— Что ж, — очень по-взрослому вздохнул Тигран. — Значит, придется мне с тобой поделиться… Горе ты мое луковое!
Денис улыбнулся. «Горем луковым» его обычно называла мама. Вспоминать о ней было приятно.
Вскоре официант принес полный поднос еды: пироги с черникой и ежевикой, кулебяки, горшочки с кашей и борщом, пряники, сладкие хрустики и липовый чай. Сразу стало ясно, что Тиграну никогда не справиться со всем этим в одиночку! И что помощь Дениса здесь будет очень даже кстати!
И правда: даже вдвоем они едва-едва съели все, что было на столе.
Даже страшно подумать, что было бы, если б Денис не отдал свои десять берендеек старушке с дворнягой, а заказал на них, как и собирался, гуся, фаршированного яблоками, и вареники с вишнями.
Тогда, не ровен час, их животы могли бы просто лопнуть, как надувные шарики, в которые закачали слишком много гелия!
Они лениво цедили липовый чай, который им подали в высоких стаканах с серебряными подстаканниками — как в поезде, когда к их столику снова подошел официант.
— Кто из вас Денис Алексеевич Котик? — вежливо спросил официант, глядя на ребят.
— Ну, в общем… это я, — робко подал голос Денис.
— Да-да, это он, — подтвердил Тигран.
Денис внутренне напрягся. Ведь он уж заметил — когда его называют полным именем, ничего хорошего не жди!
В последний раз его называла Денисом Алексеевичем Котиком женщина-врач, которая приходила к ним в класс делать профилактические прививки от гриппа. От этой самой прививки у него потом три дня нестерпимо чесалась правая рука.
И вот снова «Денис Алексеевич Котик»…
— Вам тут передали записку, — сказал официант и положил на стол перед Денисом желтый лист бумаги, сложенный вдвое.
— Что еще за записка? От кого это, интересно? — спросил Тигран.
— Сейчас посмотрим! Дрожащими руками Денис развернул послание.
Как и записка, которую вчера показывал наездник, оно было написано старомодными фиолетовыми чернилами.
День добрый, Денис свет Алексеич!
От имени Васисуалия и Яги Поликарповны выражаем тебе нашу благодарность. К сожалению, сейчас мы далеко-далеко, почитай что за границей. А потому, не можем встретиться с тобой, как обещали…
— Ну что там, а? Может, прочитаешь по-человечески, вслух? — канючил Тигран, которого мучило любопытство.
— Да подожди ты, Тигра! Дай я хоть сам прочту! — бросил Денис и снова принялся за чтение.
…не можем встретиться с тобой как обещали. Но совсем скоро мы вернемся. Надеемся, что черничный пирог и пряники наши медовые тебе понравились. Если будет скучно, позвони нам. Номер нашего емелефона…
И в этот момент произошла ужасная, ужасная вещь!
Тигран, мучимый любопытством, улегся грудью на стол и бросился вперед, выпростав вперед руки.
Ему хотелось вырвать письмо из рук Дениса и тоже прочесть его. Сколько раз он проделывал этот дурацкий трюк в школе!
Увы, особой ловкостью Тигран никогда не отличался. Во время своего рывка он опрокинул почти полный стакан с липовым чаем!
Чай из стакана хлынул на стол и на письмо!
Денис так растерялся, что не успел спасти лист от горячего душа.
А когда он все же сделал это, то обнаружил, что номер емелефона в письме расплылся и стал совершенно неразборчивым. Ведь написан-то он был старинными чернилами, которые совершенно не выносят воды!
Да, теперь номера емелефона было не разобрать. Лишь первые четыре цифры едва-едва угадывались в фиолетовой луже…
— Что ты наделал! Что ты наделал! — сокрушался Денис.
Он был готов заплакать от обиды.
— Ну я же не специально, — оправдывался Тигран. — Это же случайно получилось!
— За случайно бьют отчаянно! Знаешь, небось, такое?! — в сердцах воскликнул Денис, сжимая кулаки.
Впрочем, очень скоро он взял себя в руки. Что толку кричать, когда ничего нельзя поправить?
Он был так возмущен и расстроен, что даже не сразу задал себе вопрос: а каким образом Берендей и Марвин, от лица которых была написана записка, узнали о Васисуалии и старушке? Да и вообще, откуда им известно, что он, Денис, находится здесь, в кафе, если они и впрямь за границей?
Тогда Денис не задал себе этого вопроса. А следовало бы!
История пятая. Экспедиция в Черный Город
Быстрый проснулся, когда солнце уже садилось.
Он обнаружил себя лежащим на холодных мраморных плитах в приемном покое дворца.
Как он попал сюда, Быстрый еще помнил, хотя и смутно.
А вот что было потом — он, к своему большому стыду, вспомнить не мог. (И недаром, ведь известно, что сон-трава делает из памяти самое настоящее решето!)
Голова у Быстрого гудела. Да так сильно, словно по ней только что трижды ударили огромным кузнечным молотом (эта боль тоже была вызвана сон-травой, но откуда Быстрому было об этом знать?).
Конь попробовал вскочить на ноги.
Но, опять же к собственному стыду, смог только медленно-премедленно встать вначале на передние ноги, а затем подняться на все четыре.
Так он и стоял, покачиваясь, как пьяный. Его крылья чуть подрагивали и казались слабыми, словно у новорожденного жеребенка.
«На таких я и метра не пролечу. А ведь нужно срочно скакать за Снежной!» — с тревогой подумал Быстрый.
Он помнил, что перед тем, как заснуть, он о чем-то говорил с советником Игогонием. Но вот о чем…
— Эй! Есть тут кто-нибудь? — громко спросил Быстрый.
Но ему никто не ответил — дворец был погружен в тишину.
«Может быть, все ускакали в Черный Город, один я тут дрыхну?» — обмирая от стыда, подумал Быстрый.
Он позвал еще. И даже для верности поколотил копытом в пустое серебряное ведерко, которое стояло неподалеку. Получилось довольно громко, но снова никто не отозвался.
«Что за незадача? Ведь во дворце столько слуг!» — подумал Быстрый.
Однако через пять минут к Быстрому вышел Игогоний собственной персоной.
Игогоний был старым конем. Таким старым, что шерсть у него на боках поседела. А зубы стали желтыми-желтыми, как спелый голландский сыр. На морде же у него по-прежнему красовались старинные очки с мутными стеклами.
— Я рад, что ты наконец проснулся, Быстрый, — сказал Игогоний своим скрипучим голосом. — А то я уж начал беспокоиться — не случилось ли чего.
— Беспокоиться? А что за причины были для беспокойства? — спросил Быстрый.
— Как это «что за причины»? Причина была простой — ты спал очень уж долго!
Но ведь сейчас только вечер!
— Конечно же, вечер! — Игогоний громко рассмеялся, и его смех был больше всего похож на козлиное блеяние. — Но только вечер следующего дня!
— Следующего дня?! — черные глаза Быстрого расширились от удивления.
— Да-да, следующего дня. Ты проспал в общей сложности… — Игогоний посмотрел на гигантские песочные часы, которые стояли у входа, — ты проспал… тридцать один час!
— Не может этого быть! — всполошился Быстрый. — Но ведь раньше я никогда не спал столько! Что это на меня нашло?
— Ты просто очень устал. Тебе нужно было восстановить силы, — не сводя с Быстрого своего гипнотического взгляда, сказал Игогоний.
— Да… Наверное, я просто устал, — покорно повторил Быстрый. — А что наши? Есть ли вести от Бубенция, Кусачего, Хитрой и Печального? Вы ведь выслали их на помощь Снежной?
— Я? О чем ты, Быстрый? — недоуменно спросил Игогоний.
— Ну как же! Перед тем, как я заснул, я ведь говорил, я ведь настаивал, что нужно поскорее мчаться туда, к Змеиному Ущелью! Чтобы успеть спасти Снежную до того, как ее запрут в подземельях Черного Города!
— Ты? Говорил? Нет, ты ничего такого мне не говорил… — соврал Игогоний, не моргнув глазом.
Как и многие советники многих других царств, он умел врать так виртуозно, что даже начинал сам верить в свое вранье. Если бы по вранью устраивались олимпиады, Игогоний наверняка завоевал бы титул абсолютного чемпиона Архипелага.
— Как не говорил?! — в отчаянии спросил Быстрый.
— Так… Наверное, тебе это просто приснилось!
— А что же я в таком случае говорил?
— Ты почти ничего не успел сказать… Ты ведь был таким усталым… Ты даже слова путал — например, ты не мог толком сказать, сколько именно там было волков…
— Что-то смутно припоминаю… Да-да… — понурив голову, сказал Быстрый. — А еще?
— А еще ты сказал, что на вас напали волки и забрали Снежную в плен. И что Сизокрыл погиб. Но ты даже не сказал, где они на вас напали!
— Неужели? Неужели я не упомянул даже про Змеиное Ущелье?
— Нет, ты ничего про Ущелье не говорил! Ты сказал мне всего три фразы. Тут же лег и… и погрузился в глубокий сон.
— Что я наделал! Что я наделал! — возопил Быстрый и в гневе заколотил копытами по полу. — Ведь если бы я сказал вчера про Змеиное Ущелье, Снежную можно было бы отбить еще по дороге к Черному Городу!
— Но ты ведь был таким усталым, — изображая сострадание, сказал Игогоний.
— Постойте, — вдруг в голову Быстрому пришла одна мысль, — а почему же вы меня не разбудили?
— Почему не разбудили? Ну… почему-почему… — Игогоний впал в замешательство. Впрочем, это замешательство длилось всего-то несколько секунд, ведь все-таки Игогоний был очень опытным притворщиком. — Ах да! Мы, конечно, будили тебя! Но ты и не думал просыпаться!
— А почему же вы не окатили меня ледяной водой? Тут я живо проснулся бы! Ушат ледяной воды мне на брюхо! Бр-р-р! — фыркнул Быстрый, представив себе свои ощущения. Он ненавидел воду, а особенно ненавидел воду ледяную.
— Почему не окатили? Гм… Что ж, наверное, просто не догадались… А впрочем, нет! Мы окатывали тебя ледяной водой! Конечно окатывали! Как я мог забыть! Видишь то серебряное ведерко?
— Вижу.
— Так вот: в этом самом ведре я воду-то и носил. Ну, может быть, она и не ледяная была… Но что холодная — это точно…
— И что? — Не помогло! — отвечал Игогоний. — Ты только крыльями шевелил и бурчал себе под нос что-то непонятное. Про каких-то поганых русалок…