище занято французами и какой силы неприятель, можно бы пропустить этот разъезд без нападения. Но я этого не ведаю. Решать же надо в считанные секунды, иначе будет поздно».
– Взять языка! – распорядился Давыдов. – Кто пойдет?
Первым вызвался смелый и удалой казак Крючков.
– Будь осторожен, Федор, – предупредил командир. – В случае погони дай знать свистом.
Двадцать казаков во главе с урядником Крючковым тихо спустились в лощину, готовя удар по неприятелю с тыла, а десять поскакали наперехват, дабы остановить его ударом в лоб.
Вскоре разъезд был окружен. Французы вначале пытались оказать сопротивление, но, видя безвыходность своего положения, сложили оружие и сдались.
Разъезд неприятеля состоял из десяти кавалеристов во главе с унтер-офицером.
Пленные рассказали Давыдову на допросе:
– В селе находится обоз, причем прикрытие у него солидное – двести пятьдесят сабель, польские уланы и вестфальские гусары.
– Значит, неприятеля вдвое больше, чем нас, – прикинул в уме Денис Васильевич и обратился к партизанам: – Едем тихо, опушкой. Ночью врываемся в село скопом и крушим сонного врага. Да так, чтоб небу жарко стало!
Поздним вечером отряд спустился в овраг и тихо перешел реку вброд. При выходе из топи на чистое место партизаны заметили конных французских фуражиров числом в сорок человек с награбленным у крестьян хлебом. Действовать надо было быстро, решительно.
«В сабли!» – отдал приказ Давыдов.
Завидев казаков, французы побросали провиант и поскакали во всю прыть к Цареву-Займищу.
Давыдов оставил при пленных тридцать человек охраны (при необходимости охранники могли служить резервом), а сам с двадцатью гусарами и семьюдесятью казаками пустился в погоню. Партизаны вихрем ворвались вслед за фуражирами в ночное село, где безмятежно спали французы. Неприятель был застигнут врасплох. В панике французы начали перебегать от избы к избе. Впотьмах кавалеристы не могли найти оружия, выскакивали во дворы в одном белье. Многие из них сдались на милость победителям.
Лишь небольшая команда сосредоточилась на краю села и вздумала обороняться.
Перестрелка длилась около часа. По приказу Давыдова партизаны окружили горстку французов, защищавшихся с большим упорством. Лишь нескольким солдатам прикрытия удалось бежать и скрыться в лесу.
Штурм Царева-Займища закончился победой партизан. В плен сдались сто девятнадцать рядовых при двух офицерах.
Казаки захватили десять телег с провиантом и одну фуру с патронами и ружьями.
Теперь следовало как можно скорее, без шума покинуть Царево-Займище.
Казаки построили пленных и немедля отправились в обратный путь через деревни Климово и Кожино к селу Скугореву. Уходили быстро, в пути дорога была каждая минута. С рассветом партизаны благополучно вернулись на свою стоянку.