Рядом вдруг раздался голос Лоренцена. Он лежал неподвижно, уставившись вдаль сквозь акации, и говорил так, словно продолжал давно начатый разговор:
– Как ты думаешь, животные чувствуют?
– Чувствуют – что? – Роупер уже давно привык к странностям Лоренцена.
– Когда люди их недолюбливают. Стоит мне, например, подойти к собаке, как она сразу бросается наутек. И все собаки так. А вот лошади другое дело…
Роупер улыбнулся:
– Животные ничем не лучше людей. Лично я всегда подозревал, что собаки могут ошибаться в людях. Они судят по внешности, а внешность обманчива.
– Что верно, то верно. – Лоренцен тихонько рассмеялся. – Вот, например, моя внешность… Голова как яйцо, сам тощий как жердь… – Он вздохнул и улегся поудобнее. – Как здесь тихо! Хорошо отдыхается. К ночи буду как огурчик.
Поднявшись на вершину, Миетус нашел место, откуда была хорошо видна Мора и Форт-Себастьян. Приставив к глазам бинокль, он некоторое время наблюдал за «Дануном», вокруг которого сгрудилось несколько местных лодок. От миноносца к берегу двигалась гребная шлюпка, белые шапки матросов казались издалека таблетками аспирина… Должно быть, отпустили в увольнительную, подумал Миетус. Он направил бинокль левее и обвел взглядом горные склоны до самого форта. Во дворе крепости царило оживление, там же он заметил грузовик и джип. На галерее возле тента стояли полковник Моци и Хадид Шебир.
Мэрион он не увидел, предположив, что она, должно быть, сидит под тентом. Из-за жаркого марева, сползавшего со склонов Ла-Кальдеры, ему трудно было разглядеть мелочи. Далеко-далеко слева виднелась деревенская площадь Ардино и сверкавший на солнце шпиль местной церквушки. На площади он не заметил никакого движения.
Завтра, подумал Миетус, они будут на берегу в Ардино, куда прибудет Макс Дондон на самолете-амфибии… Они доберутся до него на рыбацкой лодке (надо будет уточнить у девушки, где ее взять), потом улетят, и с этим делом будет покончено…
Пройдут месяцы, и появятся другие задания и проблемы, а потом еще и еще, и так всю жизнь. Когда не трясешься за свою шкуру, подумалось Миетусу, тогда все получается отлично. Вот и за сегодняшнюю ночь он не боится. Да и чего бояться? Все тщательно обдумано, спланировано. Кроме того, у них преимущество неожиданного нападения, и никаких неприятностей случиться не должно. Иногда, когда он старался быть откровенным с самим собой, ему даже хотелось, чтобы что-нибудь случилось. Может, это положило бы конец всему… Но пока этого не произошло, он должен продолжать начатое. Миетус не принадлежал к тем людям, которые способны покончить со всем сами. Ничто на свете не могло заставить его достать из кармана пистолет и приставить его к виску. Но он был уверен, что когда-нибудь, не в пылу сражения и не в перестрелке, пуля все же настигнет его и покончит с тем одиночеством, которое началось много лет назад под наехавшими на него гусеницами танка.
Он долго лежал, наблюдая за Морой и за крепостью. Солнце начало клониться к морю, и длинная тень, отбрасываемая парапетом, теперь пересекала двор форта. В Море возле берега купались матросы, до Миетуса доносились их крики и смех.
Когда он наконец решил подняться, то почувствовал, что нога его затекла, и ему пришлось растереть ее, пока он спускался на дно кратера.
Плевски сидел в глубине пещеры, прячась от солнца. Над мешками, наброшенными на мертвое тело, роились мухи. В дальней части пещеры, прислонившись спиною к груде обломков, полулежала девушка Она уже пришла в сознание и теперь следила глазами за Миетусом.
Присев на корточки рядом с Плевски, Миетус вынул из кармана лист бумаги.
– Давно она очнулась? – спросил он по-немецки.
– Час назад.
– Что-нибудь говорила?
– Нет Я не знаю испанского. Попробовал поговорить с ней по-английски, она не ответила. Думаю, это обычная глупая деревенская девка И притом напуганная до смерти.
– До того глупая, что надеялась получить удовольствие, глядя на то, как мы взлетим ко всем чертям?
– Но ведь мы убили ее парня. Разве нет?
– А что мы могли поделать?
Миетус приблизился к Арианне. Перепачканное лицо девушки было изрезано острыми осколками, волосы растрепались.
Немного наклонившись вперед, она правой рукой держалась за щиколотку. Нога была покрыта синяками и ушибами и, судя по всему, болела. Миетус посмотрел ей в глаза и встретил в них выражение испуга и враждебности.
Обращаясь к ней на испанском, он небрежно проговорил:
– Слушай меня внимательно. Кто мы такие и что здесь делаем – не твоего ума дело. Сейчас важно другое. Ты хочешь жить?
Арианна молчала.
– Я спрашиваю: ты хочешь жить? – спокойно повторил он вопрос, не выходя из себя.
Арианна перевела взгляд на тело под мешками, лежавшее у входа в пещеру, и когда она снова встретилась глазами с Миетусом, они горели еще большей ненавистью.
Миетус с размаху ударил ее по щеке.
– Поняла, что тебе говорят? А ну, отвечай! Хочешь жить?
Слезы навернулись на глаза девушки.
– Хочу, – сказала она.
– Будешь жить, если ответишь на мои вопросы. Только не пытайся обмануть меня. На некоторые из них я знаю ответы, так что тебе не удастся меня провести. Говоришь, что хочешь жить Тогда отвечай. Сколько лодок будет завтра в десять утра на берегу в Ардино?
– Четыре.
– Среди них есть такая, которая вместила бы десятерых человек?
– Да.
Она отвечала так тихо, что Плевски ее почти не слышал.
Миетус сунул ей на колени листок бумаги:
– Знаешь Форт-Себастьян?
– Да.
– Вот план крепости. Я буду отмечать расположение комнат, а ты подтвердишь. Потом расскажешь про лестницы и коридоры.
Миетус подсел к ней поближе и достал из нагрудного кармана карандаш – Я не все знаю в крепости, – сказала Арианна.
– Расскажешь, что знаешь.
– Как я узнаю, что останусь жива?
– Я же сказал, что останешься. А теперь смотри… – Он принялся водить острием карандаша по бумаге. – Вот главные ворота. В них есть железная дверь? Так?
– Так.
– Сразу за воротами сторожевая будка. Она справа или слева?
– Слева; Справа маленькая, там у них телефон.
Плевски слушал их разговор и знал, что девушка обречена.
Это вполне в стиле Миетуса. Ведь эти двое тоже хотели убить их.
Парень мертв. И девушка тоже должна была умереть, если бы Миетус не промахнулся. Теперь он постарается извлечь пользу даже из того, что ему не удалось попасть в цель. Миетус из всего старался извлечь пользу. Он как машина…, надежный, бесперебойный механизм. А девушку жаль. Много часов он наблюдал за ней и за это время не раз вспоминал ту молодую польку, с которой был знаком когда-то… Его удивляло, что память его сохранила множество мелких подробностей. Он, например, помнил, как она держала сигарету, зажав ее между пальцами правой руки, или как безошибочно определяла петушков и курочек среди цыплят-однодневок, переворачивая их вниз головой и смешно раздувая им перышки…
– Миетус продолжал расспрашивать Арианну, и ее еле слышный голосок отзывался словно речной тростник на ветру. Время от времени Миетус делал пометки на бумаге, потом убрал ее вместе с карандашом в нагрудный карман и подошел к Плевеки. Тот спросил:
– Ну что, помогла она?
– Да.
– Вот и отлично. А что теперь?
– Идти вдвоем небезопасно. Я пойду первым, а ты минут через десять. Перед уходом прикончи ее. Прямо здесь.
Он протянул Плевски пистолет с глушителем, а тот отдал ему свой.
Из глубины пещеры он смотрел вслед Миетусу, бесшумно скрывшемуся в кустарнике. Плевски посмотрел на часы. За спиной у него тихо плакала девушка. Он обернулся. Уткнувшись лицом в ладони, она судорожно всхлипывала. Плевски был озадачен. Почему она плачет? Потому что знает, что умрет, или потому что думает, что будет жить? Зря она плачет, подумал он, ведь это ей не поможет, да и его раздражает.
Сжимая в руках пистолет, он приблизился к девушке. Лицо ее по-прежнему было закрыто ладонями. Плевски наклонился и отработанным движением ударил ее рукояткой пистолета в висок. Девушка безвольно откинулась на груду камней. Ее обмякшее тело неловко наклонилось набок, под вырезом блузки он увидел грудь.
Плевски снова посмотрел на часы. Сейчас он не думал ни о чем, кроме подергивания секундной стрелки на циферблате. Когда время истекло, он поднял пистолет и дважды выстрелил в пятачок мягкой земли в глубине пещеры.
После обеда сэр Джордж Кейтор удалился в свою комнату; писать рапорт о посещении Форт-Себастьяна. Джон и Нил Грейсон поднялись на галерею и уселись в плетеные кресла. В тихом ночном воздухе разносились отдаленные голоса и смех матросов, проводящих увольнительную в Море. Время от времени до их слуха долетали и другие звуки: то вдруг где-то в деревушке начинал тарахтеть заведенный мотор грузовика, то раздавался плеск весел рыбацкой лодки, то на склонах Ла-Кальдеры бренчал козий колокольчик.
Джон и Грейсон сидели молча, наслаждаясь сигарами. Немного погодя Джон проговорил:
– Как вы думаете, Нил, что они сделают с Хадидом Шебиром?
– Вы имеете в виду правительство?
– Да.
– Думаю, завтра утром мы получим из Лондона донесение с просьбой прислать подробный рапорт, а до этого времени ничего не предпринимать. Полагаю, в конечном счете новость станет известна прессе и дойдет до Кирении. Думаю, это порядком навредит Моци. Кому приятно, когда его обманывав ют? Если настоящий Хадид действительно мертв…, тогда всеобщее настроение может обернуться против Моци за то, что он скрывал этот факт. Люди предпочитают узнавать о подобных вещах сразу…
– А все-таки здорово он это придумал!
– У него бы ничего не вышло, если бы жена Шебира не дала согласия… – Нил вздохнул и вытянул ноги, наблюдая, как улетучивается в темноте облачко табачного дыма. – Скажите, вы никогда не думали заняться политикой? – спросил он вдруг.
– Нет, никогда.
– А могли бы.
– Возможно. Только это не совсем то, чего мне хочется.