Бен выбрал для нее Мичиганский университет. Он сказал, что это либеральный государственный колледж, там сильный факультет английской филологии и низкая стоимость обучения. Фрэнси спросила: если Мичиганский университет так хорош, почему же он сам не поступил в него, а поехал на Средний Запад? Бен ответил, что он собирается в том штате работать, делать политическую карьеру и ему полезно свести знакомство с будущими влиятельными избирателями штата еще на студенческой скамье.
Бену исполнилось двадцать лет. Он занимался на курсах офицерского резерва при своем колледже и в военной форме выглядел бесподобно.
Бен!
Она посмотрела на средний палец левой руки – на нем кольцо. Кольцо, которое подарил Бен. На внутренней стороне выгравировано «Ф.Н. от Б.Б.». Он сказал, что за свои чувства отвечает, а вот она слишком молода, чтобы разобраться в своих. Поэтому он дарит ей кольцо в знак того, что он назвал их взаимной симпатией. У них в запасе еще пять лет, не меньше, до тех пор, когда они смогут пожениться, сказал он. За это время Фрэнси определится в своих чувствах. Если симпатия останется по-прежнему взаимной, он попросит ее принять уже совсем другое кольцо. Поскольку для того, чтобы разобраться в себе, в распоряжении Фрэнси имелось пять лет, она не слишком тяготилась необходимостью принимать решение, выходить ли замуж за Бена.
Бен, милый Бен!
Он окончил среднюю школу в январе 1918 года, сразу же поступил в колледж, набрал огромное количество предметов, а летом приехал в Бруклин, чтобы продолжить учебу на летних курсах – и, как он признался уже после их окончания, чтобы быть рядом с Фрэнси. И вот в сентябре 1918 года он возвращается в колледж, на занятия.
Добрый славный Бен!
Порядочный, честный, благородный, умный. Он-то отвечает за свои чувства. Он бы никогда не предложил девушке выйти за него замуж, чтобы на следующий день жениться на другой. Он бы никогда не попросил девушку написать ему о своей любви, чтобы потом показывать ее письмо другим людям. Кто угодно, только не Бен. Да, Бен замечательный. Фрэнси гордилась тем, что он ее друг. Но думала-то она все равно про Ли.
Ли!
Где-то он сейчас?
Он уплыл во Францию на таком же судне, которое сейчас покидает порт, – Фрэнси смотрела на длинную палубу, покрытую рулонами камуфляжа, и на сотни солдат с бледными лицами, стоявших на ней. С высоты казалось, будто в огромную подушку воткнули ряды булавок с белыми головками.
(«Фрэнси, я боюсь… Очень боюсь. Боюсь, что, если уеду, потеряю тебя… мы никогда больше не увидимся. Скажи, чтоб я не ездил домой…
– Мне кажется, ты правильно решил, что нужно повидаться с мамой перед тем, как…»)
Он воюет в составе Радужной дивизии – сейчас она сражается в районе Аргонского леса[23]. Может, он уже лежит под белым деревянным крестом? Если он погиб, то кто ей сообщит об этом? Уж точно не та женщина из Пенсильвании. «Элизабет Райнор (миссис)».
Анита несколько месяцев назад уволилась и адреса не оставила. Некого спросить… Негде узнать.
Вдруг ей безумно захотелось, чтобы его убили и он не достался той женщине из Пенсильвании.
Уже в следующее мгновение она молилась: «Господи, только сохрани ему жизнь, умоляю. И не важно, что он за человек и с кем он. Умоляю! Умоляю!.. И пусть время идет быстрее, чтобы я его скорее забыла!»
(«Да, ты будешь счастлива снова, даже не сомневайся. Но ты его никогда не забудешь».)
Мать ошибается. Наверняка ошибается, иначе как жить? Фрэнси жаждет забыть. Прошло уже четыре месяца после знакомства с Ли, а забыть не получается. («Счастлива снова… Но ты его никогда не забудешь».) Разве можно быть счастливой снова, пока не забудешь его?
О, Время, великий целитель, спаси меня, помоги забыть.
(«И каждый раз будешь влюбляться только потому, что другой тебе чем-то напомнит его».)
У Бена такая же задумчивая улыбка. Фрэнси вообразила, что влюблена в Бена больше года тому назад – задолго до того, как познакомилась с Ли. Значит, мамино правило не работает.
Ли, Ли!
Перерыв закончился, в комнату отдыха впорхнула новая стайка девушек. Наступил их черед отдыхать. Они тоже сгрудились возле пианино и стали петь одну за другой песенки «про улыбку». Фрэнси знала, что за этим последует.
Уходи, глупая, убегай, пока сердце не разорвалось от боли.
Но она не могла сдвинуться с места.
Девушки начали с песенки Теда Льюиса: «Когда моя крошка улыбается мне». Затем они, конечно, перешли к следующей – «Улыбка, которая дарит мне счастье». И вот оно:
Так поцелуй меня на прощанье
И улыбнись, я унесу воспоминанье…
(«Вспоминай обо мне каждый раз, когда услышишь эту песню. Думай обо мне…»)
Фрэнси выбежала из комнаты. В раздевалке выхватила из шкафчика серую шляпку, новую серую сумочку и перчатки. Бегом направилась к лифту.
Она оглядела похожую на ущелье улицу. Было темно и пусто. Высокий человек в военной форме стоял на крыльце соседнего здания. Он вышел из темноты и направился к ней с задумчивой смущенной улыбкой.
Фрэнси зажмурилась. Бабушка говорила, что женщины Ромли обладают способностью видеть призраки тех, кого любили. Фрэнси не верила в это, потому что ей ни разу не являлся папа, а уж как она его любила. Но сейчас… сейчас…
– Здравствуй, Фрэнси.
Фрэнси открыла глаза. Нет, это не призрак.
– Я подумал, тебе будет грустно сегодня – как-никак последний день на работе. Вот и решил тебя встретить. Удивлена?
– Нет. Я знала, что ты придешь.
– Голодная?
– Как волк!
– Куда пойдем? В кафе-автомат или хочешь чоп суи?
– Нет, только не туда!
– К Чайлдзу?
– Да. Пойдем к Чайлдзу, выпьем кофе со сливочным кексом.
Он взял ее под руку.
– Фрэнси, у тебя странный вид сегодня. Ты не сердишься на меня, нет?
– Нет.
– Рада, что я пришел?
– Да, – тихо сказала она. – Я очень рада видеть тебя, Бен.
Суббота! Последняя суббота на старой квартире. Завтра Кэти венчается, а из церкви они сразу поедут на новое место. В понедельник грузчики придут за вещами. Почти всю обстановку они оставляют новой уборщице. С собой забирают только личные вещи и мебель из гостиной. Фрэнси выбрала зеленый ковер с большими розами, кремовые кружевные занавески и милое маленькое пианино. Все это будет находиться в выделенной для нее комнате в новой квартире.
Кэти настояла на том, что в эту субботу отработает как обычно. Все рассмеялись, когда мать появилась со шваброй и ведром в руках. В качестве свадебного подарка Макшейн выписал ей чек на тысячу долларов. По меркам Ноланов, Кэти превратилась в богачку и могла сидеть сложа руки. И все же она решила выйти на работу в последний раз. Фрэнси подозревала, что мать привязалась к домам, которые опекала столько лет, и хочет на прощание надраить их до блеска.
Фрэнси без зазрения совести порылась в материнской сумочке и обнаружила, что в чековой книжке оторван только один листок, а на корешке – загадочная надпись:
№ 1
Дата: 20 сентября 1918 года
Получатель: Эва Флиттман
Основание: Потому что она моя сестра
На счете: 1000.00
Сумма перевода: 200.00
Остаток: 800.00
Фрэнси ломала голову: откуда взялась эта сумма? Почему не пятьдесят долларов и не пятьсот? Почему именно двести? Потом она сообразила. Двести долларов – сумма, на которую застрахован дядя Вилли и которая причитается Эви в случае его смерти. Очевидно, Кэти не сомневается в том, что Вилли плохо кончит.
На свадебное платье Кэти не потратила из подаренной Макшейном суммы ни копейки. Она сказала, что не хочет тратить эти деньги на себя, пока они с Макшейном не повенчаются. Чтобы купить платье, она позаимствовала из тех денег, которые скопила для Фрэнси, и пообещала, что выпишет ей чек сразу после церковной церемонии.
В эту последнюю субботу Фрэнси утром посадила Лори в ее двухколесную коляску и повезла на прогулку. Они проехали по улице, долго стояли на углу, и Фрэнси смотрела, как дети по Манхэттен-авеню тащат утиль в лавку Карни. Фрэнси проделала тот же путь и зашла в лавку Чарли, когда там было затишье. Она положила на прилавок пятьдесят центов и объявила, что покупает все лотерейные билетики.
– А, Фрэнси! Ты чего, Фрэнси, – сказал он.
– Я не буду тянуть билетики. Просто заберу все призы.
– Ну, слушай!
– Значит, среди билетиков нет выигрышных, правильно, Чарли?
– Помилуй, Фрэнси, ты хочешь, чтобы я протянул ноги, дела-то в лавке идут еле-еле, не доход, а слезы.
– Я всегда думала, что твоя лотерея – сплошное жульничество. Как тебе не стыдно – столько лет дурачишь детей.
– Не говори так. Я даю им конфету ценой в пенни взамен центов, которые они оставляют здесь. А лотерея нужна для забавы, так ведь интересней.
– И еще лотерея нужна, чтобы дети возвращались к тебе снова и снова – в надежде выиграть.
– Если они не придут ко мне, они пойдут через дорогу к Джимпи, так ведь? А уж лучше пусть ходят ко мне, я как-никак человек женатый. И не затаскиваю девочек в кладовку, ясно? – с достоинством сказал Чарли.
– Что ж. В твоих словах есть доля правды. Скажи, а не найдется ли у тебя куклы за пятьдесят центов?
Он вытащил из-под прилавка куклу с уродской физиономией.
– Вот только что отдал за нее шестьдесят пять центов, но тебе уступлю за пятьдесят.
– Я дам тебе пятьдесят центов при условии, что ты повесишь ее как приз и позволишь какому-нибудь ребенку выиграть.
– Сама посуди, Фрэнси. Выиграет один – захотят выиграть и другие, так ведь? Нет, это послужит плохим примером.
– О, ради Иисуса милосердного, – искренне взмолилась Фрэнси. – Ну дай ты хоть кому-нибудь выиграть хоть раз!
– Ну хорошо, хорошо! Только не волнуйся так, прошу тебя.
– Я просто хочу, чтобы кому-нибудь из детей повезло просто так.