Между тем наставник Юн за 50 чон купил красный билет низкой категории. Пройдя внутрь, он занял лучшее место в первом ряду нижнего яруса, став таким образом первым зрителем в пустом зале.
Спустя некоторое время в помещение вошел джентльмен в европейском костюме лет сорока, лишь самую малость уступавший господину наставнику в расторопности, и тоже устроился в первом ряду.
Отчего-то этот джентльмен от самого входа не отрываясь смотрел на господина Юна, и его интерес, казалось, только возрастал. Наконец, мужчина пересел на соседнее с ним место. Несколько минут он сидел молча, тем самым выражая свое почтение господину наставнику, но его желание заговорить было настолько велико, что он, не выдержав, со всей возможной вежливостью заметил:
— В последнее время, я смотрю, концерты пользуются популярностью.
Однако наставнику Юну совсем не хотелось заводить бесполезных разговоров с незнакомцем, к тому же он знать не знал, что означает это слово «популярность».
— Да-а! — машинально ответил он, не прибавив ни слова.
Джентльмен в костюме немного помолчал в недоумении и снова заговорил:
— Интересно, сколько же нужно учиться, чтобы стать выдающимся артистом?
Наставнику Юну уже начинал надоедать этот любитель поговорить, поэтому он небрежно бросил:
— Кто его знает…
— Ха-ха, да будет вам!
— Что будет?.. Я песни умею и люблю слушать, а не исполнять!
— Да быть такого не может! Если сам Ли Донбэк не умеет петь, то кто умеет?
Так вот оно что! Стало быть, мужчина принял его за известного артиста Ли Донбэка! Невозможно передать словами, как в этот момент наставник Юн кипел от переполнявшего его возмущения. Запас его терпения на соблюдение приличий сегодня уже был исчерпан, и, если бы только господин наставник находился не в концертном зале, а у себя дома, он приказал бы выкинуть наглеца вон за ворота.
Впрочем, чего только не повидал на своем веку наставник Юн: ему и лезвие ножа приставляли к горлу, и направляли дуло пистолета прямо в грудь. Ему были хорошо знакомы и нравы нового времени: он знал, что бездумное раздавание приказов налево и направо может обернуться и против него.
Поэтому господин наставник заставил себя успокоиться и показал мужчине свой билет, тем самым подтверждая, что он тоже зритель. Тем не менее, к его величайшему удивлению, джентльмен в костюме не рассыпался в извинениях, а только покачал головой и произнес: «А, так вот оно что… Стало быть, я ошибся». Это вызвало у наставника Юна новый прилив негодования, но раз уж он решил терпеть, то и на этот раз он молча подавил его.
И тут появился еще один человек в костюме. Да, сегодня господину наставнику явно не везло. Искусственный цветок на воротничке вновь вошедшего выдавал в нем билетера. Проходя мимо наставника Юна, он заметил, что тот сидит на белом месте, тогда как в руке у него красный билет. Вот если б билетер не увидел этот красный корешок, то ему бы и в голову не пришло, что господин с такой благородной внешностью способен на нечто подобное.
— Это белая зона. Будьте добры, пройдите наверх. — Вежливо обратился билетер к господину наставнику.
Но тот не знал таких новых обозначений, как «белая зона», и поэтому указание подняться на второй этаж стало для него неожиданностью.
— Это ты мне велишь на второй этаж идти?
— Здесь белая зона, а у вас, как я вижу, нет соответствующего билета, поэтому вам следует пройти в красную зону, что на втором этаже.
— Ка-ак?! Это ведь билет низкой категории! Я у тебя же его и купил за 50 чон! Вот, погляди-ка!
— Все верно. Как вы и говорите, это билет низкой категории. А вы сидите в высокой, поэтому, пожалуйста, пройдите вон туда, в низкую зону.
— Так это высокая категория? А та, что наверху, называется низкой?
— Да-а.
— Это как же так вышло? Верхний ярус называется низкой категорией, а нижний — высокой?! Впервые такое слышу за семьдесят лет жизни!
— И все же, здесь, внизу, высокая категория, а там, наверху, — низкая.
— Погоди, это, получается, мы не в Корее, а в Европе находимся? И оттого все наоборот?
— Ха-ха-ха, теперь везде так. Все же, если желаете остаться, можете заплатить еще 1 вону за место в белой зоне и наслаждаться представлением.
— Ну уж нет! Для меня это низкая категория, тут и буду смотреть!
Смущенный тем, что обладатель столь внушительных размеров и столь впечатляющей внешности ведет себя как избалованный ребенок, билетер решил уступить, и в итоге наставник Юн со своим красным билетом остался в белой зоне. В данном случае это упорство не было его очередной уверткой от оплаты. Господин наставник действительно был уверен, что в Пумингване нижний этаж и является низкой категорией. По опыту он знал, что лучшие места в первом ряду нижнего яруса (то есть, как он считал, низкой категории), откуда четко слышны слова песен, а каждое движение кисэн и артистов видно как на ладони; к тому же билет туда практически ничего не стоит. Исходя из такого понимания, господин Юн и в этот раз купил билет низкой категории и занял место на нижнем ярусе, которое, как оказалось, находилось в белой зоне и стоило в 3 раза дороже. Но благодаря своей чрезмерной то ли наглости, то ли упрямству, он настоял на своем и остался в белой зоне. Более того, в отличие от обыкновенных театров, где самые первые ряды относятся к низкой категории и поэтому там голытьбы набивается как сельдей в бочке, а внушительные размеры наставника Юна, зажатого толпой, делают его объектом насмешек, сегодня на нижнем ярусе для высших слоев общества не было бедноты, и можно было наслаждаться и солидным видом любителей музыки, и красотой кисэн.
С удовольствием досмотрев представление до конца, господин наставник отправил Чхунсим домой в Чхончжиндон пешком, а сам пошел к остановке трамвая. Но при мысли о том, что ему придется садиться в трамвай вместе с толпой остальных зрителей, потом ждать автобус и, в довершение всего, выйдя на перекрестке Чэдон, взбираться в гору к району Кедон, ему стало не по себе. В общем-то, имея купюру в 10 вон, можно снова проехать бесплатно, но вдруг как будто необъяснимый страх пронзил наставника Юна. «А что я буду делать со всеми этими деньгами?» — мелькнуло у него в голове, и он, передумав, тут же поймал рикшу. В конце концов господин наставник оказался у ворот своего дома раздосадованный тем, что заплатил рикше лишних 5 чон.
Обычно все ворота были закрыты, включая боковые, которые запирались изнутри. Однако в этот раз они были распахнуты настежь.
Когда большие ворота были открыты, господину наставнику всегда казалось, что его состояние вытекает через них, не оставляя и следа, а его двор заполняют всяческие невзгоды, и поэтому было строго запрещено их открывать, за исключением тех редких случаев, когда во двор въезжала большая повозка с дровами. Это было строжайшим правилом в доме наставника Юна.
Посему большие ворота всегда запирались, и все без исключения, стар или млад, господин или батрак, должны были пользоваться боковыми воротами, которые, впрочем, также надлежало плотно закрывать, ведь если бы ворота оставались открытыми, а сегодня случилось именно это, то попрошайки и прочие незваные гости могли беспрепятственно войти внутрь, что представляло собой немалую опасность.
Разумеется, сколь бы долго они ни протягивали руку, им не подавали ни гроша, но с ними непременно приходилось ругаться, что было делом весьма утомительным. Именно поэтому открытые боковые ворота вызывали яростный гнев у наставника Юна, и он сразу же начинал выяснять, кто из бестолковых домочадцев совершил такую глупость.
Разозленный господин наставник втиснулся в крошечные боковые ворота, затратив на это столько усилий, сколько понадобилось бы верблюду, чтобы пройти сквозь игольное ушко, и сразу же с грохотом захлопнул их. Навстречу ему выбежал слуга Самнам. Вид у него был несуразный: его голова со светлыми курчавыми волосами напоминала голову теленка, не ходившего в ярме, к тому же она была такой большой, что и вовсе выглядела чужой. Глаза у него сильно косили, и ему приходилось поворачивать голову в сторону, чтобы смотреть на кого-либо прямо, а нос был настолько вздернут, что во время дождя Самнам был вынужден наклонять голову.
Юноше было двадцать лет, но, видимо, половина жизни прошла для него так быстро, что он не успел вырасти и выглядел лет на десять. Наставник Юн ценил Самнама очень высоко. Умную прислугу он никогда не нанимал, считая, что она склонна подворовывать. А все потому, что однажды, когда господин наставник еще жил в деревне, он уже обжегся, наняв сообразительного мальчика, и тот не упускал случая что-нибудь украсть.
Самнам был сыном местного лесника и слыл дурачком в округе, за это наставник Юн и взял его на испытательный срок, по прошествии которого окончательно убедился в том, какой дар небесный ему достался. Конечно, временами из-за тугодумия Самнама с ним было крайне тяжело изъясняться, но зато на протяжении всего года он не то что монеты, спички не взял без спроса. К тому же он, будучи сыном лесника, не имел отвратительной привычки, характерной для его сверстников, просить жалованье за свой труд. Что и говорить, второго такого сокровища на всем белом свете не сыщешь.
Вот почему обычно господин наставник при виде глубоко кланяющегося Самнама был с ним дружелюбен, однако сегодня он был настолько зол, что обрушил весь свой гнев на того, кто первым подвернулся под руку, проорав:
— Эй ты! Чья это паршивая рука оставила ворота раскрытыми настежь? А?
— Это не я! Госпожа только что вернулась, верно, это она не закрыла…
Госпожой в этом доме повелось называть его теперешнюю хозяйку, невестку наставника Юна.
— Ах так! Чтоб ее, паршивку! — выругался господин наставник на свою невестку.
Кого бы он ни бранил — будь то невестка, дочь, жена внука, ныне покойная собственная жена или давняя наложница, — у него вошло в привычку употреблять выражение «чтоб ее», подобно артиклю в европейских языках. Для мужчин же у него было припасено «черт бы его побрал»…