— Полиция! Всем оставаться на местах! — раздаётся из коридора и через отсутствующую дверь в комнату врываются четверо в форме с нашивками районного отделения.
Я отпускаю мокрого У Цзяньго, он заваливается головой вперёд.
— Руки! Так, чтобы я их видел! Медленно! — командует старший наряда, оценивая ситуацию: два здоровых парня без сознания на полу, выбитая дверь, три встревоженные девушки у окна, и мы с У Цзяньго в ванной.
— Это они! — комендант Хэ Пин, прихрамывая и держась за поясницу, появляется за спинами полицейских. — Сволочи, дверь выломали! А меня… думал уже никогда не встану! Хорошо, телефон всегда на шнурке с собой ношу.
По требованию служителей закона все предъявляют айди-карты, у здоровиков из карманов их достаёт один из сотрудников.
Пока старший мажет сканером по кьюарам, его коллега присаживается возле лежащих, проверяя пульс:
— Живы.
По мне, и так видно — дыхание, шевелятся, явно не трупы. Но вслух по понятным причинам ничего не говорю.
— Они первые на Лян Вэя напали, у него не было выбора, кроме как защищаться, — торопливо объясняет комендант. — А это их главный, всё по его приказу было! — он указывает дрожащим пальцем на кузена Ли Джу.
Двое полицейских решительно заходят в ванную и поднимают У Цзяньго на ноги, заламывая руки за спину. Вода продолжает стекать с его некогда идеальной прически на дорогой костюм. Его волокут в комнату и направляются к выходу.
— Куда вы меня тащите⁈ — голос мажора срывается на визг. — Я племянник!.. — он называет фамилию. — Один звонок и вас в порошок сотрут! Руки уберите! Мы просто пришли поговорить, все всё не так поняли. Вы этому старому маразматику верите? Приведите парней в чувство, они вам расскажут, как было!
Правоохранители обмениваются настороженными взглядами, после упоминания прокурора в их движениях появляется заметная нерешительность.
Отряхивая руки, подхожу ближе:
— Я ему не разрешал входить, он ворвался силой, — кивок на лежащую горизонтально дверь. — Тому есть четыре независимых свидетеля, одна из которых вообще иностранка — в Китае никаким боком, лицо незаинтересованное. Все они подтвердят, что имело место нападение на несовершеннолетнего. Кстати, — поднят вверх указательный палец. — Эти двое пришли вместе с ним, — кивок под ноги, где спортсменами занимаются другие полицейские. — В случае судебного разбирательства, а я всё больше к нему склоняюсь, не думаю, что родственник-прокурор вывезет.
Есть и ещё достаточно очевидные козыри, но их пока не выкладываю.
Патрульные морщатся — связываться ни с одной из сторон им предсказуемо не хочется.
Я коротко задумываюсь, как лучше поступить. Такие, как У Цзяньго, ничего не забывают — видно по лицу. Особенно если спустить текущую ситуацию на тормозах. Земля круглая, мало ли как оно повернется.
Склоняюсь к тому, что надо в любом случае надавить на троицу по закону — купировать любые интересные мысли на тему реванша.
— Я хочу подать заявление, — чётко выговариваю в следующую секунду.
На лицах полицейских синхронно проступает досада.
— У нас сегодня следователя нет на выезд, только дежурный. Разве что в понедельник, — ближайший человек в форме опускает взгляд в пол.
— К тому же вы несовершеннолетний, — подключается второй.
В глазах оставшиеся пары зажигается робкий энтузиазм.
— Дело можно открыть либо в отношении, либо по факту, — Бай Лу делает шаг вперёд и становится между мной и правоохранителями. — Не нужно изображать сложности там, где их нет. Открывайте по факту! Для этого заявления не требуется. Нападение на несовершеннолетнего, — она ведёт рукой вокруг, — дееспособных свидетелей хватает, айди вы только что у всех проверили. Вас нужно учить работать? В других аналогичных ситуациях вы как поступаете?
Полицейские молча и задумчиво смотрят на меня.
— Допустим, перед вами несовершеннолетняя девочка, произошло преступление против её половой неприкосновенности, — черты лица модели каменеют. — Факт противозаконного действия подтверждается её внешним видом, косвенными уликами на месте происшествия и вашей личной субъективной оценкой. Законных представителей пострадавшей в лице родителей рядом нет — ну так случилось. Но зато вы, полиция Пекина, прибыли вовремя и всех застали на горячем! Ей вы тоже скажете, приходи в понедельник? Вместе с родителями? — Бай Лу обманчиво спокойно наклоняет голову к плечу. — Ваши видеофиксаторы работают? Они же и разговор пишут? — она вытягивает палец в направлении ближайшей наплечной камеры.
Полицейские переглядываются. Один из них нехотя достаёт телефон и, судя по разговору, набирает следователя.
Точно. Просто не хотели связываться с прокуратурой, надеялись, само рассосётся за выходные: все живы, зачем напрягаться ради дворняги-меня.
— Знаете, я чуть на других этажах плаваю и на в моём уровне таких приколов, как сейчас в вашем исполнении, ещё не было, — продолжает Бай Лу, чей голос начинает пронзительно звенеть. — Вас воспитывать и воспитывать. Нужен его законный представитель⁈ Без проблем, я буду! По документам оформлю со скоростью звука, верите?
Она поворачивается к тому, который сканировал её айди-карту:
— Вы вообще меня насколько глубоко пробивали? Знаете, кто я такая? По фамилии в директорию дальше ходили или просто вид сделали? — она снова протягивает документ. — Делайте ещё раз, НОРМАЛЬНО. Этот парень со мной.
Служитель закона сканирует повторно, после чего здорово озадачивается.
Старший патрульный промаргивается, словно сбрасывает наваждение:
— Не нужно нами руководить!
— СМИР-Р-РНО! СМОТРЕТЬ МНЕ В ГЛАЗА! — рычит Бай Лу, разрывая шаблон абсолютно у всех присутствующих (так с полицией в Китае не общаются). — Будет всякая перхоть из-под ногтей мне закон трактовать! Я налогоплательщик! И плачу ВАМ зарплату из своего кармана, чтобы вы защищали! А не отлынивали трусливо!
Впрочем, женщинам в Поднебесной прощается больше почти в любой ситуации, тоже факт.
Дальше всё идёт как по маслу. Следователь прибывает в общежитие с удивительной скоростью, старательно просматривает записи с камер наблюдения, тщательно опрашивает меня и свидетелей. Причём нашёлся не только следователь, но и переводчик для вьетнамки.
Полицейские сначала уводят пришедших в сознание, но всё ещё пошатывающихся мордоворотов вниз, затем возвращаются за У Цзяньго. Его лицо искажено злобой:
— Посмотрим, что дальше, — роняет он через плечо от дверей.
Бай Лу выстреливает вперёд рукой, хватая меня за плечо и не давая ответить:
— Есть ещё место на земле, где бедный равен богатому, умный — идиоту, а президент концерна — уборщице. В этом месте даже член ЦК ничем не отличается от нелегального вьетнамского иммигранта!
Интересно, в чей огород камень. Или это для иллюстрации, без параллелей?
Кстати, полицейские снова как по команде напряглись и замерли.
— Что за место? — мрачно интересуется До Тхи Чанг на ломаном, но узнаваемом жонг-гуо.
— Уголовный суд Китайской Народной Республики.
В комнате виснет тишина, нарушаемая скрипом ручки следователя — он вздохнул и сейчас заполняет протокол допроса Ли Джу. От показаний против своего кузена та не уклонилась, уже говорит о многом.
— Как закончим, звони родителям, — Бай Лу выдыхает и поворачивается ко мне. — На тему процедур не парься, найдём нотариуса в этом вашем Хэйлунцзяне через Палату, кто и сегодня работает.
Там же, через некоторое время.
— … ждёт кого-то из твоих родителей в городе. Сумеют добраться быстро? — Бай Лу всерьёз озаботилась оформлением опеки надо мной на следующую процессуальную неделю начиная с понедельника. — Не переживай.
— Родителям написал, жду ответа. Не переживаю, — усаживаюсь на кресло. — Я, в принципе, понимаю, почему это всё происходит.
В свете ярких неожиданных эмоций почему-то тянет на философию.
— И почему же? — модель падает в соседнее кресло спиной вперёд.
— Когда ты — человек, у которого ещё вчера ничего не было, а сегодня появляется хотя бы три-пять тысяч долларов в месяц, проблем всегда становится больше, — вздыхаю. — С ростом богатства количество движений тоже вырастает.
— Богатство? — Бай Лу на мгновение оживляется, но в последнюю секунду от неуместного веселья удерживается. — Оптимистично, а-ха-ха. Ладно, молчу.
— Зря хихикаешь. Знаешь, с какой суммы человек начинает считаться богатым, например, по меркам Германии?
— Понятия не имею. Никогда не интересовалась. Хотя наша диаспора там немаленькая, да, — она зачем-то лезет в wechat.
— В отличие от нас, богатые от бедных там различаются Налоговым кодексом ФРГ. По их закону, если твой заработок выше сорока девяти тысяч в год чистыми, ты уже являешься богатым.
— Да ну⁈ Полсотни в год⁈ — Ли Джу тоже не скрывает скептицизма. — Всего лишь⁈
— Ну да. Это примерно четыре тысячи евро в месяц. Просто у нас в Китае дела обстоят иначе.
— У нас очень много кто зарабатывает пятёрку в месяц, шестьдесят в год. Здесь супербогатыми их никто не считает, — кивает Бай Лу.
— Мои родители говорили, когда человек, у которого ничего не было, поднимается хотя бы на эту промежуточную ступеньку, у него и враги сразу появляются, и конфликты. Так происходит всегда. Поэтому я не удивлён и спасибо за помощь.
До Тхи Чанг, гулявшая с отстранённым видом по комнате, присаживается на подоконник. Уже на протяжении полутора часов все разговоры в этой комнате ведутся только на китайском.
— Занятный взгляд на вещи. Миньюэ и я думаем иначе, — замечает Ли Джу, — не настолько философски. Меня вообще прямо не касается, но по нервам ударило, — она ведёт рукой вокруг.
— При движении вверх по иерархиям проблемы не убавляются, а растут, это закон, — пожимаю плечами. — К этому вообще можно относиться как к тренировке. Когда-нибудь, может быть, мне свой концерн придется от длинных рук коммунистической партии защищать — сейчас стремятся всё национализировать, а товарищ Си себе пожизненное правление уже устроил. Это я про изменение в уставе партии.