не помню, несмотря на то, что некоторое время перед своей смертью она жила у нас в доме, в Левыкине. Но я тогда был очень мал. А жена Василия Михайловича Татьяна Ивановна родом была из деревни Борзенки. Эта деревня была необычной. Большинство крестьян в ней были по статусу, унаследованному от своих предков, служилого сословия, дворянами. Среди русских офицерских фамилий XVII—XIX веков фамилия Борзенковых встречалась в наградных реляциях и описаниях походов и сражений. Не утверждаю, что Татьяна Ивановна была дворянкой, но что-то необычное в ее манерах и речи замечалось. Эту старую женщину я помню. Она бывала у нас в гостях в Москве. Основную часть жизни Татьяна Ивановна занималась обычным крестьянским делом вместе со своим мужем. Главным занятием моего Деда и его брата было земледелие. В нем они были усердными и опытными специалистами. Однако земли в их владении, как и у всех, было очень мало. Поэтому братья прибегали к аренде. Сначала арендовали у Сорокина – бывшего хозяина помещичьего имения Фурсова, которое впоследствии купили братья моего Отца. А в 1905 году братья на некоторое время переселились на арендованную землю известного землевладельца и подрядчика на строительстве железных дорог Полякова. Арендованный хутор так и назывался – Поляковкой. Признаки этого хутора еще сохранялись до начала тридцатых годов. О жизни на нем семьи моего Деда я знаю из рассказов Мамы. Она вспоминала эту пору своей жизни как самую интересную и устроенную. Но никак не могла мне объяснить, почему ее Отцу пришлось в конце концов отказаться от аренды и вернуться в деревню Ушаково. Связано это было, наверное, с ростом арендных цен. Недостаток семейного бюджета братья пополняли сторонним занятием. Они имели знакомство с деловыми людьми во Мценске, а также с местными землевладельцами-дворянами, хозяевами лесных угодий. Именно в лесном деле они и были им известны. Мама рассказывала, как ее Отец и Дядя уезжали по приглашению этих хозяев в ближние и дальние окрестности, как она говорила, «по лесному делу» и возвращались из этих поездок с заработками. О самой же работе она ничего сказать не могла больше трех слов: «по лесному делу». Я предполагаю, что Дед с братом выступали посредниками при продаже лесных угодий и древесины хозяевами – чаще всего незадачливыми и разорившимися помещиками.
Таковы мои заочные представления о Деде и его брате, собранные из рассказов Мамы и ее брата Ивана Ильича, с которым мне больше пришлось общаться, чем с другими ее родственниками. Между прочим, он, наверное, не случайно по окончании гимназии и после прохождения действительной военной службы по призыву в Санкт-Петербурге, поступил учиться там же в Лесную академию. Видимо, отец заронил в нем эту идею.
И еще я знаю из рассказов наших левыкинских старожилов, что Дед мой Илья Михайлович был строг, честен, трудолюбив, пустым словом и делом не увлекался, а ходил в рваной шапке, из которой торчали хлопья ваты. За это и дети его, и внуки именовались Хлопяными,
Умерли оба брата один за другим с небольшим интервалом. Сначала скончался от длительной болезни легких Василий Михайлович. Может быть, у него был туберкулез. Но смерть его, как уверяла Мама, ускорилась после разбойного нападения на него по дороге домой из Мценска в один из зимних вечеров. Говорили, что грабителем-разбойником был один из романовских мужиков по кличке Алым. Чьего он был рода, я не знаю. Пережитый страх отразился на психическом и физическом состоянии и ускорил ход легочной болезни. Вскоре после этого случая Василий Михайлович скончался.
А мой Дед Илья Михайлович умер через два или три года после брата от рака головного мозга. Я помню могилы обоих братьев, моих дедов на нашем деревенском погосте. Около них была похоронена и моя Бабушка Варвара Ивановна, которая умерла намного позже своего мужа, в 1925 году. Жене Василия Михайловича Бог дал дожить до середины тридцатых. В эти годы я несколько раз видел ее в Москве. Она поочередно жила у своих детей. Кому из них пришлось хоронить свою мать, я не знаю. Представляя себе образы моих незнакомых стариков-прародителей по рассказам Мамы и Отца и других свидетелей их жизни, я понял, что главный смысл их жизни состоял в сохранении семьи и в воспитании детей. Они, конечно, далеки были от осознания его, как общественного долга, но именно его выполнению они подчинили свой труд и все свои человеческие силы и знания.
У моего Деда было семеро сыновей и две дочери, а у его брата Василия Михайловича – три сына и одна дочь. Вот такое богатое наследство оставили человечеству эти два ушаковских мужика. Они могли быть спокойны за продолжение своего рода. Однако судьбы у всех детей оказались разные, и не всем им удалось повторить пример родителей.
Старшим сыном в семье моего деда был Николай Ильич. Думаю, что он родился в конце семидесятых годов XIX века, но не позднее 1881 года, так как следующей по старшинству была дочь Мария Ильинична, год рождения которой я знаю точно – 1882. Вторым сыном был Василий Ильич. Полагаю, что он родился в 1883 году, так как идущий за ним следом Михаил Ильич рождения был 1884 года. Это я тоже знаю точно по дате, обозначенной в документе 1956 года о его посмертной реабилитации. Потом родились Семен Ильич и Владимир Ильич. Их год рождения не берусь установить, но знаю, что после них в 1888 году родился Иван Ильич. Предпоследней в семье моего деда родилась моя Мама Татьяна Ильинична. А самым младшим в семье был Федор Ильич. Однако я не уверен в точности возрастного ранжира моих родственников. Абсолютно точно я уверен только в том, что самым старшими были Николай Ильич и Мария Ильинична, а младшими – моя Мама и Федор Ильич. Знаю, что Иван Ильич был ровесником моего Отца, который родился в 1888 году. Но в старшинстве трех остальных братьев я мог ошибиться. Теперь мне не у кого это уточнить. Там, где родились эти люди, где они жили, откуда они ушли в другую жизнь, уже нет ничего, нет деревни Ушаково и практически некому о них вспомнить. Сравнялись с землей на нашем погосте и могилы их родителей.
Не знаю, удастся ли мне достаточно точно описать жизненный путь и этих моих кровных родственников. Знаю только то, что до меня никто такой попытки не предпринимал. А время неумолимо продолжает свое дело. На смену старым поколениям наших родословных приходят новые, и, к сожалению, потеря памяти об ушедших грозит опасностью разорвать между ними связь. Эта опасность особенно характерна для нашего беспокойного века, наполненного множеством переворотов и исторических поворотов. Они круто меняли жизнь не только в масштабах человечества, народов и стран, но и в судьбах конкретных людей – отцов, сыновей и внуков, семей и родов. Беспокойный век уходит в историю. И может статься, что в приближающемся новом тысячелетии потомки не узнают родных имен даже на сохранившихся, но уже безымянных могильных курганах памяти.
Своего старшего дядю по материнской линии, Николая Ильича Ушакова, знать очно мне не довелось. Мама часто вспоминала его в рассказах о своей семье. А я никак не мог понять причины, почему ее брат не пишет писем, почему она не пишет ему, почему у них не возникает желания увидеться. Тем более это было удивительно, что Мама не скрывала тоски по родному брату. На эти вопросы я нашел ответы только тогда, когда мой старший Дядя был похоронен в Ленинграде на Волковом кладбище страшной и холодной зимой 1942 года.
Родился Николай Ильич, как я предполагаю, в конце семидесятых годов XIX века. В деревне Ушаково, в доме своего отца он прожил до совершеннолетия и по достижении соответствующего возраста был призван на действительную службу, на Черноморский флот. Служил дядя на старейшем российском броненосце «Три святителя». Служба во флоте тогда была долгой. После нее Николай Ильич в деревню уже не возвратился. Из рассказов его сына, а моего двоюродного брата, Александра Николаевича я знаю, что отец после службы на флоте сначала жил в Тифлисе, работал в различных торговых конторах по счетно-бухгалтерской части. Потом вместе с семьей Николай Ильич обосновался в Ростове. В деревню Ушаково он приезжал один раз вместе со своим сыном уже после смерти отца. Кажется мне, что у него вышла ссора с братьями в связи с тем, что те не сообщили ему своевременно о смерти отца. А Мама моя как-то обмолвилась, что причиной родственной размолвки было то, что Николай Ильич был отстранен от участия в разделе отцовского наследства. Но я в этом сомневаюсь, так как сомневаюсь и в том, что существовало какое-либо наследство, которого хватило бы на всех девятерых наследников. Тем не менее обида, по-видимому, была, и братья практически не поддерживали постоянных связей. Только младший, Иван Ильич, встречался со своим старшим братом, когда ему приходилось по причинам, о которых я расскажу потом, проживать на Северном Кавказе и в Ростове. Для нашей семьи долгие годы Николай Ильич оставался в безвестности.
Но вот однажды в 1940 году, летом, мы получили открытку из Ленинграда от Александра Николаевича Ушакова, сына Николая Ильича. Он сообщал своей родной тетке, моей Маме, что через адресный стол узнал о нашем местожительстве и просил, если она не возражает, встретиться по просьбе своего отца. В этой открытке он сообщил о времени возможной встречи. Конечно, Мама с радостью ответила согласием. К тому времени родители мои жили под Москвой, в Перловке. Встреча же должна была состояться по старому месту жительства в Москве. Именно этот адрес получил Саша в адресном столе. На встречу с объявившимся двоюродным братом Мама откомандировала меня и мою сестру Антонину.
Встреча состоялась на улице. Ожидание ее очень интриговало меня. От нетерпения я вышел из дома, загадывая для себя, узнаю ли я не знакомого мне брата. И вдруг я увидел и узнал его сразу. Мне показалось, что мы очень похожи друг на друга. Догадка подтвердилась сразу же. Саша тоже точно вычислил меня из группы моих товарищей по нашему дому и прямо направился ко мне. Знакомство состоялось само собой, и мы сразу же стали близкими и симпатичными друг другу.