Небольшая комната без окон была пуста. Лишь вдоль стен стояли большие витрины из прозрачного оргстекла. За стеклом высились какие-то странные силуэты, подозрительно напоминавшие статуи.
Ошалевший Кобылин отодвинул в сторону старика и шагнул в центр комнаты. Старик что-то бормотал, нес свою чушь про крысиный апокалипсис, но охотник его не слушал. Озираясь по сторонам, он чувствовал, как у него волосы становятся дыбом.
За стеклом, рядами, стояли крысюки. Чучела крысюков. Три справа, три слева и двое в центре. Они стояли на задних лапах, выставив вперед свои крохотные передние лапки. Черная шкура, серая шкура, коричневая… На одном была потрепанная куртка – совсем как у Треша. Второй сжимал в лапах старую пневматическую винтовку. У третьего к лапам были привязаны ножи, а вместо глаз – прозрачные стеклянные шарики. Стоявший рядом с ним был завернут в красную тряпку, а его задняя лапа попирала человеческий череп.
Кобылину стало дурно. Он сглотнул, сжал телефон, медленно повернулся, озирая эту чудовищную выставку покойных крысюков. Только сейчас он заметил, что все они скалили зубы, да и позы у всех были угрожающими. Настоящая иллюстрация крысиной угрозы. Грядущего крысиного апокалипсиса.
– Ты снимай, снимай, – настаивал оставшийся у двери Паровозов. – Не сомневайся, они все настоящие. Знаешь, как трудно их было вытащить из подземелья? Эти твари обычно заметают следы, прячут все, что может свидетельствовать против них.
– Ага, – отозвался Алексей, не в силах отвести взгляда от крысиной морды с прилепленными фальшивыми клыками. – Ага.
– Давай, давай, не стесняйся, – подбодрил его Паровозов. – Щелкай! А я сейчас чайку заварю и такого расскажу, ух! У тебя волосы дыбом встанут!
Кобылин медленно обернулся, но старик уже скрылся в кухне и загремел посудой. Алексей медленно перевел взгляд на самого мелкого крысюка. У того вокруг шеи был обернут длинный красный шарф, а вытянутые вперед лапы сжимали нечто вроде багра. Медленно подняв телефон к уху левой рукой, охотник, не глядя, набрал знакомый номер.
– Вадим?
– Кобылин, – рявкнул в ухо бывший проводник, а ныне оборотень. – Наконец-то! Леша, ты куда запропастился? Есть дело? Я тут уже озверел от безделья. Надо бы размяться, а? Мы с Веркой уже грыземся со скуки, как дворовые шавки…
– Погоди, – быстро сказал Кобылин. – Дело есть, но… Послушай, ты говорил, что знаешь оборотня, знаменитого ветеринара. Да?
– Ну, не лично, но, типа, знаю, – отозвался Вадим. – А что?
– Как думаешь, у него есть знакомые человеческие врачи?
– Порвали? – деловито спросил оборотень. – Леш, есть знакомый врач, зашьет в лучшем виде. Куда гнать?
– Отставить гнать, – бросил Кобылин. – Дело такое. Нужен психиатр. Или психотерапевт, я точно не знаю. В общем, надо одного пациента в дурку запереть. На всю оставшуюся жизнь. Понимаешь?
– Не очень, – признался Вадим. – Кого?
– Да есть тут один охотничек, – пробормотал Кобылин, подходя ближе к витрине. – Пора ему на пенсию с бесплатной смирительной рубашкой и обязательной лоботомией согласно страховому полису.
Подавшись вперед, он впился взглядом в чучело самого маленького крысюка с шарфом. На его левой передней лапе было еще что-то. Нечто вроде браслета, но спрятанное так глубоко в шерсти, что его не сразу и…
Вадим что-то говорил, но Кобылин не слушал. Это действительно был браслет. Маленький браслетик из десятка разноцветных резиночек, переплетенных между собой. Очень модная в этом сезоне вещица. Берешь кучу резинок, вроде тех, которыми перетягивают пачки денег, сплетаешь их между собой, получается браслетик. Резинки разноцветные – красные, синие, фиолетовые, – яркие, броские. Даже наборы для плетения продаются, уже готовые. Для детей.
Кобылин сжал зубы, втянул носом воздух. Медленно выпрямился и только сейчас понял, что все еще прижимает к уху телефон.
– Вадим, – мягко сказал Алексей, прерывая тираду друга. – Спасибо. Уже не надо. Я перезвоню.
Он ткнул большим пальцем в кнопку на экране, сбросил вызов и обернулся к двери – ровно в тот момент, когда на пороге появился сияющий Паровозов. В руках у него были стаканы с чаем – в потемневших подстаканниках. Старикан чуть развел руки и улыбнулся гостю, так, словно встретил старого знакомого после долгой разлуки.
Кобылин сунул руку за спину. Одним непрерывным движением, гладким, ровным, отрепетированным до автоматизма, он вытащил пистолет, поднял на уровень глаз, указал стволом ровно в старческий лоб и спустил курок.
Выстрел внутри закрытой комнаты оглушительно бухнул, больно ударив по ушам, но охотник даже не вздрогнул. Он смотрел на старика Паровозова, а точнее, на черную дыру, появившуюся в центре его лба.
Старый охотник, все еще улыбаясь, развел руки, покачнулся, выронил стаканы. Под звон бьющегося стекла он пошатнулся и упал навзничь, распластавшись на бетонном полу.
Кобылин оглянулся на чучела крысюков, а потом двинулся к выходу. В одной руке – телефон, в другой – пистолет. Перешагивая через тело мертвого старика, он даже не взглянул на него. С этим вопросом было покончено. Навсегда.
Пошатываясь, Алексей выбрался на кухню, потом, засуетившись, рванулся в соседнюю комнату, к выходу. К последней двери, ведущей наружу, он откровенно бежал, пытаясь как можно быстрее убраться из этого ужасного места.
Выскочив из подвала, охотник взлетел по ступенькам и на негнущихся ногах подошел к люку. Из его черного проема на него глянули два огромных крысиных глаза. Живых.
Алесей присел, сунул пистолет за пояс, телефон в карман, спустил ноги в люк и начал быстро спускаться. Достигнув дна, он обнял железную лестницу, уткнулся разгоряченным лбом в холодное железо и закрыл глаза.
– Все, – сказал он, почувствовав лопатками движение за спиной. – Вопрос закрыт. Идите, забирайте своих мертвецов.
Под его руками дрогнула лестница, когда крысы метнулись вверх по перекладинам, чуть ли не перепрыгивая друг через друга. Кобылин отшатнулся, отлепился от лестницы и, опустошенный, побрел в темноту.
Ему, конечно, и раньше доводилось убивать. И нечисть. И людей. Защищая свою жизнь, защищая жизни других, неся справедливое возмездие. Но никогда он еще не убивал так хладнокровно, с холодной головой. Это уже нельзя было назвать охотой. Это была казнь.
В глубине души Кобылин не сомневался, что поступил правильно. Он знал, что ничего уже здесь нельзя было изменить. Сумасшедший охотник слишком опасен для окружающих, чтобы оставлять его в живых. Чутье Кобылина подсказало ему, что в этой истории необходимо поставить точку. Это как ампутация загнившей конечности опытным хирургом – безжалостная и спокойная операция, без всяких эмоций. Разве что немного гнева на тех, кто довел пациента до такого состояния своим бездействием. И все же… Все это не отменяло того факта, что паладин в сверкающих доспехах только что выстрелил в голову человеку, не представлявшего для него никакой угрозы.
Кобылин остановился, прижал ладони к пылающему лицу. Холодные руки приятно холодили щеки.
– Охотник! – Хриплый голос Треша пришел из-за спины.
– Я больше не охотник, – глухо отозвался Кобылин, не отнимая рук от лица. – Я убийца.
Он так и стоял в темноте, пока не почувствовал, как кто-то тянет его за рукав куртки. Открыв глаза, Кобылин опустил взгляд. В подземелье было темно, но света, сочившегося сверху, из открытого люка, было достаточно, чтобы рассмотреть остроносую морду крысюка. Треш смотрел на охотника снизу вверх, огромными круглыми глазами. И охотник был готов поклясться, что он заметил на крысиной морде выражение печали. Неожиданно его охватила ярость.
– Ты! – рявкнул он на крысюка. – Ты знал, чем это все кончится, да? Неужели вы сами не могли решить эту проблему? Разобраться с одиноким спятившим стариком…
– Мы не убиваем людей, – прошепелявил в ответ Треш. – Это плохо.
– Ой, да ладно! – воскликнул Кобылин. – Я видел скелеты в ваших подземельях! Видел твоих бойцов. Всем скопом вы могли затравить старика в своих лабиринтах, загнать как…
– Как крысу? – печально переспросил Треш. – Мы не охотимся на охотников. Это все сложно. Это спор людей. Крысолов был в своем праве. Он охотник. Он охотился. Но он зашел слишком далеко. С охотником должны разбираться… Охотники.
– Я не охотник, – обреченно повторил Кобылин, чувствуя, как его гнев испарился, оставив после себя лишь мерзкое ощущение бессилия. – Ты мог бы сам… Если бы остальные знали…
– Не знали, – отрубил Треш. – Никому нет дела до крыс. Наверху идет большая игра. Наш народ не играет в эти игры. Ты охотник. Ты узнал. Ты решил проблему. Мы благодарны тебе. Наш народ у тебя в долгу.
– В долгу. – Алексей тяжело вздохнул. – К чертям собачьим такие долги. И что теперь?
– Мы уходим, – медленно произнес Треш. – Почти все ушли. Остались только мы. Заберем наших братьев и тоже уйдем.
– Бежите от таинственного конца света? – Кобылин хмыкнул.
– Он не таинственный, – отозвался крысюк, шевеля длинными усами. – Видения усиливаются. Все случится очень скоро. Очень. Зло надвигается. Теперь почти все видят это. Даже я.
– Зло надвигается. – Кобылин устало потер щеку. – Знать бы, откуда оно движется и куда…
Треш внезапно беспокойно пошевелил плечами, дернул хвостом. Оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то может подслушать разговор, а потом схватил охотника за полу куртки. Алексей, не ожидавший рывка, против своей воли опустился на одно колено, очутившись лицом к лицу с огромной крысой.
– Мы в долгу, – прошептал Треш. – Нельзя изменить судьбу.
– Чего? – буркнул Кобылин, пытаясь подняться. – Что ты несешь?
– Это паук, – выдохнул крысюк. – Химера-паук. Он здесь. Он рядом. И скоро освободится.
Привставший было Кобылин рухнул обратно на колено, впился взглядом в круглые глаза крысы.
– Какой паук? – вкрадчиво спросил он, чувствуя, как где-то в глубине души разгорается новый уголек.
– Шарштаршар, – невнятно произнес Треш, стрельнув глазами в дальний угол. – Древнее зло. Остаток прежнего мира. Его нельзя убить. Никто не знает как. Его лишь можно погрузить в сон, на время. В нем суть паука. Он плетет паутину и пожирает всех, кто попался в его сети. Он управляет снами. Может навести морок, отвести глаза… И он просыпается.