А хозяином Федот Иванович был хорошим. В его распоряжении оказалось, как я уже говорил, около тридцати десятин земли в поле, которые он засевал и рожью, и пшеницей, и просом, и гречихой, и клевером. Не могу сказать, насколько сложным был у него севооборот. Одно знаю – землей он распоряжался умело. Минеральных удобрений он не покупал, но землю удобрял навозом. Скотины на дворе для этого было достаточно. Было две или три коровы, всегда с приплодом, овцы. К праздникам, не на продажу, а для себя, кормились свиньи. Была на дворе птица: куры, гуси и индейки. Мне кажется, что я помню этих больших и страшных птиц индюков, которых я очень боялся, когда ходил к своему брату Борису. Я боялся, что они заклюют меня. И боялся не напрасно. Индюки были злыми и страшными. С этого деревенского детства я даже запомнил незатейливую песенку, которую мы с Борисом пели, дразня главного их индюка на безопасном расстоянии:
Индя, Инд я – Красный нос
Поросеночка унес,
Индю в городе поймали,
Красны сопли оторвали.
Но главную гордость дяди Федота и любовь его составляли лошади. Их в хозяйстве было шесть. Четыре были рабочими лошадьми. На них пахали, сеяли, боронили, косили, возили, делали всю трудоемкую разнообразную работу. А две были для удовольствия. Красивого вороного жеребца так и звали – Воронок. Красивую же кобылу – Волной. Их хозяин холил особо. В телегу не запрягал. Они ходили у него только в легкой выездной упряжке или под верхом. Воронок и Волна пустили по деревне несколько поколений таких же красивых и статных лошадей. В колхозе «Красный путь», куда они попали после раскулачивания дяди Федота, их долго называли Федотовыми Воронками и Волнушками.
Были у дяди Федота и свои сеялки, сортировки, веялки, косилки и, самое главное, молотилка с конным приводом.
Революционные перемены к нам в деревню пришли не сразу после революции, хотя в обиход уже прочно вошли и волостной совет, и РИК, и продразверстка, а затем продналог, и твердые задания, и обложения, и повинности. Провозглашены были новые приоритеты. Интересы бедных крестьян были объявлены главной заботой новой власти. Но какой-либо социальной разборки до второй половины двадцатых годов в нашей деревне, да и во всей округе, по соседним деревням не было. Гражданская война да наших мест не докатилась.
Она, однако, сказалась мобилизациями, особенно конскими, и разверстками. Но в каких-либо столкновениях между людьми не проявлялась. Правда, где-то в далеких Думчинских лесах, за Мценском, в то время объявились какие-то банды. О них ходила тревожная молва. Но на наших деревенских дорогах и в небольших лесах было спокойно. Новую власть в деревне тогда представлял единственный на всю округу коммунист, матрос-балтиец, мой родной дядя по линии Мамы Михаил Ильич Ушаков. Тревог тогда было, конечно, много. Мама рассказывала о них особенно в связи с приближением к нашим местам осенью 1919 года войск Деникина и отступлением тринадцатой армии большевиков. Но и в эти тревожные времена в деревне пахали, сеяли, убирали и занимались обычным крестьянским трудом.
А моего Отца тогда призвали в Красную Армию. Но он оказался ограниченно годным и проходил службу во Мценском караульном батальоне. Служил он недолго, так как вскоре заболел тоже тифом и был демобилизован по негодности к службе.
Окончание Гражданской войны ознаменовалось принятием новой экономической политики. Государство открыло возможности крестьянству активно распоряжаться в своем хозяйстве. Жизнь в большой семье Федота Ивановича была заполнена заботами о хозяйстве и о детях.
В 1919 году у него родился сын Леонид. А в 1920 году родился младший сын у Ольги Семеновны, теперь уже вдовы Александра Ивановича. Дядя принял на себя все отцовские заботы по отношению к племянникам. А в 1923 году у него самого родился второй сын, Борис, с которым меня связывала большая дружба с самого раннего детства до начала Великой Отечественной войны. Он погиб в 1943 году под Харьковом, а я в это время оборонял, а затем и освобождал Кавказ.
Старшие племянники Федота Ивановича ходили в школу к Евгении Ивановне. Однако прилежания к учебе не проявляли. Со старшим из них, Георгием, жизнь моя оказалась связанной по-особому. Он был моим крестным отцом. И эту возложенную на него Святым Крестом обязанность он выполнял с трогательной заботой и вниманием ко мне. Этого я не могу сказать о своей крестной. Георгия я с раннего детства привык называть крестным. Мне до сих пор памятны и его подарки, и его ласка и тогда, когда мы жили в деревне, и тогда, когда переехали в Москву. С моим Отцом и Мамой он был дружен всю жизнь.
Не обнаружив охоты и прилежания к учебе, Георгий уехал в Москву, где вместе с моим Отцом в трудное время безработицы пытался устроить свою жизнь. Помню, как он однажды летом приехал на побывку к матери и дяде. Приехал с гостинцами и гармонью. Помню, что они были завязаны в узелке. Из него он вынимал пряники, конфеты, баранки. Но больше всего меня поразила его гармонь. Он приобрел ее в Москве и там же научился играть нехитрые плясовые мелодии. Она тоже была завязана узлом в какой-то большой платок. Достав ее из этого узла, Георгий сел на стул посередине горницы, положил ногу на ногу и заиграл. Он широко развел гармонь. Она заиграла не столько своей веселой плясовой, сколько красными ситцевыми мехами. Вся родня стояла вокруг и, так же как и я, не верила этому чуду. А Георгий, ловко перебирая пальцами по перламутровым кнопкам и склонив голову набок, старался изо всех сил. Свое пристрастие к гармошке он сохранил на всю жизнь. Потом, в тридцатые годы он приобрел себе баян. Но овладеть этим инструментом было сложнее неприхотливой гармошки, и мне мой крестный так и запомнился веселым гармонистом.
Со вторым племянником Федота Ивановича Владимиром случилась беда. Жизнь его трагически оборвалась от случайного выстрела из охотничьего ружья. Один наш деревенский парень – Алексей из левыкинского рода Петрушиных (так называли братьев и их сыновей, прародителем которых был Левыкин Петр Николаевич) часто бывал в доме дяди Федота и дружил с его племянниками. Однажды он снял со стены охотничье ружье и, думая, что оно не заряжено, прицелился в Володю. Нажал курок, и ружье выстрелило. Мальчик был убит наповал. После этого случая в доме больше не было никакого оружия. Трагедия на всю жизнь наложила отпечаток на характер и поведение ее виновника. Алексей всю жизнь был молчаливым человеком с постоянным выражением испуга на лице. И речь у него была какая-то отрывистая, виноватая. Никакого суда над ним не было. Не было в его поступке злого умысла. Для него он стал бедой на всю жизнь. А для Ольги Семеновны это был второй тяжелый удар судьбы после смерти мужа.
В 1929 году Георгий был призван в ряды Красной Армии на действительную службу. Он проходил ее в одном из полков знаменитой Московской Пролетарской дивизии. Отслужив положенный срок, он в деревню уже не возвратился. Поселился до окончательного устройства своих дел в знакомом уже нам подвале на Верхне-Радищевской у нашего двоюродного братца Василия Борисовича. А в деревне в это время начиналась коллективизация. Федот Иванович спокойно ее воспринял и со всем своим хозяйством, живым и мертвым инвентарем, чадами и домочадцами вступил в колхоз «Красный путь». Однако по этому пути он прошел недолго и недалеко.
У моего Отца в деревне дела не складывались так успешно, как у братьев. На скопленные деньги он построил новый дом и двор. Но крестьянином стать после более чем десяти лет городской жизни он уже не смог. Не случайно Мама отговаривала его от необдуманного поступка. Но ее позиция оказалась слабой. Значительно большее влияние на него оказал пример старшего брата и сохранившаяся еще в подсознании призрачная перспектива стать хозяином на земле. Хозяин из него не получился ни тогда, ни после. Всю свою жизнь он потом проработал служащим в системе государственной торговли.
А ведение деревенского двора и всего хозяйства пало на плечи нашей Мамы. Она-то, наоборот, очень быстро из городской леди превратилась в сноровистую крестьянку. В хозяйстве она все умела – и снопы вязать, и сено убирать, и со скотиной обращаться, и лошадь запрячь, и возом править, и дом вести, и хлебы печь, и с соседями ладить. В молодые годы Бог не обделил ее ни здоровьем, ни физической силой. Когда я в детстве в школе учил стихотворение А. Н. Некрасова о русских женщинах, я видел перед собой живой их пример – мою Маму.
Я часто вспоминаю один эпизод из детства, дававший мне право восхищаться Мамой, ее смелостью и находчивостью. Однажды мы поехали с ней в гости к ее брату, Василию Ильичу Ушакову, который жил на хуторе близ деревни Толмачено, за городом Мценском. Кстати, замечу, что было это тогда, когда в деревне мы уже постоянно не жили, а приехали из Москвы на летние месяцы. Мама попросила у председателя колхоза подводу и лошадь. И ей разрешили запрячь нашу бывшую кобылу Озериху. Мы выехали рано утром. Дорога была неблизкая – верст одиннадцать-двенадцать, не меньше. Гостей у дяди Васи встречать любили, и мы с Мамой пробыли там до вечера. Засветло собрались в обратный путь. А выехавши со двора, Мама решила не ехать дальней объездной дорогой, не рисковать спуском под крутую горку, а проехать напрямик, полем, километра полтора-два всего, чтобы выехать прямо к железнодорожной станции Мценск, а оттуда на нашу каменную дорогу через город.
Решила Мама и поехала по вспаханному полю. Оно было несеянное, и вреда от этого ему не было. Но вдруг в стороне из-за высокой травы показались мужики. Они были с вилами. Увидев нас, мужики громко и скверно закричали на нас, а двое из них кинулись в нашу сторону с вилами наперевес. Не знаю, что бы они сделали с нами, если бы догнали. Лица их были страшны от злобы. Мне стало страшно. А Мама встала на телеге в полный рост, вскрикнула на Озериху решительным голосом и погнала ее вскачь по полю, размахивая над головой концами вожжей. Мужики продолжали за нами гнаться. И мне показалось, что они догоняют нас. А Мама гнала Озериху. Телегу кидало из стороны в сторону. А Мама стояла на ногах и еще энергичнее размахивала вожжами. Нас вынесло на дорогу, и мы покатили по ней быстрее. Страшные мужики отстали. А я долго еще не мог прийти в себя от испуга. Мама долго успокаивала меня. Домой мы приехали, когда уже стало темно. Сейчас все это я помню со всеми переживаниями, будто бы было это совсем недавно. Маме много раз приходилось самой принимать смелые и правильные решения, которые спасали нашу семью от недобрых намерений и последствий.