Фейт подыграла. Приняв смущенный и усталый вид, она промолчала, будто постеснявшись возразить Жанне, уводившей Говарда.
— А теперь расскажите мне о привидении, — услышала Фейт шепот горничной, когда они повернули за угол.
Фейт не выдала своих эмоций. Она начинила Говарда ложью, словно миниатюрного троянского коня, и вот его торжественно вели во вражеский лагерь.
В час дня около черного входа в дом появился лудильщик.[15] Прайт и Жанна, вышедшие поболтать с ним, судя по всему, хорошо его знали. Со своей крыши Фейт наблюдала за ними, спрятавшись за увитой зеленью решеткой.
— Не волнуйтесь насчет старушки Веллет, — говорила Жанна. — Она ушла на свою обычную послеполуденную прогулку. И так каждый день. Она говорит, что проверяет окрестности, чтобы убедиться, что все в порядке. Я думаю, она уходит в укромное местечко выкурить трубку. — Раздался взрыв смеха.
— Значит… шнур просто оборвался.
— Миссис Веллет говорит, что у нас на стропилах живут крысы, якобы они грызут провода, — сказал Прайт. — Ну что ж, это должна быть чертовски сильная крыса. Если она еще подрастет, можно будет запрячь ее в тележку.
— Это еще не все. — Жанна все больше увлекалась этой историей. — Вы можете унюхать его, как будто он только что прошел мимо. В доме холодно, как в могиле. И то и дело вещи оказываются не на своих местах, да ведь?
— В оранжерее пропал горшок, — подтвердил Прайт.
Фейт открывала что-то новое о призраках. Это как снежный ком: стоит его запустить, и он начнет расти сам по себе, без твоего участия.
— Ничего удивительно, скажу я вам. — Жанна испуганно глянула на окна верхнего этажа. — Он покончил с собой, бедолага. Разумеется, с таким смертным грехом на душе он не может покоиться в мире.
Лудильщик сказал что-то еще, но Фейт расслышала только «в пальто пугала». Он подтолкнул Жанну локтем, и она так громко захохотала, что ей пришлось прикрыть рот рукой.
Фейт вернулась в дом, обуреваемая желанием отомстить. Сейчас слуг в доме не было. Возможно, ей больше не представится такой случай. Устремившись в библиотеку, она перебрала содержимое отцовских коробок с образцами и расставила на столе чучела черного стервятника, ворона с блестящими перьями и попугая. Любой, кто войдет в комнату, первым делом увидит три распахнутых клюва с черными языками и три пары холодных остекленевших глаз.
Большинство часов уже снова завели. Она остановила все, что попались на ее пути. Мертвец покинул дом, но не нашел покоя. Никому не дозволено почувствовать себя в безопасности или вздумать, будто жизнь продолжается. На каминной полке в столовой она оставила чучело ящерицы, спрятав ее среди вороха черного крепа за канделябром. Добравшись до черной лестницы, она поколебалась. Каждый раз, когда она сюда приходила, ей казалось, что она ломает печать, пересекает невидимый порог. И даже больше. Ей казалось, будто она вступает в запретный мир, хотя обычно она делала вид, что его не существует.
Фейт открыла дверь. Лестница за ней была попроще, чем все остальные лестницы, более узкой и крутой и освещалась лишь через маленькие окошки. Перил не было. Она взобралась наверх как можно быстрее, зная, что слуги могут вернуться в любой момент. Наверху оказалась длинная темная комната с высокой стеной справа и покатой крышей слева. Судя по всему, чердак поделили пополам. Дверь справа вела во вторую комнату, где находились кровать на четырех столбиках, зеленый ковер и красивый, но ветхий буфет. Фейт предположила, что это комната экономки.
У двери в первой комнате стояла простая кровать. Рядом стояли тяжелые ботинки, и Фейт предположила, что здесь спит Прайт. Остальную часть комнаты отделяла толстая занавеска. Фейт прошла туда и отодвинула ткань. За ней была еще одна кровать, которая могла принадлежать только Жанне. В ее простоте было что-то поразившее Фейт. Подойдя к кровати Жанны, она стала рассматривать маленькие сокровища, сложенные в коробку рядом с кроватью и расставленные на ближайшей полке. Деревянная расческа, яйцо для штопки, несколько мотков ленты и муслиновая сумочка с вышитыми инициалами «Ж. Б.». Фейт потрогала ее и почувствовала себя воровкой, несмотря на то что даже атлас и бархат никогда не вызывали у нее желания завладеть ими.
Фейт хотела сделать какую-нибудь гадость, но не предвидела, что будет чувствовать себя настолько неловко. Потом она вспомнила, как Жанна ухмылялась, когда ее отца запретили хоронить, и смеялась над унижениями Миртл. В конце концов Фейт вытащила из кармана добытый в сундуке отца предмет, желтый, как пергамент, гладкий и прохладный. Когда она перевернула его вверх ногами, он щелкнул, как вязальные спицы. Фейт аккуратно засунула кошачий череп в постель Жанны и разгладила покрывало. Осторожно спускаясь по лестнице, она представляла, как череп смотрит пустыми глазами в темноту в своей небольшой пещере из одеял.
Глава 18Ссора в семье
Когда дядюшка Майлз вернулся от Ламбентов, было уже три часа дня, и Миртл согласилась на то, чтобы принять его у себя в спальне. Закутавшись в одеяла и лежа на подушках, с покрасневшим носом и глазами, она выглядела непривычно бледной, хотя чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы соблюсти приличия и настоять на присутствии Фейт. Когда дядюшка Майлз вошел, Миртл выпрямилась.
— Ну что? — спросила она. — Ты поговорил с магистратом?
Дядюшка Майлз оглянулся, потом аккуратно закрыл за собой дверь. Усевшись в кресло, он испустил длинный вздох.
— Он был очень любезен. — Дядюшка Майлз поморщился, снимая перчатки. — И крайне вежлив. Боюсь, что он непреклонен в своем намерении провести дознание. Если представители общественности просят…
— Чепуха! — воскликнула Миртл. — Он же магистрат! Ему решать!
— Что такое дознание? — поинтересовалась Фейт, охваченная мрачными предчувствиями. — Как его делают?
— Мне очень жаль, — начал объяснять дядюшка Майлз, — но это значит, что твоего отца нельзя хоронить. Боюсь, мы даже не можем переместить его в другое место, пока дело не будет улажено. Они хотят провести расследование, а потом… слушание. Суд, который решит, что послужило причиной смерти.
Фейт раздирали противоречивые мысли. С одной стороны, она хотела, чтобы смерть ее отца расследовали, а убийцу поймали. С другой стороны, все жители Вейна были уверены, что он покончил с собой. Как только выяснится, что тело преподобного на самом деле обнаружили на дереве, все наверняка сочтут этот факт доказательством самоубийства.
— Когда? — спросила Фейт. — Когда будет суд? — Она надеялась только на то, что до «слушания» успеет найти необходимые доказательства того, что отца убили.
— Дату еще не назначили, но это может произойти в любой день. — Дядюшка Майлз выглядел сконфуженно. — Дорогие мои, это все сложные юридические вещи, и нет нужды вам расстраиваться из-за подробностей…
— Пожалуйста, дядюшка Майлз! — перебила его Фейт. — Я хочу знать подробности!
Дядюшка Майлз удивился ее настойчивости, а потом пожал плечами.
— Иногда… в случае неожиданной смерти… когда обстоятельства выглядят подозрительно… магистрат дает приходскому констеблю разрешение позвать коронера,[16] который произведет расследование. Во время дознания коронер с помощью суда присяжных, состоящего из двадцати трех местных мужчин, определит причину смерти. В этом деле коронером будет доктор Джеклерс.
— Значит, доктор Джеклерс будет вести расследование и принимать окончательное решение, — произнесла Миртл, прищурив глаза. — Знаешь, Майлз, мне кажется, я и правда больна. Надо завтра послать за доктором, когда я буду выглядеть получше.
— Расходы на доктора? Помимо всего прочего? — Дядюшка Майлз нахмурился и вздохнул. — Нет, Миртл, детка. Я должен пресечь это. Ты растратишь все наши деньги.
— Пресечь? — резко перебила его Миртл. — Наши деньги? Это не твои деньги, Майлз. Как обычно, ни один пенни из потраченных денег не был твоим.
Дядюшка Майлз покраснел и нахмурился еще сильнее.
— Мы подошли к другому вопросу, который я также хотел обсудить, — сказал он.
Повисла тяжелая пауза. Дядюшка Майлз мельком взглянул на Фейт, секунду спустя Миртл сделала то же самое.
— Фейт… — произнесла Миртл. — Ты не могла бы…. — Она умолкла, утомленно взмахнув рукой.
— Пойду почитаю молитвенник, — тихо сказала Фейт и покорно вышла из комнаты.
Подслушивать у двери на лестничной площадке было непростым делом. В любой момент можно было ждать, что двери откроются и кто-нибудь выйдет. Кто-то мог появиться на лестнице как сверху, так и снизу, и обнаружить Фейт, стоящую на коленях. Было трудно одновременно прислушиваться к звукам за дверью и бдеть, не идет ли кто. Но оно того стоило. Фейт закусила губу и прижалась ухом к замочной скважине.
— Миртл, — говорил дядюшка Майлз, — тебе надо обдумать свое положение. Я знаю, что́ ты пыталась сделать все это время, в каком свете хотела все выставить, это была отчаянная попытка, но она не сработала. Кошка выпрыгнула из мешка. Что ты скажешь на следствии, если тебя пригласят дать показания?
— Я скажу то же самое, что говорила раньше, — решительно ответила Миртл. — С моим мужем произошел трагический несчастный случай.
— Ты понимаешь, какая тебя подстерегает опасность, если правда выплывет наружу? — Дядюшка Майлз прочистил горло. — Если… случится худшее, я сделаю для тебя все возможное… но сейчас ты должна следовать моим советам.
— И что ты советуешь, Майлз? — подозрительно спросила Миртл.
— Ты должна передать мне деньги и все остальное имущество Эразмуса, какое только можно. Мы притворимся, что оно принадлежит мне, что он сам отдал мне его.
— Ясно! — Голос Миртл был ледяным. — Вот к чему ты клонишь!
Фейт рассердилась, хотя и была озадачена. О какой опасности твердит дядюшка? Почему он хочет заполучить имущество отца?
— Это единственный разумный путь! — усталым, но добрым голосом заметил дядюшка Майлз. — Ты и сама это видишь! Как бы доктор Джеклерс ни восхищался тобой, он не сможет игнорировать улики, а Прайт не будет лгать под присягой, он сам это сказал.