дким и душистым вкусом. На задах сада, в разросшихся осиновых кулисах, защищавших сад от зимних ветров, росли грибы подосиновики. Росли грибы, ежевика и земляника и по канавам вокруг сада. Сад всегда манил нас многими соблазнами. А его хозяева одновременно были и очень строги, и снисходительны к нашим проказам. Должен сказать, что яблок в деревне нам всем хватало. У всех сады были свои, и у всех были свои заветные сорта. Но сад, который купил мой дядя Александр Иванович, был необыкновенным. Теперь в наших родных окрестностях таких садов с такими сортами плодов нет.
Не было у наших деревенских мужиков и таких домов, какой купил Александр Иванович. Я уже представил его внешний барский вид. А теперь попытаюсь вспомнить его немужицкие интерьеры. Двухстворчитая, с фигурной филенкой дверь с невысокого крыльца вела в просторные теплые сенцы, разделяющие дом на две половины – направо кухонную, а налево спальную и горничную.
Кухня была просторная и светлая. Дом парадной стороной был поставлен на восток. В нем с утра всегда было светло и в хорошую погоду солнечно. Окна были большие, с подоконниками и цветами на них. На кухне была большая русская печь. Мне много раз приходилось на ней греться с моим двоюродным братом – другом Борисом. А против печи в большом зале стоял длинный дубовый стол с длинными лавками вдоль него. В обычные дни здесь была столовая. А в чистой горничной части трапезничали в праздники, когда наезжали гости. Эта часть обставлена была городской московской мебелью стиля модерн. В двух спальнях стояли деревянные кровати, гардероб для одежды и сундук для белья. А в большой светлой горнице – плюшевый диван с подушками, большой обеденный раскладной дубовый стол и роскошный дубовый буфет с резными дверцами и разноцветными стеклянными витражами. В буфете наборами стояла чайная и столовая посуда гарднеровского фарфорового завода. Вокруг стола и вдоль стен стояла дюжина венских стульев. Забыл я еще про комод светлого орехового дерева с вазами на нем и зеркалом. Всю эту мебель Александр Иванович вывез из Москвы, как только принял решение навсегда поселиться в деревне.
Из окон горницы и кухни открывался вид на все подворье, на зерновые амбары, погреб-выход, скотный двор. За этими постройками простиралось одно из приобретенных полей, а за полем луг, а через него еще поле. Все это принадлежало теперь новому хозяину Александру Ивановичу Левыкину, старшему брату моего отца. Приобретение было сделано несколькими годами раньше, чем окончательно было принято решение покинуть Москву. А оно пришло сразу после совершившейся Февральской революции. В ней Александр Иванович сумел увидеть начало больших перемен в жизни. Видимо, сказался опыт пережитой революции 1905—1907 годов. Старший брат понял, что жизнь и материальные результаты, достигнутые за годы работы на фирме Ландрина, будет легче сохранить в деревне, чем в беспокойном городе. Да еще он услышал, что будто бы в деревне будут землю давать. Скомандовал старший брат младшему, как говорила Мама: «Григорий, собирайся в деревню». Младший верил и доверял старшему. Перечить не стал. А Мама, она потом рассказывала, что внутренне была несогласна с этим решением.
Перспективы тяжелой деревенской жизни ее уже не увлекали. Когда мы спустя много лет бывали в гостях у Фурсовых в Гарднеровском переулке и проходили мимо дверей бывшей квартиры моих родителей, Мама вздыхала с грустными воспоминаниями о былой устроенной жизни и вслух сетовала на покойного Александра Ивановича, который и Отца нашего совратил на неправильное решение, и сам в конце концов своей жизни не уберег. Как бы то ни было, братья собрались и со своим городским добром и семьями отправились в родную деревню. Тогда же, а может быть немного раньше, братья в единодушном согласии, без претензий друг к другу разделили между собой небогатое отцовское хозяйство. Старая усадьба-двор осталась моему Отцу. В придачу он получил от братьев заботу о попечении над их старой матерью – моей Бабушкой Ариной Стефановной и больной сестрой Юлией Ивановной.
Старый дом получил Борис Иванович. Он принес его на новый, выделенный ему обществом участок на выгоне. Александр Иванович поселился в купленном имении и в совладельцы пригласил, или, как у нас говорили, взял с собой, Федота Ивановича, который тогда еще не был женат. Брат, способный к крестьянскому делу, был нужен ему в качестве управляющего хозяйством. Сам-то он в этом деле оказался не очень способным.
Старший брат Михаил Иванович в дележе не участвовал. Он из хозяйства давно вышел добровольно, уступив свою долю братьям за право бывать в деревне, когда к нему приходило желание и охота. Никаких отступных от братьев он не потребовал и был за это сам и со своей супругой Марией Ивановной всегда желанным и уважаемым в доме и семье каждого. За всю памятную мне жизнь в рассказах моих родителей об этом разделе я не слышал никогда никаких обид или упреков. Раздел небогатого отцовского наследства не разделил их, не нарушил их братской дружбы и взаимной поддержки.
Однако повод для возможного разъединения родственных уз разделом был создан, и долгие годы он давал о себе знать. Хотели братья или нет, они оказались разделенными в социальном отношении. Александр Иванович и Федот Иванович поселились в бывшем помещичьем именьице, и от остальных братьев, так же как от остальных мужиков-соседей, они отделились не просто канавой, обозначавшей границу приобретенного владения, а канавой социальной. Это разделение особенно пришлось испытать и пережить моей Маме, когда после отъезда Отца в Москву ей пришлось управляться со своим небогатым хозяйством. Ощущение неравенства с родственниками возникало у нее чаще при общении со своячницами. Однако это выглядело в форме несхождения характеров, и братья почти не обращали на это внимания. Неравенство это, однако, было радикально устранено, когда обе семьи оказались в конце 20-х годов лишенцами, а затем и вовсе, когда хозяйство Федота Ивановича было раскулачено. Но мой рассказ до этого события еще не дошел.
Итак, накануне Октябрьской революции 1917 года Александр Иванович и мой Отец со своими семьями поселились в деревне. Старший брат – в своем купленном имении с братом Федотом Ивановичем. А мой Отец на скопленные в Москве деньги построил на дедовской усадьбе новый дом. Однако сам он оставался здесь недолго. Воспоминания о городской жизни все время манили его в Москву. Старшие братья зажили на приобретенной усадьбе надолго дружно и в согласии. Большое хозяйство увлекло их в совместный труд. Дядя Федот знал толк в крестьянском деле. А Александр Иванович был предприимчив на новые идеи. Примерно в это же время Федоту Ивановичу сосватали невесту в далеком от наших мест, за Мценском, большом селе Алешня. Может быть, ее подыскал Александр Иванович. Он нашел ее в обстоятельной и состоятельной семье Василия Ефимовича и Просковьи Семеновны Авакумовых – молодую, некрасивую, но физически здоровую, сильную и работящую. В хозяйстве она, Анна Васильевна, пришлась удачной парой скромному и тоже здоровому и работящему Федоту Ивановичу. В женском выборе он был непритязателен. Жена всю жизнь была ему верной помощницей во всех радостях и невзгодах. Я написал: была. А Анна Васильевна и сейчас еще жива. Умерли давно ее родители, муж и все его братья с женами, погибли оба ее сына, а она жива. Ей сейчас идет девяносто шестой год.
Многое о ее жизни я знаю из ее рассказов. К сожалению, теперь она уже полностью в сознании своем утратила связь времен. Очень жалею, что не сумел я запомнить все ее рассказы. Теперь их приходится восстанавливать с трудом. Знаю я, что по общим причинам ее родителям пришлось в конце двадцатых годов покинуть свой дом и хозяйство. Знаю, что один из их зятьев – муж старшей сестры Иван Иванович Белкопытов владел во Мценске мельницей и тоже был отлучен от своей собственности. Знаю, однако, что род Авакумовых нашел продолжение в детях двух сыновей Василия и Николая, которые сами получили с помощью родителей образование и всю жизнь работали по агрономической профессии. Знаю, что ее младшая сестра Зинаида Васильевна тоже получила высшее образование и многие годы до выхода на пенсию работала инженером-конструктором в каком-то ведущем конструкторском бюро. Она тоже пока жива.
А Анна Васильевна никакого образования не получила. Решили, видимо, когда-то и родители, и братья, и сестры ее, старшие и младшие, что Нюре образования не нужно, и выдали ее замуж за нашего Федота Ивановича, которому образование тоже не понадобилось. Для крестьянского труда и сил, и знаний у них оказалось достаточно. Они преуспевали в нем и многого могли бы добиться. Но судьба рапорядилась с ними жестоко и несправедливо.
Александру Ивановичу недолго пришлось и пожить, и похозяйствовать в своем приобретенном имении. Как только он приехал с семьей в деревню, жизнь начала круто меняться. Началась Гражданская война, и сразу встала проблема выживания. 1919 год оказался в наших местах неурожайным, и пришлось некоторым нашим мужикам ехать за хлебом на Украину. Поехал и Александр Иванович со своим товарищем и односельчанином Дмитрием Яковлевичем куда-то в Харьковскую губернию. Да и заболел там тифом. Умер в дороге. Домой вернулся в гробу. По той дороге со стороны Шуменок, откуда всегда тянуло тревожным ожиданием, холодным зимним вечером и подъехал он, бездыханный, мимо прекрасного сада к крыльцу недавно обретенного красивого дома.
На всю жизнь овдовела его жена Ольга Семеновна, беременная тогда третьим сыном. Осиротели сыновья Георгий и Владимир. А нерадившемуся еще младшему Валентину так и не суждено было увидеть отца живым. Их теперь всех ожидала невеселая судьба.
После смерти Александра Ивановича хозяйкой усадьбы и всего имущества осталась его вдова Ольга Семеновна. Однако, фактически, всем в доме и в усадьбе владел и руководил Федот Иванович. С этого момента все здесь стало называться федот-ивановым: и дом, и сад, и пруд, и поле, и скотина. Однако это вовсе не означало, что дядя Федот присвоил себе собственность покойного брата и отнял ее у наследников. Это означало всего лишь то, что он стал не юридическим, а фактическим опекуном осиротевшей семьи. Он заменил отца детям умершего брата, а Ольге Семеновне оставался заботливым деверем. Две семьи спокойно и естественно объединились в одну и согласно доверились Федоту Ивановичу как главе дома. Никто никогда не рассказывал о том, что в этой семье была какая-нибудь ссора. Мир и согласие в ней гарантировал умный и заботливый глава семьи. Его забота была сосредоточена на том, чтобы держать хозяйство в порядке, чтобы оно обеспечивало всем в одинаковой степени необходимые условия жизни.