Фейт стиснула зубы и попыталась решить дилемму. Но вместо этого ей в голову пришла хитрая мысль. «Я могу уговорить папу сказать мне правду. Ему придется. Я слишком много знаю. Теперь он должен рассказать мне все — о растении, о скандале и о том, куда он ходил, после того как мы вернулись домой. Он больше не может отмахиваться от меня».
— Точно? — переспросил дядюшка Майлз.
Фейт вздрогнула, не сразу сообразив, что дядя обращается не к ней. Рядом с его креслом, слегка наклонившись, стояла миссис Веллет и что-то шептала ему на ухо.
— Да, сэр. — Экономка из деликатности говорила тихо, но Фейт разобрала слова. — Сегодня утром все ботинки стояли в коридоре, кроме обуви преподобного. Я посмотрела на вешалку, его пальто и шляпы тоже нет.
Фейт похолодела.
— Странно. — Дядюшка Майлз встал, нахмурившись. — Наверное, надо еще раз постучаться к нему.
Фейт тоже поднялась, но не пошла за дядюшкой вверх по лестнице. Она одна знала, что отец ходил куда-то ночью. Судя по всему, он не вернулся. В ее воображении закрутились сцены, более ужасные, чем в стереоскопе Пола Клэя. Она представляла, как отец истекает кровью в капкане или неведомый враг нанес ему удар, и отец лежит на земле, слишком слабый, чтобы позвать на помощь. Она не могла ждать, пока остальные будут напрасно обыскивать дом. Фейт тихо пробралась к двери и выскользнула наружу.
Из-за тумана все казалось плоским и выцветшим. Деревья стали похожи на кружевные салфетки дымчатого цвета. Очертания зданий расплылись, и сами здания казались серыми, как гагачий пух. Фейт на цыпочках обошла места, где были установлены капканы, и никого не обнаружила в их зубастых ртах. В оранжерее и башне тоже никого не было. Она даже спустилась в лощину и попыталась позвать отца среди деревьев-призраков. Никто не ответил. Поднимающаяся на холм дорога, которую сейчас скрывал туман, тоже была пуста.
В этом призрачном мире звуки были на удивление реальными. Спеша по тропинке на пляж, Фейт слышала собственное дыхание и постукивание камней под ногами. На развилке она увидела тачку, которая лежала на боку с поднятой вверх ручкой, словно приветствуя Фейт как сообщницу. Неровная тропинка перешла в галечный пляж, и теперь каждый шаг отдавался высоким «ш-ш-ш», когда маленькие камешки вдавливались в песок. Прошлой ночью скалы выглядели массивными и были чернее черного. Теперь же они напоминали серую бумагу. Казалось, если бросить в них камень, они порвутся.
Она всматривалась в гальку, надеясь заметить следы отца. Дальний конец пляжа скрывался в тумане, и она с ужасом поняла, что не видит лодку. Она бросилась бежать, подобрав юбки. Нет! Нет! Лодка должна быть на месте! Он не мог еще раз воспользоваться ею! Это безумие — плыть куда-то без Фейт, державшей фонарь! Эта мысль овладела ее воображением, и она была слишком ужасной, чтобы не быть правдой. Фейт споткнулась, едва не подвернув лодыжку… и замедлила бег. Туман поредел, и она различила белые очертания и знакомый изгиб носа. Лодка все-таки здесь. Туман обманул ее.
Фейт прикрыла рот обеими руками, не уверенная, то ли заплакать, то ли запрыгать от радости. Она повернулась, чтобы пойти домой. И тогда она увидела это. На склоне ближайшего утеса, примерно посередине, росло дерево, и на нем висело что-то черное. Оно напоминало подкову, болтаясь концами вниз и отворачивая удачу. Это был просто силуэт, не более того, но Фейт сразу поняла, что это. Люди часто ищут друг друга глазами и всегда могут опознать человеческую фигуру. Она поняла, что смотрит на две болтающиеся ноги, две руки и изгиб спины. На дереве висел человек. Холодный ветер пронзил Фейт словно ножом, и она понеслась к дому.
Десять минут спустя Фейт и Миртл сидели на кушетке в гостиной и ждали, когда чай в чашках немного остынет. Дядюшка Майлз и слуга Прайт спешно пошли на пляж, захватив крепкую веревку. Миртл закуталась в несколько ночных халатов, поверх которых набросила желтую шелковую восточную шаль длиной до пола. Фейт сжимала блюдце и молча торговалась. «Пусть это будет кто-то другой, или, если это он, пусть он будет жив, — молила она судьбу. — Пусть он выживет взамен на мою левую ступню». Часы бесчувственно отбивали секунду за секундой, но новостей не было. «Пусть он выживет, — Фейт подняла ставку, — и можешь забрать левую ногу целиком». Тик-так, тик-так, и ничего. «Пусть он будет жив, и забирай обе ноги». Часы были неумолимы.
Где-то открылась дверь, и в вестибюле послышались приглушенные голоса. Потом в дверь гостиной вежливо постучали, и дядюшка Майлз просунул голову внутрь. Сердце Фейт колотилось с такой силой, что она чувствовала его удары. Дядюшка Майлз поймал ее отчаянный взгляд и быстро отвел глаза.
— Миртл, — спокойно произнес он, — можно тебя на пару слов?
В эту секунду Фейт все поняла. Она остро ощущала себя, свои легкие, наполняющиеся воздухом и опустошающиеся. Она чувствовала, как фарфоровое блюдце оставляет вмятины на ее пальцах, форму зубов, к которым прижимается пересохший язык. Что-то теплое катилось из глаз по щекам. Неожиданно она ощутила себя отчаянно, безнадежно живой. Комната никуда не исчезла. Миртл стояла, часы тикали, и пустое белое небо уставилось на них в окно. Но невидимая волна схлынула, и теперь все словно было выброшенным на берег. Фейт наблюдала, как ее руки ставят блюдце и чашку.
Миртл подошла к дядюшке Майлзу, и он все бормотал и бормотал что-то ей на ухо. Одну руку он держал у ее локтя, готовый подхватить ее в любую секунду.
— Где? — надломленно спросила Миртл. — Где он?
— Мы отнесли его в библиотеку.
Миртл слегка оттолкнула брата и вышла в коридор. Дядюшка Майлз последовал за ней, не заметив, что Фейт идет по пятам. В библиотеке у стены с несчастным видом стоял Прайт, держа кепку в руке. Два кресла, в которых вчера сидели отец и Фейт, по-прежнему были расположены друг против друга, будто в молчаливом диалоге, но теперь их сдвинули в сторону, чтобы освободить место. На полу расстелили одеяло. На нем кто-то лежал. Фейт все смотрела и не могла отвести взгляд, но не видела. Только когда она моргнула, в ее мыслях отпечатался образ: окровавленная маска с открытыми глазами и бледными поникшими руками. Все надежды погасли, словно свечи.
Фейт стояла в дверях, опираясь о проем. Ее рука дрожала. «Мне следовало торговаться лучше, — сказал глупый, бессмысленный голос в ее голове. — Мне стоило предложить обе руки и ноги с самого начала».
Глава 12Время останавливает ход
Миртл смотрела на тело мужа, лежавшее на одеяле, ясными, но пустыми глазами. Краски отхлынули от ее лица.
— Мы пошлем за доктором, — тихо сказал дядюшка Майлз, — но… мы поднесли зеркальце ко рту: признаков дыхания нет. Укололи его булавкой, но реакции никакой. — Он посмотрел в сторону и с ужасом заметил Фейт. Но было уже поздно.
Миртл, казалось, не слышит его. Она медленно отошла от брата и Прайта, готовых подхватить ее в любой момент, и остановилась рядом с Фейт, напротив висевшего на стене зеркала. Вдоль ее щеки свисал белокурый локон, подрагивавший на сквозняке. В этом была какая-то детская беззащитность, и сердце Фейт сжалось. Она импульсивно потянулась к матери, но пальцы наткнулись на прохладный шелк желтой шали. Она не смогла обнять мать. Если она это сделает, что-то у нее внутри сломается.
Миртл слегка сжала ладонь Фейт, но продолжала смотреть в зеркало блестящими холодными глазами. Ее рука, еще без перчатки, медленно поднялась и начала поправлять волосы, пряча выбившиеся пряди и придавая нужную форму растрепавшимся локонам. Она сильно потерла нижнюю губу и смотрела, как приливает кровь, придавая рту розоватый оттенок. Взгляд ее упал на восточную шаль, и она нахмурилась.
— Я слишком бледна для желтого цвета, — пробормотала Миртл. Она говорила тихо, но Фейт была рядом и все услышала.
— Миртл, — настойчиво повторил дядюшка Майлз.
— Ты нашел его в лощине, — не оборачиваясь, сказала Миртл.
— Нет, детка, я же сказал тебе, он был на пляже, посередине утеса. Должно быть, упал…
— Сколько человек знают об этом? — резко спросила Миртл.
Дядюшка Майлз растерялся.
— Только мы четверо, — ответил он после секундного размышления.
— Значит, ты нашел его в лощине. — Миртл повернулась и взглянула брату в глаза. — Майлз, ты сам говорил, что там есть крутой спуск, где любой может упасть и свернуть шею.
— Но…
— Майлз, пожалуйста! — воскликнула Миртл. — Нам надо всем говорить так! Подумай, как будет выглядеть, если он упал с утеса. Подумай, что это будет значить для нас.
Фейт словно ударили. Какая теперь разница, как это будет выглядеть? Но Миртл уже повернулась к слуге.
— Прайт… моя семья в неоплатном долгу перед тобой за то, что ты сделал сегодня утром для моего мужа. Разреши нам отблагодарить тебя. Если мы сможем рассчитывать на твою деликатность в этом вопросе, мы будем тебе еще более благодарны.
С этими словами она хладнокровно подошла к лежавшему на полу телу и села на корточки. На глазах Фейт мать розовыми, ухоженными пальчиками отодвинула полы пиджака и скользнула во внутренние карманы, достав чековую книжку и кошелек. Миртл встала и, повернувшись к Прайту, вложила монету в его ладонь.
— Спасибо, Прайт. Можем мы рассчитывать на тебя?
Прайт уставился на соверен в своей ладони и вспыхнул.
— Мэм… — Он выглядел удивленным, если не потрясенным, но глаза его заблестели, когда он увидел монету. — В общем, я могу придержать язык, но… если констебль будет меня спрашивать, я не хочу лгать. И если меня попросят поклясться на Библии, я тоже не смогу. — Он нерешительно протянул ей монету обратно.
— Я бы не стала просить честного человека о таких вещах, — сказала Миртл, не проявляя ни малейшего желания забрать деньги. — Нужды в констеблях и Библиях не будет. Все, о чем я прошу, — твое молчание.
— Да, мэм, — прошептал Прайт.
До слуха Фейт донесся слабый звук — шорох подошв по плиткам.
— Снаружи кто-то есть, — сказала она.
Дядюшка Майлз приоткрыл дверь и выглянул в коридор.