Гнусные. Фрэнси повертела в уме это слово. Оно не значилось в ее словаре.
– Гнусные – что это значит?
– Я – говорила – как поступать – если – не знаешь – слова! – отчеканила мисс Гарндер.
– Да, я забыла.
Фрэнси взяла с полки большой словарь, нашла слово «гнусный» и стала читать. «Грязный». Грязный? Она представила своего папу в свежей манишке, с воротничком, который он менял каждый день, в отполированных до блеска ботинках, которые он начищал дважды в день. «Запачканный». Папа завел личную кружку в парикмахерской. «Низменный». Это слово Фрэнси пропустила, потому что смутно представляла его значение. «Безобразный». Вот уж нет! Как папа танцевал! Он был стройный и ловкий. В нем не было ничего безобразного. «Также подлый и низкий». Она вспомнила, сколько раз папа проявлял доброту и чуткость. Вспомнила, как все любили его за это. Ее лицо вспыхнуло. Дальше читать она не могла, потому что страница перед глазами расплылась. Фрэнси повернулась к мисс Гарндер с искаженным от гнева лицом:
– Не смейте обзывать нас таким словом!
– Вас? – тупо переспросила мисс Гарндер. – Мы же говорим о твоих рассказах, Фрэнси! Как можно, Фрэнси! – Мисс Гарндер повысила голос: – Ты меня поражаешь! Такая воспитанная девочка. А если я сообщу твоей матери, что ты грубишь учителю?
Фрэнси перепугалась. Грубость по отношению к учителю в Бруклине считалась преступлением, которое следует карать исправительной колонией для несовершеннолетних.
– Простите меня, пожалуйста. Пожалуйста, простите. Я не хотела, – униженно повторяла Фрэнси.
– Понимаю, – мягко сказала мисс Гарндер. Она обняла Фрэнси и прошла вместе с ней до двери. – Понимаю, что ты находишься под впечатлением от нашего разговора. «Гнусный» действительно ужасное слово, и это хорошо, что оно возмутило тебя. Это значит, ты правильно понимаешь его смысл. Возможно, теперь ты меня невзлюбишь, но поверь, я желаю тебе добра. В один прекрасный день ты вспомнишь мои слова и поблагодаришь меня за них.
Фрэнси мечтала, чтобы взрослые перестали произносить эту фразу. И без того бремя благодарности, которую, по их словам, она должна испытать в будущем, давило ей на плечи. Она представляла, что лучшие годы своей жизни потратит на поиски всех этих людей, чтобы сказать им: о, вы были правы, я так благодарна вам!
Мисс Гарндер вручила Фрэнси ее «гнусные» сочинения и пьесу со словами:
– Когда придешь домой, брось это в печь. И поднеси спичку. А когда бумага вспыхнет, повторяй: «Я сожгла все плохое. Я сожгла все плохое».
По дороге домой Фрэнси пыталась обдумать этот разговор. Она знала, что мисс Гарндер незлой человек. Она по-своему желала Фрэнси добра. Но то, что для мисс Гарндер было добром, не являлось добром для Фрэнси. Фрэнси начала осознавать, что некоторые образованные люди могут счесть ее жизнь отвратительной. Она думала – интересно, будет ли она сама стыдиться своего прошлого, если получит образование? Будет ли она стыдиться своих родных? Стыдиться своего красивого папы, такого легкомысленного, доброго и чуткого, стыдиться своей мужественной и прямодушной мамы, которая так гордится своей мамой, хотя та не умеет ни читать, ни писать, стыдиться своего брата Нили, такого славного и честного? Нет! Ни за что! Если образование заставит ее испытывать стыд за себя и за них, то она отказывается от образования. «Но я проучу эту мисс Гарндер, – поклялась Фрэнси. – Я докажу ей, что у меня есть воображение. Докажу во что бы то ни стало».
В тот же день она начала писать свой роман. Главную героиню звали Шерри Нола – эта девочка была рождена и воспитывалась в исключительной роскоши. Роман назывался «Это я» и представлял историю несбывшейся жизни Фрэнси.
Фрэнси успела написать двадцать страниц. Их заполняли подробные описания богатой обстановки в доме Шерри, панегирики великолепным нарядам Шерри и перечисления сказочных яств, которые поглощала героиня.
Закончив писать, Фрэнси через Джона, мужа Сисси, передаст роман в типографию, чтобы его напечатали, а потом принесет книгу мисс Гарндер. Фрэнси предавалась сладостным мечтам. Эта сцена все время крутилась у нее в голове. Она сочинила такой диалог.
ФРЭНСИ (протягивая свою книгу мисс Гарндер): Надеюсь, здесь вы не обнаружите ничего гнусного. Пожалуйста, считайте это моим выпускным сочинением. Полагаю, вас не смущает то, что оно напечатано?
(У мисс Гарндер отвисает челюсть. Фрэнси продолжает как ни в чем не бывало.)
По-моему, печатный текст читать удобнее, вы согласны?
(Мисс Гарндер читает, Фрэнси с рассеянным видом смотрит в окно.)
МИСС ГАРНДЕР (дочитав): О, Фрэнси! Это восхитительно!
ФРЭНСИ: Что-что?
(Выходя из задумчивости.)
Ах, вы о романе. Я накропала его в два счета. Это несложно – писать о том, чего не знаешь. Писать правду гораздо сложнее – сначала ее нужно пережить.
Это место Фрэнси зачеркнула. Она не хотела, чтобы мисс Гарндер подумала, будто Фрэнси обиделась. Она переписала.
ФРЭНСИ: Что-что?
(Спохватываясь.)
Ах, вы о романе! Рада, что вам понравилось.
МИСС ГАРНДЕР (застенчиво):
Фрэнси, могу я… могу я попросить у тебя автограф?
ФРЭНСИ: Ну конечно.
(Мисс Гарндер снимает колпачок со своей авторучки и протягивает ее Фрэнси. Фрэнси пишет: «С наилучшими пожеланиями от М. Фрэнсис К. Нолан.)
МИСС ГАРНДЕР (разглядывая автограф): Какая интересная подпись!
ФРЭНСИ: Просто мое полное имя.
МИСС ГАРНДЕР (застенчиво): Фрэнсис?
ФРЭНСИ: Будьте проще, обращайтесь ко мне как раньше.
МИСС ГАРНДЕР: Могу я попросить тебя приписать сверху, над твоей подписью, «Моему другу Мюриэль Гарндер»?
ФРЭНСИ (после едва заметной паузы): Почему бы и нет?
(С многозначительной улыбкой.) Я всегда писала то, что вы просили.
(Пишет.)
МИСС ГАРНДЕР (едва слышным шепотом): Благодарю.
ФРЭНСИ: Мисс Гарндер… конечно, сейчас это не важно… но не могли бы вы поставить мне оценку… как раньше?
(Мисс Гарндер берет ручку и выводит на обложке книги красными чернилами «ПЯТЬ С ПЛЮСОМ».)
Мечта была такой сладостной, что Фрэнси в лихорадке приступила к следующей главе. Она строчила без остановки, чтобы мечта поскорее стала явью. Она писала:
– Паркер, – позвала Шерри Нола личную горничную. – Что повар готовит сегодня на ужин?
– Грудку фазана в глазури, насколько я знаю. Еще будут спаржа из теплицы, привозные заморские грибы и мусс из ананасов, мисс Шерри.
– Надоело, никакой фантазии, – заметила Шерри.
– Да, мисс Шерри, – уважительно кивнула горничная.
– Как вам известно, Паркер, я люблю потакать своим капризам.
– Ваши капризы – закон для прислуги.
– Пусть мне подадут много разных десертов, а уж я сама составлю из них кушанье. Принесите дюжину шарлоток по-русски, слоеное пирожное с земляникой, кварту мороженого – непременно шоколадного, дюжину дамских пальчиков и коробку французского шоколада.
– Хорошо, мисс Шерри.
На страницу шлепнулась капля. Фрэнси посмотрела наверх. Нет, крыша не протекала, это у нее изо рта текли слюни. От голода сводило живот. Она пошла на кухню к плите, заглянула в кастрюлю. В воде плавала обглоданная кость. В хлебнице нашлось немного хлеба. Правда, черствого, но это лучше, чем ничего. Она отрезала ломтик, налила в чашку кофе и окунула в него хлеб, чтобы размочить. Пока ела, перечитывала только что написанное. И сделала поразительное открытие.
«Посмотри-ка, Фрэнси Нолан, – сказала она себе. – Эта история ничем не отличается от тех, которые так не понравились мисс Гарндер. Ты опять описываешь свой голод, и больше ничего. Только делаешь это по-дурацки, каким-то вывернутым наизнанку способом».
Фрэнси так разозлилась на свой роман, что разорвала тетрадку и бросила в печь. Когда пламя коснулось страниц, ее ярость стала еще сильнее, она побежала в спальню, вытащила из-под кровати коробку со своей писаниной. Бережно отложила в сторону четыре рассказа про папу, а остальное швырнула в печку. Все ее красивые сочинения, отмеченные пятерками, вспыхнули. На мгновение пламя ярко осветило слова, а потом страницы почернели и скукожились. «Вот огромный тополь, высокий и стройный, его силуэт резко выделяется на фоне неба». И еще: «Приветливо распахиваются небесные врата над головой. Стоит прекрасный октябрьский денек». Обрывок какого-то предложения: «…цветы шиповника подобны настойке из закатов, а дельфиниумы – экстракту небес».
«Я ведь никогда не видела тополей, про небесные врата прочитала где-то, и цветы эти я видела только в ботаническом атласе. И пятерки я получала за то, что складно врала». Она поворошила бумаги, чтобы горели быстрее. Когда от них остался один пепел, она запела: «Я сожгла все плохое. Я сожгла все плохое». Когда погас последний уголек, она торжественно провозгласила, обращаясь к бойлеру: «Вот и вся моя писательская карьера».
Вдруг ей стало страшно и одиноко. Она тосковала по отцу, очень тосковала. Не может быть, что он умер, просто не может быть. Скоро на лестнице раздастся «Молли Мэлоун», он поднимется наверх. Она откроет ему, и он скажет: «Привет, Примадонна!» А она ответит: «Папа, мне приснился страшный сон. Как будто ты умер». Потом она расскажет ему о разговоре с мисс Гарндер, и он найдет нужные слова, чтобы утешить ее. Фрэнси ждала, прислушиваясь. Может, и правда, ей все это снится. Но нет, сны не бывают такими длинными. Папа никогда не вернется.
Она положила голову на стол и заплакала. «Мама не любит меня так, как она любит Нили, – всхлипывала она. – Я делаю все, чтобы она полюбила меня. Сажусь к ней поближе, иду, куда она идет, делаю, что она велит. Но она никогда не полюбит меня так, как любил папа. С этим я ничего не могу поделать».
Тут она вспомнила мамино бледное лицо в трамвае, когда она откинула голову и закрыла глаза. Вспомнила, какой измученный вид у нее был. Мама любит ее. Конечно, любит. Просто она не умеет это выразить так, как умел папа. И мама очень хорошая. Вот сейчас у нее в любую минуту может родиться ребенок, а она все еще на работе. А что, если мама умрет во время родов? При этой мысли у Фрэнси в жилах кровь застыла. Что станет с ней и с Нили без мамы? Куда им деваться? Эви и Сисси бедны, не смогут их взять к себе. У них и места-то не хватит, чтобы там приютиться. Нет у них с Нили никого в целом свете, кроме мамы.