Мария Ромли лежала в своей узкой белоснежной постели. На голой стене над ее головой висело распятие.
Три ее дочери и Фрэнси, старшая внучка, стояли возле кровати.
– Ох, мне восемьдесят пять, и чует мое сердце, что это моя последняя болезнь. Я не боялась жизни, поэтому не боюсь смерти. Я не буду кривить душой и говорить: «Не плачьте обо мне, когда я умру». Я любила своих детей, старалась им быть хорошей матерью, и странно, если мои дети не заплачут обо мне. Но пусть ваши слезы будут светлыми и недолгими. И пусть они принесут вам мир и покой. Знайте, что я буду счастлива. Я увижусь с великими святыми, которых так любила всю жизнь.
Фрэнси показывала девушкам в комнате отдыха фотографии.
– Это Энни Лори, моя сестричка. Ей только полтора года, а уже бегает вовсю. А слышали бы вы, как она болтает!
– Какая славная!
– А это мой брат, Корнелиус. Он будет доктором.
– Какой славный!
– А это моя мама.
– Какая славная! И выглядит очень молодо.
– А это я на крыше.
– Какая славная крыша!
– Это я славная! – шутливо возмутилась Фрэнси. – Все мы славные, – рассмеялись девушки. – А начальница какая славная – старая корова. Хоть бы сдохла уже.
И девушки снова засмеялись. Они все смеялись и смеялись.
– Над чем вы смеетесь? – спросила Фрэнси.
– Ни над чем, – еще громче засмеялись они.
– Пусть лучше Фрэнси сходит. В прошлый раз, когда я попросил немецкой квашеной капусты, хозяин выставил меня из магазина, – пожаловался Нили.
– Теперь надо говорить «капуста по-французски», дурень, – сказала Фрэнси.
– Не обзывайся, – рассеянно пожурила Кэти.
– Вы знаете, что Гамбург-авеню переименовали в Вильсон-авеню? – спросила Фрэнси.
– Не понимаю, что заставляет людей делать подобные глупости, – вздохнула Кэти.
– Ты ведь не расскажешь маме? – с надеждой спросил Нили.
– Нет. Но тебе еще рано ходить с такой девушкой. Говорят, она дикая, – ответила Фрэнси.
– А кому нужна дрессированная девушка?
– Я бы не стала вмешиваться, но ты ничего не смыслишь в этих делах – ну я про секс.
– Да смыслю уж побольше твоего как-нибудь.
Он положил руку на бедро и пропищал тоненьким голоском:
– Ой, мама, от поцелуев у меня родится ребенок? Ой, мама, родится, да?
– Нили! Ты подслушивал!
– Еще бы! Стоял рядом в коридоре и слышал каждое слово.
– Как это низко…
– Между прочим, я много раз замечал, как ты притворяешься, что спишь, а сама слушаешь, о чем говорят мама, Эви и Сисси.
– Это другое дело. Должна же я быть в курсе, что у нас происходит.
– Фрэнси, Фрэнси! Семь часов. Пора вставать!
– Зачем?
– Ты должна быть на работе в восемь тридцать.
– Мама, скажи мне что-нибудь новое.
– Тебе сегодня шестнадцать лет.
– Скажи мне что-нибудь новое. Мне шестнадцать лет уже два года как.
– Значит, будет шестнадцать еще год.
– Похоже, мне всю жизнь будет шестнадцать.
– Я этому не удивлюсь.
– Я не шпионю, – сказала Кэти с негодованием. – Просто мне нужен был никель для газовщика, и я подумала, ты не станешь возражать. Ты же много раз залезала в мою сумочку за мелочью.
– Это другое дело, – ответила Фрэнси.
Кэти держала в руке маленькую фиолетовую пачку, в ней лежали ароматизированные сигареты с золотым обрезом. Одной недоставало.
– Ну вот, теперь ты знаешь самое ужасное, – сказала Фрэнси. – Я выкурила сигарету Мило.
– А они приятно пахнут, – заметила Кэти.
– Переходи к делу, мама. Прочитай мне нотацию, и покончим с этим.
– Когда во Франции погибает столько солдат, мир не рухнет, если ты выкуришь сигарету.
– Ладно, мама, ты уже вдоволь позабавилась – как в прошлом году, когда не возражала против кружевных панталон. Теперь выброси сигареты.
– Ни за что! Я разложу их по ящикам шкафа. Мои ночные рубашки будут приятно пахнуть.
– Думаю, в этом году не стоит покупать рождественские подарки. Лучше купим жареного цыпленка и большой торт в булочной, и фунт хорошего кофе, и…
– Нам же хватает денег на еду, – возразила Фрэнси. – Зачем тратить на нее рождественские деньги.
– Я хочу отдать их сестрам Тинмор на Рождество. Больше никто не берет у них уроков музыки – люди говорят, они устарели. Они голодают, а ведь мисс Лиззи была к нам так добра.
– Ну хорошо, – без особого воодушевления согласилась Фрэнси.
– Вот еще! – Нили с досады пнул стол.
– Не волнуйся, Нили, – рассмеялась Фрэнси. – Ты свой подарок получишь. Я куплю тебе в этом году коричневые гетры.
– Да заткнись ты!
– Не ругайтесь, – рассеянно пожурила Кэти.
– Хочу с тобой посоветоваться, мама. На летних курсах я познакомилась с молодым человеком. Он обещал писать, но ни разу не написал. Как ты думаешь, не покажусь ли я ему настырной, если пошлю рождественскую открытку?
– Настырной? Глупости! Пошли, если хочется. Терпеть не могу все эти женские штучки, охи и вздохи. Жизнь слишком коротка. Если встретился мужчина, которого полюбила, не теряй времени зря, не жеманься и не страдай. Идешь прямо к нему и говоришь: «Я тебя люблю. Давай поженимся». Конечно, так поступать можно, – спохватилась Кэти, – если ты уже достаточно взрослая, чтобы разобраться в своих чувствах.
– Я пошлю ему открытку, – решила Фрэнси.
– Мама, мы с Нили решили, что лучше выпьем кофе вместо молочного пунша.
– Хорошо.
Кэти убрала бутылку бренди обратно в шкаф.
– Только свари кофе покрепче, налей в чашку до половины, остальное долей горячим молоком, и мы встретим 1918 год французским «кафе о лэ», кофе с молоком.
– Сильвупле, пожалуйста, – вставил Нили.
– Да, то есть ви-ви-ви, – ответила мама. – Я тоже кое-что знаю по-французски.
Кэти держала в одной руке кофейник с горячим кофе, в другой – ковшик с горячим молоком и наливала одновременно кофе и молоко в чашки.
– Помню, у нас в доме не всегда было молоко. Тогда папа клал в чашку сливочное масло – если оно было. Говорил, что масло делают из сливок, поэтому оно вполне годится для кофе, – сказала мама.
Папа!..
Однажды весной, когда Фрэнси уже исполнилось шестнадцать лет, в солнечный день, в пять часов она вышла с работы и увидела Аниту, девушку, которая сидела за соседним аппаратом в том же ряду. Она стояла возле входа в Коммуникационную компанию с двумя солдатами. Один, коренастый коротышка, по-хозяйски держал Аниту за руку. Другой, высокий и неуклюжий, смущенно переминался с ноги на ногу. Анита отошла от них и отвела Фрэнси в сторонку.
– Фрэнси, помоги. Джоя отправляют в Европу, сегодня у него последнее увольнение перед отправкой, а мы помолвлены.
– Если вы уже помолвлены, то чем я могу помочь? Ты справилась сама, – пошутила Фрэнси.
– Я про того, другого парня. Выручи, а? Джою пришлось взять его с собой, будь он неладен. Они вроде как приятели, куда один, туда другой. Этот парень из какого-то пенсильванского захолустья, в Нью-Йорке не знает ни души. Он точно увяжется за нами, и я не смогу побыть с Джоем наедине. Ты должна выручить меня, Фрэнси. Три девушки уже отказались.
Фрэнси окинула оценивающим взглядом уроженца Пенсильвании, который стоял в полуметре от нее. Впечатления он не производил. Неудивительно, что три девушки отказались выручить Аниту. Тут его взгляд встретился с взглядом Фрэнси, и он медленно, смущенно улыбнулся. И вдруг этот совсем не красавчик оказался лучше любого красавчика. Эта задумчивая улыбка решила судьбу Фрэнси.
– Вот что, – сказала Фрэнси. – Брат сейчас должен быть на работе. Если дозвонюсь до него, то он передаст маме, что я задерживаюсь. Если не дозвонюсь, то пойду домой – мама будет волноваться, если я не приду к ужину.
– Давай скорей! Звони ему, – торопила Анита, роясь в кошельке. – Вот, держи никель для телефона.
Фрэнси позвонила из табачного магазина на углу. Она застала Нили у Макгэррити и предупредила его. Когда вышла обратно на улицу, оказалось, что Анита с Джоем уже ушли. Уроженец Пенсильвании стоял один и смущенно улыбался.
– А где Нита? – спросила Фрэнси.
– Они с Джоем сбежали.
Фрэнси пришла в смятение. Она полагала, что они пойдут вчетвером. Что теперь прикажете ей делать с этим долговязым незнакомцем?
– Я не виню их, – сказал он. – Хотят побыть вдвоем. Я и сам помолвлен. Знаю, каково это. Последнее увольнение, любимая девушка.
«Помолвлен, значит, – думала Фрэнси. – По крайней мере, не будет приставать».
– Но это не причина, чтобы вы возились со мной, – продолжал он. – Если вы покажете мне, где тут метро до Тридцать четвертой улицы – я этот город совсем не знаю, – то я вернусь в гостиницу. Если человеку нечем заняться, он всегда может писать письма, – он снова улыбнулся своей растерянной задумчивой улыбкой.
– Я только что предупредила родных, что задержусь. Так что если хотите…
– Хочу ли я? Вы спрашиваете! Да я счастлив буду. То есть большое спасибо, мисс…
– Нолан. Фрэнсис Нолан.
– Меня зовут Ли Райнор. Вообще-то Лео, но все почему-то произносят Ли. Очень рад знакомству, мисс Нолан, – он протянул ей руку.
– Я тоже рада, капрал Райнор.
Они пожали руки.
– О, вы заметили мои нашивки! – улыбнулся он на этот раз обрадованно. – Вы, наверное, проголодались после работы. У вас есть любимое место, где можно поужинать… то есть пообедать?
– Поужинать, конечно. Нет. У меня нет любимых мест. А у вас?
– А я хотел бы попробовать, что такое этот чоп суи, о котором все говорят.
– Тут недалеко есть неплохое место на Сорок второй улице. С музыкой.
– Тогда идем!
По дороге к метро он спросил:
– Мисс Нолан, вы не против, если я буду называть вас Фрэнсис?
– Не против. Хотя все зовут меня просто Фрэнси.
– Фрэнси! – повторил он. – Фрэнси, еще один вопрос. Вы не против, если я буду считать вас лучшей девушкой на свете – по крайней мере, этим вечером?
«Хм, – подумала Фрэнси. – А он шустрый, своего не упустит».